Волшебник Изумрудного города (первое издание) - Волков Александр Мелентьевич. Страница 3

Элли немного огорчилась, но она думала, что только Великий Гудвин вернет ее в Канзас, и поэтому распрощалась с новыми друзьями и отправилась в путь.

Элли спасает Страшилу

Элли шла уже несколько часов и устала. Она села отдохнуть у голубой изгороди, за которой расстилалось поле спелой пшеницы. Невдалеке от изгороди стоял длинный шест, на нем торчало соломенное чучело — пугать птиц. Голова его была сделана из мешочка, набитого соломой, с нарисованными на нем глазами, носом и ртом, так что получалось смешное человеческое лицо. Чучело было одето в поношенный голубой кафтан; кое-где из прорех костюма торчала солома. На голове была старая, потертая шляпа, на ногах — старые голубые ботфорты, какие носили мужчины в этой стране.

Чучело имело забавный и вместе с тем добродушный вид.

Элли внимательно разглядывала смешное, разрисованное лицо чучела и удивилась, видя, что оно вдруг подмигнуло ей правым глазом. Она решила, что ей почудилось, — ведь чучела никогда не мигают в Канзасе. Но фигура закивала головой с самым дружеским видом.

Элли испугалась, а храбрый Тотошка с лаем набросился на изгородь, за которой был шест с чучелом.

— Добрый день! — сказало чучело немного хриплым голосом.

— Ты умеешь говорить? — спросила Элли.

— Конечно! Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо! — вежливо ответила девочка. — А ты как поживаешь?

— Неважно! — с печальной улыбкой сказало чучело. — Очень скучно торчать здесь и день и ночь и пугать противных ворон.

— Разве ты не можешь сойти?

— Нет, в меня сзади воткнули кол. Если бы ты вытащила его из меня, я был бы тебе очень благодарен.

Элли перелезла через изгородь, наклонила кол и, вцепившись обеими руками в чучело, стащила его.

— Чрезвычайно признателен! — пропыхтело чучело, очутившись на земле. — Я чувствую себя прямо новым человеком.

Потом чучело заботливо расправило кафтан, стряхнуло с себя соломинки и, шаркнув ножкой по земле, представилось девочке:

— Страшила!

— Что ты говоришь? — не поняла Элли.

— Я говорю: Страшила. Это меня так назвали: ведь я должен пугать ворон. А тебя как зовут?

— Элли.

— Хорошенькое имя! — сказал Страшила.

Элли смотрела на него с удивлением. Она не могла понять, как чучело, набитое соломой и с нарисованным лицом, ходит и говорит.

— Куда ты идешь? — спросил Страшила.

— В Изумрудный город — просить Великого Гудвина вернуть меня в Канзас.

— А где Изумрудный город и кто такой Гудвин?

— Разве ты не знаешь?

— Нет, — печально ответил Страшила. — Я ничего не знаю. Ты видишь, я набит соломой, и у меня совсем нет мозгов.

— Ох, как мне тебя жалко! — сказала девочка.

— Спасибо! А если я пойду с тобой в Изумрудный город, может Великий Гудвин дать мне мозги?

— Не знаю. Но, если хочешь, идем со мной. Если Гудвин и не даст тебе мозгов, хуже не будет, чем теперь.

— Это верно, — сказал Страшила. — Видишь ли, — доверчиво продолжал он, — меня нельзя ранить, так как я набит соломой. Ты можешь насквозь проткнуть меня иглой, и мне не будет больно. Но я не хочу, чтобы люди называли меня глупцом, а разве без мозгов чему-нибудь научишься?

— Бедный! — сказала Элли. — Идем со мной, и я попрошу Гудвина помочь тебе.

— Спасибо! — ответил Страшила.

Девочка помогла Страшиле перелезть через изгородь. И они вместе пошли в Изумрудный город по дороге, вымощенной желтым кирпичом.

Сначала Тотошке совсем не понравился новый спутник. Он бегал вокруг чучела и обнюхивал его, подозревая, что в соломе, которой оно набито, есть мышиное гнездо. Он недружелюбно лаял на Страшилу и делал вид, что хочет его укусить.

— Не бойся Тотошки, — сказала Элли: он не, кусается.

