На качелях между холмами - Самарский Михаил Александрович. Страница 17

— А до магазина разве нельзя было потерпеть? Через два часа откроется.

— За два часа, — говорит дед, — у меня уши будут, как у слона.

Кстати, почему-то все курильщики, когда у них заканчиваются сигареты, начинают беспокоиться о своих ушах. Им кажется, что уши у них начинают пухнуть. Придумывают, конечно. Ничего они не пухнут. Однажды мы с отцом были на рыбалке, и он уронил в реку пачку сигарет. После такой оплошности это была уже не рыбалка, а сплошное мучение. Уже через полчаса папа засобирался домой.

— Ты же сказал, что после обеда поедем, — говорю.

— До того времени, — отвечает, — у меня уши опухнут.

Сначала я думал, что он шутит. Но еще через час понял, что никакая это не шутка. Нет, с ушами все было нормально. Какими были, такими и остались. А вот с рыбалки мы уехали часа на три-четыре раньше, это точно. Беда с этими курцами.

Я где-то читал, что самый выгодный бизнес строится на людских пороках. Ну так вот. Решил я на одном из пороков, а именно на вредной привычке курить, сделать свой бизнес. Объяснил все деду. А кому еще? Родителям лучше о таких вещах не докладывать. Только все испортишь. А дед не стал меня переубеждать. Наоборот, занял мне тысячу рублей и помог купить два блока сигарет. Одни подешевле, другие подороже. К цене каждой пачки я прибавил по «десятке», сунул сигареты в сумку из-под школьной «сменки» и вышел на работу. И что вы думаете? За час я заработал тридцать рублей. Да, продал три пачки сигарет. Одну дешевую и две дороге. Э, думаю, да если так дело пойдет, можно и от лагеря отказаться. Представляете, сколько можно денег заработать? Наспех перекусив, я вернулся на свое рабочее место. К вечеру у меня осталось по полблока. Вы поняли? За один день сто рублей. То есть за месяц я могу заработать три тысячи рублей. За лето около девяти тысяч. Ну, Лилька, я тебе нос утру!

Кто-то очень верно придумал: цыплят по осени считают. На следующий день один козел вышел из красного «Пежо», отобрал у меня все сигареты, сел в машину и уехал, крикнув на прощание:

— Еще раз увижу, уши надеру!

Скотина. Наглая толстая скотина. Конечно, мне стыдно признаваться, но я расплакался. Сволочь, я же деньги на сигареты занял у деда. Что мне теперь ему говорить? Вот вам и бизнес. Не стал я ничего мудрить, ничего придумывать, рассказал деду все, как было. Все-таки, скажу я вам, с дедом мне очень повезло. Дед у меня золотой, хоть и любит свой СССР.

— Да не убивайся ты, внук, — говорит. — Черт с ними, с деньгами. Будем считать, что у тебя случился форс-мажор.

— Это еще что такое? — удивился я.

— Несоблюдение договора по не зависящим от тебя причинам, — пояснил дед. — Так что считай, ни хрена ты мне не должен. Пусть курит, скотина, быстрее сдохнет.

Редко я вижу деда таким. Разгневался не на шутку. Хотя, как я заметил, виду подавать не хотел. Ох, если бы он встретил сейчас того пежовца, не поздоровилось бы грабителю. У деда аж брови задрожали. В какой-то миг я даже пожалел, что рассказал правду. Лучше бы соврал, что потерял эти чертовы сигареты. Все бы старик не так расстроился.

— На вот, тут шестьсот рублей, возьми, — протянул я деньги.

— Сколько тут сверху? — спросил дед.

— Пятьсот сигареты и сто рублей прибыль, — отвечаю.

— Пятьсот, согласен, мои, а сотка твоя, — ответил дед.

— Но я же взял у тебя тысячу, — возразил я.

— Ну и что? Я тебе кто? Капиталист или банкир? Сто рублей оставь себе, это твой заработок, — пробурчал дед и ушел в свою комнату.

Но и на себя я не пожелал тратить эти деньги. Сам не знаю, почему. Вот что-то стало в душе колом, и все. Думаю, что бы на них такое купить? На что потратить, чтобы кол этот исчез? Никогда раньше такого не было. А тут давит, мочи нет. Думал-думал и придумал.

У нас возле магазина постоянно крутятся мальчик с девочкой лет семи-восьми. Говорят, у них родители слишком пьющие. Взрослые частенько угощают ребятишек то конфетами, то фруктами, в общем, помогают. Нашел я этих малышей и спрашиваю:

— Чем вас угостить?

