Закон тридцатого. Люська - Туричин Илья Афроимович. Страница 42

— Значит, отрицаете возможность ошибки?

— Н-нет… — неуверенно пробормотала Люська.

— Значит, не отрицаете? — Разгуляй покачал головой с сожалением. — Вот видите? А вы говорите: лишние деньги. А тут, выходит, опять недостача. Десять рублей. Не считая тех, что вы себе взяли.

— Вы ж сами мне их…

— А вы бы не брали! — жестко отрезал Разгуляй. — Честного человека взять не заставишь. — Он открыл ящик стола и достал оттуда пятирублевую купюру. — Вот она, пятирублевка. Та самая. Видите, и пятнышко на ней чернильное. — Люська не помнила, было ли на той пятирублевке чернильное пятнышко. Да и в нем ли дело? — А где те десять рублей, что вы взяли?

— Дома…

— Ага. Понятно. — Разгуляй вздохнул. — Нехорошо, Телегина. Комсомолка все-таки… Я бы, Телегина, на вашем месте подал заявление об уходе.

Люська до боли прикусила нижнюю губу. Ах, как ненавистен ей сейчас был Разгуляй! Она даже отвернулась.

А Разгуляй смотрел на нее с откровенной усмешкой. С кем вздумала тягаться!

— Вот так, Телегина. — Он положил на край стола чистый листок бумаги. — Садитесь и пишите, пока я не передумал.

Люська не двинулась с места. Разгуляй терпеливо барабанил розовыми пухлыми пальцами по столу. Напишет. Деваться некуда.

Но Люська вдруг круто повернулась и резко толкнула дверь.

— Куда?! А заявление? — крикнул Разгуляй.

Люська задержалась в дверях, поглядела на него через плечо.

— Не напишу! Меня сюда комсомол послал, комсомол и отзовет, если я в чем виновата!

— Ах, так!.. Я не допускаю вас к работе!

Люська ушла. Собственно, она не знала, что будет делать дальше, как поступит. Но заявления она не напишет. Это точно! И из магазина не уйдет!

— Что с тобой? — спросила Галя Люську, увидев ее расстроенное лицо.

— Ничего. — Люська вздохнула. — Лишние деньги были. А теперь, оказывается, опять недостача. Акт есть, будто передали мне товару из кладовой. В конце концов это даже лучше, что недостача, а то выходило, что я покупателей обманывала. Верно?

Галя вдруг съежилась.

— Ты не радуйся очень-то. Все это может быть… — Она хотела сказать «липой», но замолкла: «Чего ляпаю, чего ляпаю! Разгуляй узнает…»

— Что может быть? — настороженно спросила Люська.

— Ну-у… — Галя замялась. — Что он тебе сказал?

— Пишите, говорит, заявление об уходе.

— Пиши, пиши. Я бы хоть сейчас ушла… — жарко зашептала Галя. — Пиши, Люся. И уходи отсюда без оглядки. Найдешь работу. Найдешь!.. — Она вдруг задрожала. Губы побелели.

Люська обняла ее за плечи:

— Ты чего. Галка? Не расстраивайся из-за меня.

— Галя, получи треску! — крикнула из кладовой Нина Львовна.

— Сейчас! — Галя наклонилась к самому уху Люськи, вновь торопливо зашептала: — Уходи отсюда. Уходи. Все равно замарают… — Вспыхнула и убежала в кладовую.

Люська осталась одна. Несколько минут стояла в раздумье. Вот и Галя говорит, чтоб уходила. И Разгуляй. И Нина Львовна как-то странно смотрит…

Продавцы готовились к открытию магазина. Несли из холодильников колбасы, катили на тележках бутылки с молоком, кефиром. Мясники, коротко придыхая при каждом ударе, разделывали замороженные туши. В кондитерском отделе поправляли витрину. В бакалейном переругивались из-за фасовки.

Люська вдруг почувствовала себя чужой в этом длинном торговом зале. И такой одинокой. Никому дела нет до ее переживаний. И уйдет — не вспомнит никто, что была вот такая продавщица Телегина Людмила. Была, да проторговалась. Да сбежала. Другая придет работать на ее место.

— Чего стоишь? Помогла бы. — Оня тащила ящик с бутылками.

Люська подхватила ящик с другой стороны. Помогла донести.

В зал вошла Нина Львовна. Увидев Люську, она сделала вид, будто случайно встретила ее.

— А, вы здесь? Идите распишитесь в приказе.

