Узник страсти - Блейк Дженнифер. Страница 28

– А многие леди спрашивают костюмы? – спросила Селестина.

Мадам Люссан быстро кивнула.

– Очень многие. Мужчинам придется уступить улицы слабому полу, вместо того чтобы заставлять их следить за происходящим с балконов, как будто это театральное представление. Но я отвлекаюсь. Ну-ка, скажите мне, что вы хотите больше всего? Какой костюм вы выберете, чтобы затмить всех остальных? В конце концов весь смысл Марди Гра именно в этом!

Аня с трудом оторвала взгляд от козлиной маски с длинной белой бородой, красными острыми рогами, с такими обычно изображают дьявола, и явно похотливым взглядом стеклянных глаз.

– У меня нет ни малейшего представления о том, чего я хочу или кем хотела бы быть, – сказала она с улыбкой. – Я просто сама не знаю.

– Так обычно и бывает, – сказала, пожав плечами, мадам Люссан. – Позвольте мне показать вам некоторые костюмы.

Она направилась в глубь магазина, на ходу обернувшись к ним с вопросом:

– Вы пойдете на бал в «Театр д'Орлеан» завтра вечером? У меня есть несколько элегантных вечерних туалетов.

Прежде чем они смогли ей ответить, из одной небольших комнат магазина, используемых обычно для примерки, вышел молодой джентльмен. В одной руке он держал шляпу и тросточку, а другой приглаживал волосы. Обращаясь к мадам Люссан, он сказал:

– Офицерская казацкая форма как раз то, что надо. Вы можете прислать ее мне, когда вам будет удобно.

– Конечно, мсье Жиро, – ответила владелица.

– Эмиль! – воскликнула Аня, с радостью узнавшая его. – Когда ты вернулся из Парижа?

Молодой человек приблизился к ним, и теплая улыбка осветила его лицо. Он был среднего роста, с коротко подстриженными каштановыми кудрями, блестящими карими глазами на подвижном лице и креольским, с оливковым оттенком легким румянцем на скулах. Это был младший брат Жана, который был моложе его на четыре-пять лет. Последние два года он провел в Парижском университете, куда более богатые креольские плантаторы обычно отправляли своих сыновей.

Он не ответил тут же на Анин вопрос, а, взяв протянутую ему руку, наклонился над ней с истинно галльской галантностью.

– Аня, как я счастлив тебя видеть! Я спрашивал вчера у вас дома, но мне сказали, что тебя нет. Как ты великолепно выглядишь, та же богиня, которой я поклонялся издалека! – Затем он повернулся к Селестине и, поцеловав ей руку, сказал: – И, Селестина, мы снова встретились – фортуна ко мне благосклонна. Ты замечательно развлекала меня вчера, когда твоей сестры не было. Как весело было нам вспоминать старые времена!

Наряду с изысканным обычаем креольских джентльменов говорить экстравагантные комплименты, Эмиль за годы своего отсутствия приобрел также определенный лоск. Из-за того, что обмен визитами между «Бо Рефьюж» и плантацией Жиро стал нечастым после смерти Жана и из-ла того, что Эмиль тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях зимнего сезона, Аня редко видела его за прошедшие семь лет. Она запомнила его прежде всего как младшего брата, который любил подразнить ее и у которого был ручной рак: он водил его за собой на веревочке или держал в стеклянной банке, до половины наполненной речным илом. Эмиль продолжал:

– Я прибыл в Новый Орлеан на «Х.Б.Меткафе» несколько дней назад и сразу же, стоя на набережной, на коленях поцеловал родную землю. Ах, Новый Орлеан, другого такого места на земле нет! Париж прекрасен и космополитичен, там на каждом углу встретишь какой-нибудь древний исторический камень, но добрый, старый, сырой и теплый Новый Орлеан – это мой дом.

– Сегодня не так уж тепло, – сказала Селестина, кутаясь в шаль и жеманно вздрагивая.

– Я в отчаянии от того, что вынужден спорить с леди, но, поверьте мне, по сравнению с Парижем в феврале погода в Новом Орлеане – просто бальзам! Но я так понимаю, что вы пришли выбрать костюмы? Я уйду, если я вам мешаю или если вы предпочитаете, чтобы никто не знал, какие костюмы вы наденете, но я бы с огромным удовольствием остался. Кто знает, может быть, я даже смогу быть чем-то вам полезен?

