Энн в Эвонли - Монтгомери Люси Мод. Страница 45

— Я так счастлива, — сказала Диана. — А тебе не кажется смешным, что я вдруг оказалась помолвленной с Фредом?

— А как это — быть помолвленной, что при этом чувствуешь? — поинтересовалась Энн.

— Ну, это, наверное, зависит от того, с кем ты помолвлена, — ответила Диана тем раздражающе-самоуверенным тоном, каким девушки, уже нашедшие жениха, говорят с подругами, которым это еще не удалось. — Быть помолвленной с Фредом — восхитительно… Но я просто не представляю себе, как можно быть помолвленной с кем-нибудь другим… наверное, это ужасно.

— Ну, поскольку в мире всего один Фред, всем прочим остается только записаться в старые девы, — засмеялась Энн.

— Энн, ты просто не понимаешь, — с досадой сказала Диана. — Я совсем другое имела в виду… не знаю даже, как объяснить. Ну ничего, придет твой черед, тогда поймешь.

— Диана, милая, я и сейчас все отлично понимаю. Для чего же человеку дано воображение, если не для того, чтобы читать по глазам то, что происходит в сердцах!

— Ты будешь подружкой на моей свадьбе, Энн? Обещай, что приедешь на свадьбу, когда бы она ни состоялась и где бы ты в это время ни находилась.

— Я приеду, если будет нужно, даже с другого конца света, — поклялась Энн.

— Но свадьба, наверное, состоится еще не скоро. — Диана покраснела. — Не раньше чем через три года. Мне ведь только восемнадцать лет, и мама говорит, что она ни одной своей дочери не позволит выйти замуж до совершеннолетия. Кроме того, отец Фреда собирается купить для него ферму Абрахама Флетчера и говорит, что передаст ее Фреду, только когда они выплатят за нее по крайней мере две трети цены. Но три года — это не так уж много времени для того, чтобы научиться вести хозяйство. Я ведь совсем не умею ни шить, ни вышивать. Завтра начну обвязывать салфетки. У Миры Джиллис, когда она выходила замуж, было тридцать семь салфеток, и я собираюсь приготовить по крайней мере столько же.

— Да, ты права, вести хозяйство с тридцатью шестью салфетками просто немыслимо, — кивнула Энн, изо всех сил стараясь сохранить серьезную мину.

Диана надула губы.

— Вот уж не думала, что ты будешь надо мной насмехаться, Энн, — с укоризной сказала она.

— Милая Диана, да я вовсе не насмехаюсь! — с раскаянием в голосе воскликнула Энн. — Я тебя просто немного поддразнила. Я убеждена, из тебя получится прелестная хозяйка. И замечательно, что ты уже сейчас думаешь о том, как украсить свой дом светлого счастья.

Не успела Энн произнести слова «дом светлого счастья», как ее воображение принялось за работу, и она стала в уме представлять себе свой собственный «дом светлого счастья». В этом доме, разумеется, жил его хозяин и ее идеал — человек с гордым меланхоличным взглядом; но почему-то тут же присутствовал и Джильберт Блайт — он помогал ей развешивать картины, разбивать клумбы в саду и заниматься сотнями других малых дел, что гордый и меланхоличный герой ее романа, видимо, считал ниже своего достоинства. Энн попыталась изгнать образ Джильберта из своего испанского замка, но он не хотел уходить, и в конце концов она махнула на него рукой и так усердно принялась строить свое воздушное сооружение, что дом был готов и полностью обставлен, прежде чем Диана успела ответить на ее слова.

— Наверное, ты удивляешься, Энн, что я полюбила Фреда, который совсем не высокий, и не стройный, и вообще не похож на мой идеал будущего мужа… Но знаешь, мне как-то неважно, высокий Фред или нет, мне даже не хотелось бы, чтобы он был высоким и стройным, потому что тогда… видишь ли… тогда он уже не был бы Фредом. Правда, мы будем такой аппетитной толстенькой парой, — грустно добавила Диана, — но это все же лучше, чем если бы я была маленькой и толстенькой, а мой муж высоким и стройным — как Морган Слоун и его жена. Миссис Линд говорит, что каждый раз, когда она их видит, ей приходят на память Пат и Паташон.