Разгуляй даже не взглянул на Люську, когда она вошла. Потрепанная книга приказов лежала на столе. Он молча раскрыл ее и подал Люське. «За недопустимую халатность и попытку к присвоению денег, — читала Люська, — продавщице Телегиной объявить строгий выговор с предупреждением об увольнении и перевести в подсобные рабочие».

— Распишитесь.

— В чем?

— Что читали.

— Но ведь это ж… неправда, — Люська вспомнила разговор с Галей и ее жаркий шепот: «Уходи… Все равно замарают…»

— Я попросил бы, товарищ Телегина, более уважительно относиться к приказам по учреждению, в котором вы работаете. Хоть и без году неделя. Я предложил вам уйти тихо и спокойно, по собственному желанию. Вы не захотели. Пеняйте на себя…

— Но ведь я не пыталась присвоить, как здесь написано.

— Если вы не согласны с формулировкой, повторяю: можете подать заявление об уходе. Еще не поздно.

От злости и беспомощности лицо у Люськи стало пунцовым.

«Почему он так хочет, чтобы я ушла? Ладно. Поживем — увидим!» Она взяла со стола ручку, макнула в чернила и вывела под приказом прямым ученическим почерком: «Читала, но не присваивала. Л. Телегина».

Разгуляй поперхнулся дымом сигареты.

— Ну и характер у вас, Телегина! Туго придется вашему мужу…

Люська посмотрела на него дерзко, повернулась и вышла.

Стоило ли учиться десять лет, чтобы работать подсобницей в продовольственном магазине! В обеденный перерыв Люська побежала в будку автомата, позвонила Мише.

— Меня перевели подсобницей.

— Почему?

— За попытку к присвоению денег.

— Чего, чего?..

— Так в приказе написано. Предложили подать заявление об уходе.

— А ты?

— Не стала подавать.

— Слушай, иди к нам в цех. Завод — настоящее дело! Иди, Людмила! Это тебе не помидорчики. Машины делаем уникальные!.. Ну, чего молчишь? Сейчас же и приходи. Встречу в проходной. И пропуск закажу… Людмила! Ты меня слышишь?

— Слышу…

— Так чего ж молчишь? Наплюй на эту лавочку!.. Ты меня слышишь?

— Да слышу же! Не кричи так.

— Так я иду к начальству.

— Не надо…

— Но почему? Почему, скажи мне?

— Меня райком в магазин послал, а не на завод. И я из магазина не уйду. Да что вы меня все уговариваете: «Уйди, уйди». Не уйду — и все!

— Так чего ж ты звонишь?

— По ошибке, — сказала Люська и повесила трубку.

К вечеру налетел ливень. Короткий, но сильный, он пробарабанил по крышам, покрутил мусор у люков и кончился так же внезапно, как начался. Только оставил следы-лужицы в щербинках асфальта, а возле входа в магазин — большую мутную лужу. Нина Львовна послала Люську смести ее. Люська взяла большую метлу и вышла на улицу. После душных кладовых, после мешочной пыли уличный воздух казался удивительно чистым, и Люська с удовольствием втянула его в себя ноздрями и задержала в груди, чтобы насладиться его влажной прелестью. И тут увидела Макара. Он стоял возле палатки. Люська замерла от страха. Вот он сейчас повернет голову и увидит ее в этом дурацком халате не по росту, с метлой в руках. Проклятая метла! Люська шарахнулась к двери, чуть не сбив с ног какую-то женщину, убежала в подсобное помещение и забилась в угол за ящики, будто Макар мог погнаться за ней, настигнуть, увидеть… Сердце прыгало неудержимо.

— Телегина! Где вы, Телегина? — крикнула неподалеку Нина Львовна.

Люська не отозвалась.

Как же так случилось, что она за все это время ни разу не вспомнила о Макаре?

А Макар пришел к Люське. Он мог бы пойти прямо к ней домой, но постеснялся. Здесь, у ларька, можно было встретиться как бы случайно. Но работала не Люська. Может, она через день?

Макар сбоку подошел к прилавку.

— Девушка, вы не скажете, где Телегина?

— Какая Телегина? — не сразу поняла Галя.

— Людмила. Людмила Телегина. Она недавно здесь работала.

— Лю-уся, — протянула Галя и посмотрела на Макара с любопытством. — Приходите к концу дня. Она будет.

…В конце концов Люська вылезла из-за ящиков, не век же сидеть там. Даже рискнула выглянуть в торговый зал. Макара не было. Тогда она прошла черным ходом во двор, прокралась через подворотню и выглянула на улицу.