Энн в Эвонли - Монтгомери Люси Мод. Страница 10

Следующую остановку девушки сделали у Теодора Уайта. Ни Энн, ни Диана никогда не бывали в этом доме и только издали видели миссис Уайт, которая не любила гостей. Девушки даже не знали, в какую дверь стучаться — переднюю или заднюю. Пока они шепотом обсуждали эту проблему, миссис Уайт вышла из передней двери с охапкой старых газет в руках. Безо всяких объяснений она положила по газете на каждую ступеньку крыльца, а потом застелила газетами дорожку вплоть до самых ног своих изумленных посетительниц.

— Пожалуйста, вытрите хорошенько ноги о траву и потом пройдите в дом по этим газетам, — велела она. — Я только что подмела весь дом и не хочу, чтобы туда снова натащили грязи. После вчерашнего дождя дорожка никак не просохнет.

— Только не вздумай рассмеяться, — тихонько прошептала Энн Диане, ступая по газетам. — И пожалуйста, Диана, не смотри на меня, а то я сама расхохочусь.

Дорожка из газет привела их сначала в прихожую, а далее — в тщательно вылизанную маленькую гостиную. Энн и Диана осторожно сели на ближайшие к двери стулья и объяснили цель своего визита. Миссис Уайт вежливо выслушала их, только дважды перебив: один раз, чтобы выгнать осмелившуюся пробраться в гостиную муху, а другой — чтобы поднять с пола крошечную травинку, которая упала с платья Энн. Энн почувствовала себя ужасной преступницей при виде этой травинки, но миссис Уайт подписалась на два доллара и тут же выложила деньги.

— Чтобы мы больше уже не приходили, — пояснила Диана, когда они вышли из ее дома.

Пока они отвязывали лошадей, миссис Уайт собрала газеты, и, отъезжая, они увидели, как она снова старательно подметает прихожую.

— Сколько раз слышала, что миссис Уайт помешана на чистоте, и вот теперь сама в этом убедилась, — проговорила Диана, когда они отъехали на некоторое расстояние, и наконец дала выход душившему ее смеху.

— Хорошо, что у нее нет детей, — порадовалась Энн. — У них была бы невыносимая жизнь.

Визит в дом миссис Изабеллы Спенсер тоже не доставил девушкам удовольствия. Хозяйка успела сообщить им почти о каждом жителе Эвонли какую-нибудь гадость.

Мистер Томас Боултер наотрез отказался жертвовать деньги на ремонт клуба под тем предлогом, что двадцать лет назад клуб построили не там, где он считал нужным.

Миссис Эстер Бэлл, которая со стороны казалась женщиной, пышущей здоровьем, полчаса рассказывала девушкам про все свои болезни и немощи и потом с грустным видом подписалась на пятьдесят центов, сказав, что в будущем году она им, наверное, помочь не сможет, так как будет уже в могиле.

Однако хуже всего девушек приняли в доме Саймона Флетчера. Въехав во двор, они заметили в окнах два лица, но сколько они ни стучали в дверь, им не открыли. Рассерженные и обиженные, девушки уехали со двора ни с чем. Даже Энн признала, что, видимо, много им на этой дороге не собрать. Но тут дела пошли на лад. После Саймона Флетчера они посетили несколько ферм, в которых жили разные члены семейства Слоунов. Здесь хозяева не скупились на пожертвования, и дальше девушкам очень везло.

В конце своей миссии они заехали к Роберту Диксону, который жил недалеко от моста через пруд. Там их пригласили выпить чаю, и, хотя они были в двух шагах от дома, они согласились, чтобы не обидеть миссис Диксон, которая слыла очень мнительной особой.

Пока они сидели у миссис Диксон, к ней пришла жена Джеймса Уайта.

— Я только что была у Лоренцо — он от радости ног под собой не чует, — объявила она. — У него родился сын… а после семи девочек — это событие.

Энн навострила уши. Когда они с Дианой уселись в тележку, она сказала:

— Едем к Лоренцо Уайту!

— Но он же живет на дороге в Белые Пески, — возразила Диана. — К нему заедут Джильберт с Фредом.

— Да, но они собираются к нему только в субботу, а тогда будет уже поздно, — твердо заявила Энн. — Лоренцо уже привыкнет к мысли, что у него родился сын. Он ведь жадный, а сейчас, на радостях, раскошелится не задумываясь. Нельзя упускать такой случай, Диана.

