Узник страсти - Блейк Дженнифер. Страница 63

По мере того как день близился к вечеру, народу на улицах становилось все больше. Веселье и радость нарастали. Это был день, посвященный смеху, день, когда можно было отбросить все заботы, сбросить с себя постоянную, ставшую тягостной личность и примерить на время другую – веселую, легкую и свободную. Это был день, когда разрешено все, день чистейшего наслаждения без мыслей о завтрашнем дне.

Многие из находившихся на улице, слегка переусердствовав в подготовке к развлечениям в пивных и трактирах, попадавшихся им по пути, были уже слегка подвыпившими и передвигались нетвердой походкой. Они, а также люди, вышедшие на улицу без костюма или маски, и несколько негров, находившихся на улице, стали мишенями для мальчишек, которые, следуя давней традиции, забрасывали их маленькими бумажными пакетиками с мукой, которые взрывались, попав в цель. Некоторые из мальчишек даже швыряли свои пакетики вверх, на галереи, после чего тут же убегали. Мука, стряхиваемая с костюмов и сметаемая с полов галерей, облачком висела в воздухе, медленно опускаясь вниз и покрывая улицы подобно снегу.

Муррей, который прибыл к чаю, также стал мишенью для уличных мальчишек. Его новый шелковый цилиндр был сбит с головы точным попаданием мешочка с мукой, когда он был уже буквально в нескольких шагах от двери в дом мадам Розы. Мука также осыпала его лицо и плечо, и когда он входил в салон, он все еще вытирал лицо платком и отряхивал рукав.

Аня ушла с галереи. Ей казалось, что она не может проникнуться духом веселья, характерного для этого дня, и кроме того, когда на их сторону улицы упала тень, она почувствовала, что замерзла. В жаровне, которая стояла в салоне, тлели угли, и она, свернувшись в кресле перед жаровней, взяла книгу, которую читала мадам Роза, а затем оставила в кресле. Вскоре в комнату вошла Селестина и отправилась к себе в спальню надевать карнавальный костюм к вечеру, а Аня все еще продолжала читать.

Она в десятый раз повторяла себе, что ей уже тоже пора идти и готовиться к карнавалу, когда в комнату вошел Муррей. Она отложила книгу и грациозно поднялась, чтобы поздороваться с ним. Увидев на нем муку, она настояла на том, чтобы он снял свой сюртук и вместе с цилиндром отдал его горничной, чтобы та их почистила. В то же время она попросила девушку сообщить Селестине, что ее жених прибыл.

– Ты очень заботлива, – сказал Муррей, напрасно пытаясь расправить складки на рукавах рубашки, которые образовались под сюртуком. Казалось, он чувствовал себя немного неловко, что было неудивительно. Джентльмен очень редко появлялся, если это вообще случалось, в рубашке перед дамой, которая не была ближайшим членом его семьи. С внезапной болью она вспомнила, что подобные угрызения совести не терзали Равеля.

– Вовсе нет, – сказала она.

– Ты также являешься, если я могу так выразиться, совершенно необыкновенной женщиной.

Аня настороженно посмотрела на него. Женщиной, не леди. Нарочно ли он употребил это слово? Может быть, она всего лишь вообразила себе это, или в его тоне действительно прозвучала фамильярность большая, чем мог бы позволить себе будущий муж ее сестры? С момента своего возвращения она ожидала услышать что-нибудь в этом роде, хотя и не с этой стороны. Было ясно, что далеко не все поверят той истории, которая была придумана в качестве защиты, но она ожидала больше лояльности, или может быть, большей хитрости в сокрытии правды от жениха своей сестры.

– Понятия не имею, почему ты так считаешь, – сказала Аня тоном, который делал невозможным дальнейший разговор на эту тему. – Мадам Роза и Гаспар на балконе, ты можешь присоединиться к ним, если хочешь.

– Я предпочитаю подождать здесь свой сюртук, если ты, конечно, не хочешь остаться одна.

Что она могла ответить? Она вернулась к своему креслу и села.

– Нет, нет, прошу, садись.

Он сел на кушетку, которая стояла возле жаровни под прямым углом к ее креслу, и расслабленно откинулся назад.

– Я так понимаю, что именно тебя я должен благодарить за то, что моя дуэль с Дюральдом не состоялась.