Он действительно оказался полезен. Без колебаний он отсоветовал Селестине смелый и одновременно какой-то детский костюм Пьеретты, а вместо него предложил ей придворное платье эпохи Людовика XIII из богато вышитого красно-коричневого панбархата, которое придавало торжественную важность слегка округлым фигуре и лицу Селестины. После этого он принялся обсуждать с Аней достоинства средневекового платья с широкими рукавами, какие носили при Дворе Любви Элеоноры Аквитанской, грациозной длинной туники и тоги из тонкой шерсти кремового цвета, отделанных по краям золотой лентой я царственно пурпурной полосой – подобный наряд мог принадлежать римской богине, – и наконец достоинства японского кимоно из тяжелого, изящно расшитого алого шелка, продававшегося в комплексе с украшениями для прически в японском стиле и веером из сандалового дерева. Казалось, что Эмилю больше нравится романтичный средневековый костюм, тогда как Аня больше склонялась в сторону экзотического японского кимоно. В конце концов она выбрала в качестве компромисса простой римский наряд и заметила, как Эмиль подмигивает Селестине, как бы говоря, что этот костюм понравился ему больше остальных с самого начала.

Ане нравилось общество Эмиля, его непринужденный живой разговор, его очевидное удовлетворение от пребывания в обществе женщин, а также горько-сладкие воспоминания о его брате, которые он возбуждал в ее памяти, но у нее была еще одна причина поощрять его желание оставаться с ними. После того как они выбрали костюмы и вышли из магазина, она пригласила его заехать к ним домой на чашку кофе. Он принял это приглашение со всей любезностью человека, обладающего безграничным запасом времени, заявив с обезоруживающей улыбкой, что просто не может лишить себя общества двух таких очаровательных леди. По пути домой в экипаже они продолжали добродушно подшучивать друг над другом и все еще смеялись, заходя в салон их дома.

Мадам Роза подняла голову, чтобы поздороваться с ними, неторопливо откладывая в сторону французский перевод «Башен Барчестера» Троллопа. Она не стала подниматься, чтобы поприветствовать Эмиля, а осталась сидеть в кресле, положив ноги, обутые в высокие черные туфли на небольшой табурет, обитый шелком. Эмиль не просто поклонился ей, а подошел, чтобы поцеловать ей руку, так как она была замужней дамой, и с присущими ему хорошими манерами продолжал стоять рядом и беседовать с ней, пока Аня отдавала слуге указание принести чай, кофе, сладкую воду и настойку из апельсиновых цветов, а также легкие закуски.

Разговор вращался вокруг банальностей, пока слуга не принес поднос с напитками. Ленивым жестом мадам Роза показала, чтобы поднос поставили перед Аней. Аня налила для мачехи стакан настойки из апельсиновых цветов, напиток, который она сама не выносила, так как настойка опия, которая щедро добавлялась в этот напиток, тут же погружала ее в полусонное состояние, но среди женщин старшего возраста этот напиток пользовался огромной популярностью. Селестина выбрала чай, а Эмиль кофе. После того как Эмиль передал напитки остальным двум леди и поставил собственную чашку на столик рядом со своим креслом, Аня налила чашку черного кофе и себе и откинулась в кресле.

– Эмиль, – обратилась к нему Аня как можно более непринужденным тоном, – как человек, знающий многих в городе, ты, должно быть, слышал о несостоявшейся сегодня утром дуэли между Равелем Дюральдом и женихом Селестины. Что говорят по этому поводу в кафе?

Эмиль, тут же посерьезнев, неловко шевельнулся в кресле. Он так надолго задержался с ответом, что Аня заговорила снова:

– Ну же, я прекрасно знаю, что об этом женщины обычно избегают говорить, но нет смысла делать вид, что мы ничего не знаем.

Он положил в кофе слегка желтоватый сахар, размешал его серебряной ложечкой и лишь затем пожал плечами.

– Некоторые говорят, что Равель Дюральд намеренно уклонился от этой дуэли из-за того, что принес уже достаточно горя женщинам этой семьи. Другие считают этот его поступок намеренным оскорблением. Есть еще третья группа, в которую входят многие из тех, кто сражался вместе с ним в Никарагуа, и они сейчас обыскивают вдоль и поперек всю Галлатин-стрит и Ирландский квартал, опасаясь, что здесь имела место нечистая игра. Они заявляют, что он мог не явиться на дуэль единственно по этой причине.