Результат вполне оправдал ожидания Энн. Мистер Лоренцо Уайт встретил их во дворе, лицо его сияло, как солнце на Пасху. Когда Энн попросила у него взнос на ремонт клуба, он тут же согласился:

— Конечно, с удовольствием. Запишите на мое имя сумму на доллар выше, чем вам уже дал кто-нибудь другой.

— Тогда пять долларов… Мистер Блэр дал четыре, — с некоторой опаской сказала Энн.

Но Лоренцо и глазом не моргнул:

— Пять так пять… Держите. А теперь пойдемте в дом. Я хочу вам кое-что показать. Его еще почти никто не видел. Поглядите и скажите, как он вам нравится.

— А что мы скажем, если ребенок некрасивый? — испуганно прошептала Диана, входя вместе с Энн в дом вслед за Лоренцо.

— Ну, о ребенке всегда можно сказать что-нибудь хорошее, — безмятежно бросила Энн.

Но ребенок оказался пухленьким и очень хорошеньким, и девушки так громко и искренне им восхищались, что мистер Уайт решил, что потратил деньги не зря. И это был первый, последний и единственный случай, когда Лоренцо Уайт раскошелился на общее дело.

Хотя Энн сильно устала за день, она решила нанести еще один визит вечером — к мистеру Гаррисону, который, как всегда, курил на веранде трубку в обществе Веселого Роджера. Вообще-то говоря, его ферма стояла на дороге в Кармоди, но Джейн и Герти, которые не были с ним знакомы и слышали, что у него сварливый характер, попросили Энн зайти к нему.

Однако мистер Гаррисон наотрез отказался пожертвовать на клуб хоть цент, и все уговоры Энн закончились ничем.

— Но вы же как будто одобряли наше общество, мистер Гаррисон!

— Ну и что? Да, одобряю, но не до такой степени, чтобы тратить на него деньги.

— Еще один такой денек, и я стану такой же пессимисткой, как мисс Элиза Эндрюс, — сообщила Энн вечером своему отражению в зеркале.

Глава седьмая

ПО ВЕЛЕНИЮ ДОЛГА

Энн откинулась на спинку стула и вздохнула. Был октябрьский вечер, она сидела за столом, заваленным учебниками и тетрадями, но лежащие перед ней густо исписанные листки не имели никакого отношения к урокам или занятиям по подготовке в университет.

— Что у тебя не ладится? — спросил Джильберт, который в эту минуту вошел на кухню и услышал ее вздох.

Энн покраснела и подсунула исписанные листки под стопку школьных сочинений.

— Да ничего ужасного. Просто я пыталась, как мне советовал профессор Гамильтон, выразить некоторые свои мысли на бумаге, но что-то у меня ничего не получается. В записанном виде мои фантазии кажутся мне глупыми и надуманными. Да и свободного времени у меня очень мало.

ока проверишь тетрадки, уже не хочется ничего сочинять. — Но дела в школе у тебя идут прекрасно, Энн. Дети в тебе души не чают, — утешил ее Джильберт, садясь на каменный приступок у плиты.

— Не все. Энтони Пайн меня не любит. Более того, он меня не уважает, просто презирает, и, должна тебе признаться, Джильберт, это меня страшно огорчает. Он вовсе не плохой мальчик, озорной только, но не хуже других. В общем-то он меня слушается, но выполняет мои поручения с таким презрительно-снисходительным видом, словно просто не хочет опускаться до споров со мной… И это очень плохо влияет на остальных. Чего я только не делала, чтобы завоевать его доверие, но теперь мне уже кажется, что это безнадежно. Он ведь славный паренек, хоть и Пайн, и я бы хотела перебороть его враждебность.

— Наверное, он просто наслушался всякого у себя дома.

— Нет, не только это. Энтони — очень независимый мальчик и думает сам за себя. Просто он раньше всегда учился у мужчин-учителей и считает, что женщины-учительницы никуда не годятся. Ну ладно, посмотрим, может быть, доброта и терпение еще возьмут свое. Я люблю преодолевать трудности, и мне очень интересно учительствовать. У меня есть Поль Ирвинг, который один стоит всех остальных. Какой же это милый мальчик, Джильберт, да к тому же у него необыкновенные способности. Я убеждена, когда-нибудь он прославится.