— Да я и не боюсь! Разве можно укусить солому? Дай, я понесу твою корзинку. Мне это не трудно я ведь не могу уставать. Скажу тебе по секрету, — прошептал он на ухо девочке своим хрипловатым голосом: — есть только одна вещь на свете, которой я боюсь.

— О! — воскликнула Элли. — Что же это такое?

Мышь?

— Нет! Горящая спичка!

История Страшилы

Через несколько часов дорога стала неровной; Страшила часто спотыкался. Попадались ямы; Тотошка перепрыгивал их, а Элли обходила кругом. Но Страшила шел прямо, падал и растягивался во всю длину. Он не ушибался; Элли брала его за руку, поднимала, и Страшила шагал дальше, смеясь над своей неловкостью.

Домики попадались все реже, фруктовые деревья совсем исчезли. Страна становилась малонаселенной и угрюмой.

Путники уселись у ручейка. Элли достала хлеб и предложила кусочек Страшиле, но он вежливо отказался.

— Я никогда не хочу есть. И это очень удобно для меня.

Элли не настаивала и бросила кусок Тотошке; песик жадно проглотил его и стал на задние лапки, прося еще.

— Расскажи мне о себе, Элли, о своей стране, — попросил Страшила.

Элли долго рассказывала о Канзасе, как там все скучно, серо и пыльно и все совершенно не такое, как в этой удивительной стране Гудвина.

Страшила слушал внимательно.

— Я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в сухой и пыльный Канзас.

— Ты потому не понимаешь, что у тебя нет мозгов, — горячо ответила девочка. — Дома всегда лучше!

Страшила лукаво улыбнулся.

— Солома, которой я набит, выросла на поле, кафтан сделал портной, сапоги сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника?

Элли растерялась и не знала, что ответить.

Несколько минут сидели молча.

— Может быть, ты мне расскажешь что-нибудь? — спросила наконец девочка.

Страшила взглянул на нее с упреком.

— Моя жизнь так коротка, что я ничего не знаю. Ведь меня сделали только позавчера, и я понятия не имею, что было раньше на свете. К счастью, когда хозяин делал меня, он прежде всего нарисовал мне уши, и я смог слышать, что делается вокруг. У хозяина гостил другой Жевун, и первое, что я услышал, были его слова:

«А ведь уши-то велики!»

«Ничего! В самый раз!» ответил хозяин и нарисовал мне правый глаз.

Я с любопытством начал разглядывать все, что делается вокруг, так как — ты понимаешь — ведь я в первый раз смотрел на мир.

«Хорошенький глазок! — сказал гость. — Не пожалел голубой краски!»

«Мне кажется, второй вышел немного больше», сказан хозяин, кончив мой второй глаз.

Потом он сделал мне нос и рот, но я не умел еще говорить, потому что не знал, зачем у меня рот. Хозяин надел на меня свой старый костюм и шляпу, с которой ребятишки срезали колокольчики. Я был страшно горд, и мне казалось, что я выгляжу, как настоящий человек.

«Этот парень будет чудесно пугать ворон», сказал фермер.

«Знаешь что? Назови его Страшилой!» посоветовал гость, и хозяин согласился.

Ребята весело закричали:

«Страшила! Страшила! Пугай ворон!»

Меня увезли на поле, проткнули шестом и оставили одного. Было скучно висеть, но слезть я не мог. Птицы сначала боялись меня, но скоро привыкли. Одна старая ворона даже села мне на плечо.

«Я удивляюсь, — хрипло прокаркала она мне в ухо, — о чем думал фермер, когда хотел так глупо обмануть нас! Любая ворона сразу видит, что ты просто чучело, набитое соломой».

И она нахально клюнула меня в щеку. От злобы у меня неожиданно появился голос. Я так крикнул, что ворона слетела и с удивлением посмотрела на меня, скосив глаза.

«Ты, видно, чучело какого-то нового сорта! — сказала она. — А все-таки я тебя не боюсь. С шеста ты не слезешь».

И ворона принялась клевать колосья перед самым моим носом. Я опечалился. Очевидно, я был плохим чучелом, раз не мог напугать птиц. Но старая ворона утешила меня:

«Ты был бы лучше многих людей, если бы у тебя были мозги в голове. Мозги — это единственная стоящая вещь, у вороны или у человека — все равно».