— Мороженым, — отвечает девочка.

— А тебя? — спрашиваю у пацана.

— И меня мороженым.

Вы бы видели их глаза, когда я вынес им шесть мороженых. Еще мелочь какая-то осталась, я ее тоже им отдал. Честное слово, ни копейки себе не взял. Да и что такое сто рублей? Вон, дед тысячи не пожалел и простил мне долг. Была бы у меня тысяча, я бы на все деньги купил детям мороженого. Хотя столько мороженого, конечно, вредно. Ну, тогда купил бы им на все деньги конфет и разных соков, пряников, печенюшек всяких. В общем, нашел бы, чем угостить.

Вы знаете, а сердце отпустило. Прямо как-то легко стало. Странно все это. Я вообще заметил, после того как мне исполнилось двенадцать лет, многое в моей жизни стало странным. Или я изменился, или жизнь поменялась. Или… даже не знаю, что и думать.

Стал я размышлять, как можно безопасно заработать денег? Ни черта не придумал. У нас тут ходят по дворам взрослые мужики и женщины, предлагают разные услуги. Но мне это тоже не подходит, потому что я — не каменщик, не плотник, не сварщик. Что я умею делать? Ничего. Может, в электричке покататься, стихи почитать? Да хотя бы того же Бродского. Только я, конечно, не буду говорить, что сам их сочинил. Но тогда людям, наверное, не интересно будет слушать и никто денег мне не даст. Если бы я умел играть на гитаре, то мог бы песни петь людям. Но тоже опасно — могут гитару отобрать. Стихи — самый лучший вариант. Ведь невозможно отобрать то, что у меня в голове. Кстати, хорошая мысль. То, что у меня в башке, никто не сможет отобрать. Стоп. Так вот почему все говорят: учись, учись. Знания мои останутся навсегда со мной. И никто не сможет их меня лишить. Ух ты! Какая необычная мысль пришла мне в голову. Что бы мне такое выучить, чтобы деньги зарабатывать? Весь день ломал голову, бесполезно. Что ни придумаю, для всего нужны восемнадцать лет. Ужас, до нормальной жизни мне еще целых четыре года с хвостиком. Везет же Лильке. Хотя она не работает, учится в университете. Учится и сидит на шее у Игоря. Но он все равно доволен Лилькой. Хозяюшкой ее называет. В общем-то, Лилька наша молодец. Она все умеет делать — и стирать, и гладить, и готовить. Даже борщ умеет варить. А мама наша (бабушка рассказывала мне по секрету), когда вышла замуж за папу, даже картошки не могла нажарить. Зато сейчас на все руки мастер. Такие пироги печет, извините меня, пальцы можно откусить. Пельмешки готовит вкусные, вареники. И не только готовит. Мама у нас даже шить умеет. Наволочка у меня на подушке — это мамина работа. Все умеет делать. Только вот вязать никак не научится, хотя бабушка все время пытается обучить ее этому рукоделию. Удивляюсь, как это делает бабуля. Вы знаете, она вяжет и даже на спицы не смотрит. Такие шарфы делает, ни в одном магазине не купишь. А вот теплые носки не люблю. Колючие какие-то.

Вечером бабушка притащила мне в спальню небольшую книжицу.

— Вот, — говорит, — почитай. Иосиф Бродский.

Я обалдел. Вы читали Бродского? Ну, хотя бы стихотворение «Холмы»? С ума можно сойти. В школе я такого не слышал:

Что это значит? Жизнь — холмы. Равнины — смерть. Ни фига себе. Холмы — это выше нас. Потрясающе! Всегда видны их вершины. Даже в кромешной тьме. Жизнь любого человека видна даже во тьме. Жизнь невозможно спрятать, скрыть…

Спрашивается, для чего мы появляемся на этот свет? Для чего живем? По склону движемся мы… Мама говорит, что люди живут ради детей, они, например, с папой живут ради нас с Лилькой. Так это что же выходит, мы с Лилькой пока живем просто так? Живем да и живем? Лилька-то понятно, скоро родит, раз замужем. Ей проще. А мне? Мне еще сто лет ждать. Я слышал, что есть семьи, которые берут на воспитание чужих детей. Ну, тех, у кого нет родителей. Люди дают им свои фамилии и называют их родными детьми. А что, если…