«Что ж, — сказала себе Энн, расчесывая волосы перед сном, — я рада, что Диана счастлива и довольна своим выбором. Но когда придет мой черед… если это когда-нибудь случится… мне хочется верить, что мой роман не будет таким обыденным. Однако ведь и Диана когда-то так же думала. Сколько раз она говорила, что никогда не пойдет замуж за какого-нибудь скучного работягу-соседа… что ее жених должен будет сделать что-то особенное, чтобы завоевать ее любовь. И вот все ее взгляды изменились. Может быть, и мои изменятся? Нет, ни за что… я ни за что не откажусь от своего идеала. Как это все-таки осложняет жизнь, когда твоя закадычная подруга вдруг решает выйти замуж».

Глава двадцать седьмая

СВАДЬБА В КАМЕННОМ ДОМИКЕ

Наступила последняя неделя августа, а с ней и день, на который была назначена свадьба мисс Лаванды. Через две недели Энн и Джильберт уедут в Редмонд. Через неделю миссис Рэйчел Линд переедет в Грингейбл и расположится в бывшей комнате для гостей, которую Ма-рилла с Энн уже для нее приготовили. Миссис Линд устроила аукцион, на котором распродала всю ненужную мебель и домашнюю утварь, а сейчас с увлечением занималась любимым делом — помогала мистеру и миссис Аллан готовиться к отъезду и укладывать вещи. В следующее воскресенье мистер Аллан прочтет в церкви прощальную проповедь. Сколько перемен происходило в Эвонли! Это были в основном радостные, счастливые перемены, но все равно они вызывали у Энн легкую грусть — навсегда уходило старое и привычное.

— Что ж, перемены не всегда приносят удовольствие, но все равно мир должен меняться, — философски заметил мистер Гаррисон. — Ну, года два от силы, а если все и дальше будет оставаться неизменным, мы начнем зарастать мхом.

Мистер Гаррисон сидел на веранде и курил трубку. Его жена скрепя сердце разрешила ему курить в доме — при условии, что он будет это делать у открытого окна. В благодарность за уступку мистер Гаррисон, если погода благоприятствовала, старался курить на улице — и обе стороны были довольны друг другом.

Энн пришла к Гаррисонам попросить у Эмили букетик ее желтых георгинов. Вечером они с Дианой собирались в Приют Радушного Эха помогать мисс Лаванде и Шарлотте в приготовлениях к завтрашнему венчанию. Мисс Лаванда не сажала у себя в саду георгины и вообще их не любила: они не вписывались в ее старомодный неяркий садик. Но в это лето в Эвонли почти все цветы побило градом, и Энн с Дианой решили, что букетик желтых георгинов в старом кувшине кремового цвета будет отлично смотреться на фоне темно-красных обоев на полутемной площадке лестницы.

— А ты, значит, через две недели уезжаешь в университет? — спросил мистер Гаррисон. — Мы с Эмили будем по тебе скучать. Хотя вместо тебя в Грингейбле станет жить миссис Линд. Как подумаешь — незаменимых на этом свете, видно, нет.

Ироничный тон, которым мистер Гаррисон произнес эти внешне невинные слова, просто невозможно передать на бумаге. Несмотря на то что его жена подружилась с миссис Линд, его собственное отношение к этой достойной особе, даже при новом режиме, можно было в лучшем случае назвать вооруженным нейтралитетом.

— Да, уезжаю, — кивнула Энн. — Я радуюсь этому и одновременно горюю.

— Ты, верно, соберешь все медали и призы, которые у них там есть?

— Попробую получить хоть один… или два, — призналась Энн, — но сейчас для меня это уже не так важно, как два года назад. Я еду в университет главным образом для того, чтобы узнать, как лучше прожить жизнь и принести при этом максимум пользы. Хочу научиться понимать себя и людей, помогать им.

Мистер Гаррисон одобрительно хмыкнул:

— Вот и правильно. Для этого и существует высшее образование — а не для того, чтобы печь разных там бакалавров, напичканных знаниями и гонором под завязку, так что ни для чего другого уже не остается места. Ты права, Энн. Тебе, я думаю, университет не повредит.

После чая Диана и Энн поехали в Приют Радушного Эха, забрав с собой все трофеи своих набегов на собственные и соседские клумбы. В каменном домике царило страшное волнение. Шарлотта Четвертая носилась взад и вперед с такой энергией и скоростью, что в глазах просто рябило от ее голубых бантов.