– Кто тебе это сказал?

Покачав головой, он быстро улыбнулся, так что на его щеках показались и тут же исчезли ямочки.

– Два человека, которые скоро будут едины как один, не могут иметь секретов друг от друга; конечно, мне сказала Селестина. И кроме того, я был особо заинтересован в этом.

– Да, полагаю, что так. В тот момент мне казалось, что… я поступаю правильно.

– Я не думал, что ты так беспокоишься обо мне.

Она пожала плечами как можно небрежнее.

– По правде говоря, я не могу рационально относиться к дуэлям с тех пор, как… ну, с тех пор, как погиб Жан.

– Понимаю.

Понимал ли он ее? В его глазах, обращенных к ней, явно не было ничего больше, кроме теплоты. Она сказала:

– Я просто не смогла бы вынести, если бы счастье Селестины было разрушено по такому ничтожному поводу.

– Этот повод не был ничтожным для меня. Как бы то ни было, все позади. Но, поскольку ты находишься, так сказать, на нашей стороне, то я подумал, не могу ли я попросить тебя оказать мне любезность? Я не могу заставить мадам Розу серьезно обсудить наш предстоящий брак. Она улыбается, кивает, соглашается с тем, что ожидать тяжело, но всегда находит какие-нибудь причины для того, чтобы объявить, что выбранная нами дата не подходит. Не можешь ли ты заставить ее понять, что нам не терпится оказаться вместе?

Она снова бросила взгляд на него, пытаясь услышать намек в его словах. Однако она не могла уловить его; он, без сомнения, существовал только в ее сознании. Аня печально улыбнулась ему.

– Мадам Роза может быть весьма коварной, когда она этого хочет, я знаю, и ее почти невозможно уговорить. Тебе лучше приспособиться к ней, рано или поздно она уступит.

Прежде чем Муррей смог что-либо ответить, с балкона в салон вошел Гаспар. Он поднял брови, увидев их вдвоем перед жаровней, но затем сделал шаг вперед, чтобы обменяться поклонами с Мурреем. Когда формальности остались позади, он озабоченно посмотрел вокруг.

– Мадам Роза прислала меня за своей шалью. Она должна быть где-то здесь.

Аня нашла шаль под креслом, куда та соскользнула со спинки. Она присела, чтобы поднять ее, а затем с шалью в руках повернулась туда, где в центре комнаты стоял друг ее мачехи. Отведя глаза в сторону, Гаспар взял шаль у нее из рук, встряхнул тяжелый шелк, отделанный по краям бахромой, и аккуратно сложил его, прежде чем повесить себе на руку.

Без сомнения, в этот день его поведение по отношению к ней было совершенно непривычным. В ее присутствии он явно ощущал неловкость. Единственным объяснением, которое она смогла этому найти, было то, что он знал, что она увидела его на собрании в доме на Рэмпарт-стрит, и не совсем понимал, как ему теперь вести себя с ней.

Аня, наблюдавшая за его движениями, была поражена тем, с какой непринужденностью он чувствует себя в салоне. Точно так же непринужденно он чувствовал себя в салоне у квартеронки. Это впечатление возникло у Ани не без причины. За исключением цвета салон мадам Розы, со всем его вкусом и утонченностью, был практически точным подобием того, который Аня видела этой ночью. Причину этого было нетрудно обнаружить. Гаспар руководил меблировкой обоих салонов, помогал выбирать материал для обивки стен и драпировок, мебель и безделушки. Его рука была так же заметна в салоне на Рэмпарт-стрит у квартеронки, как и в атом. Единственное различие состояло в том, что он оплатил обустройство первого. Следовательно, квартеронка была его любовницей, а не Равеля.

Не Равеля.

Гаспар отвернулся и вышел на балкон, а Аня продолжала как зачарованная смотреть ему вслед.

– Что-то случилось? – спросил Муррей.

– Нет, – ответила она, внезапно радостно улыбнувшись. – Нет.

– Что могло случиться? – спросила Селестина, которая в этот момент вплыла в комнату в водовороте юбок и подала руку своему жениху. – Сегодня Марди Гра, и ты наконец-то здесь! Я думала, ты никогда не придешь!

– Как я мог подвести такую очаровательную леди? – Муррей взял ее за руку и улыбнулся ей.