На качелях между холмами - Самарский Михаил Александрович. Страница 36
— В чем трудность? — удивилась Машка.
— Свободы нет! — говорю.
— Придумываешь, — смеется Машка.
— Ты меня не поймешь. Чтобы меня понять в этом вопросе, нужно хотя бы год пожить вместе с моей бабушкой. Я посмотрел бы, как бы ты потом заговорила.
— Не знаю, мне кажется, ты сгущаешь краски, — недовольно сказала Машка.
— Ничего я не сгущаю, — говорю. — Просто она хочет все знать обо мне, хочет, чтобы я ее вонючую кашку ел каждый день, чтобы я не гулял допоздна, чтобы не ездил сам на электричке, чтобы не купался в озере, чтобы был отличником, чтобы… Иными словами, она все хочет. Чтобы я был как ангел.
— Странный ты, Мишка, — рассмеялась Мария, — ну и что же в этом плохого?
— А ты хотела бы быть ангелом? — спросил я.
— Конечно, — закивала Машка.
— А что мешает? — съязвил я.
— Не получается.
— Вот и у меня не получается, — щелкнул я пальцами.
— Но от этого бабушка ведь не перестает тебя любить. Она желает тебе только добра. Представь, если бы рядом с нами не было взрослых людей. Что было бы?
— Да ничего страшного, — ухмыльнулся я. — Когда никого нет дома, я от них отдыхаю.
— Отдыхаешь. Но их нет дома час-два, день. А ты представь, если их вообще нет, вот взяли и уехали от тебя навсегда.
— Все, что ли?
— Ну да. Ты совершенно один. День, два, месяц, год.
— Не, Маша, ну это ты загнула. Я же еще не работаю, мне учиться нужно. Как это все и навсегда. Ловко ты все перевернула. Говорили о бабушке, а ты начинаешь обо всех взрослых. Взрослые, конечно, нужны… — По-моему, Машка снова запутала меня своими рассуждениями.
— Но ты же сам сказал, что ты от взрослых отдыхаешь.
— Сказал, — согласился я. — Но не все же время отдыхать. Без них тоже пока не проживешь.
— Вот видишь! — обрадовалась Машка. — А твоим родителям тоже нужны бабушка и дедушка. Понял?
— Да ну тебя, — махнул я рукой. — Хорошо, я погорячился. Пусть будут и мама, и папа, и бабушка, и дедушка. И даже Лилька пусть будет с Игорем.
— Замечательно, — хлопнула ладошками Маша.
Машка еще долго меня воспитывала. Но потом все утряслось, и вечером, когда стемнело, мы целовались с ней на качелях. Как хорошо, что у наших мам, а особенно у бабушки, нет приборов ночного видения.
Глава 25
На следующий день в нашем поселке снова случилось несчастье. Еще один участник «Формулы-1» сбил собаку, правда, бродячую. Мы гуляли с Машкой в лесу, а когда возвращались домой, на обочине увидели беднягу всю в крови. Собачонка жалобно скулила, у нее были перебиты лапы. Машка взяла ее на руки. Что меня поразило, она не испугалась крови, и ей было наплевать, что испачкает платье.
— Бежим домой. Ее нужно перевязать, — сказала она.
— Давай я понесу, — предложил я. Но Машка уже не слышала моих слов. Она бежала в сторону дома.
Дома мы перебинтовали ноги пострадавшей. Напоили ее и уложили спать. Собачка засопела, закрыла глаза и скульнула во сне. Так жалобно, тихо.
— Спи, родненькая! — ласково сказала Машка. — Все будет хорошо.
Машка сходила в спальню, переоделась и, вернувшись, спросила:
— Где у вас тут ветеринарка?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Нужно у соседей спросить. Я видел, к ним врач для животных приезжал. У них коза живет.
— Нужно идти к ветеринару, — предложила Маша. — Пусть осмотрит.
Но врач нашей собаке не понадобился. Она так и не проснулась. Мы уложили ее на тележку и отвезли в рощу. Там вырыли могилку и похоронили.
Машка обвинила меня в гибели собаки.
— Говорила тебе, давай знак повесим, а ты все тянул и тянул. Все своего Юрку ждешь. Вот тебе и результат. Из-за тебя еще одна собака погибла.
Нет, ну вы поняли, что она сказала? Оказывается, это я виноват в гибели этой несчастной собачонки. Не гонщик, не гаишники, а я. С ума можно сойти.
— Что ты такое говоришь, Мария? — обиделся я. — У тебя совесть есть?
— А у тебя? — парировала Машка. — Где твоя совесть? Знак валяется в сарае, а ты не хочешь его повесить.
— Почему это не хочу? — возмутился я. — Просто жду Юрку.
— И что? Дождался?
Вот язва!
— Ладно, — говорю, — давай повесим. Говорил же я вам, что постепенно с этой Машкой превращаюсь в Макара.
— Конечно, повесим, — ответила Машка. — Даже если бы ты не согласился, я бы сама сегодня его повесила. Тащи лестницу.
Ну, точно, как наша Машка. Приблудилась и командует Макаром. У меня даже промелькнула мысль, что я похож на нашего кота. Тоже киваю и во всем соглашаюсь с этой Машкой. Я вытащил алюминиевую лестницу-стремянку, Машка загрузила знак на тележку, и мы двинулись в путь.
Знак мы решили повесить на деревянный столб, расположенный справа от дороги. Пока я взбирался по лестнице, у нас появились зрители — вчерашние «свидетели» моего преступления, Пашка и Танька. Меня удивило, что Танька была в новеньком платье, а на голове у нее красовался огромный розовый бант. В руках Танюха держала надутый воздушный шар.
— Что вы делаете? — спросил Пашка.
— Любопытной Варваре нос оторвали, — сказал я и спросил: — Куда это Танюха вырядилась?
— У меня сегодня день варенья! — громко произнесла Татьяна. — У нас гости. Тетя Нина приехала, папина сестра. Она мне платье подарила и бантик. Видишь? — Девочка осторожно прикоснулась ладошкой к банту.
— Поздравляю с днем рождения! — крикнул я с лестницы.
— Спасибо, — ответила Таня и добавила: — Миша, а ты мне подарок подаришь?
— Подарю, — заверил я и крикнул Машке: — Маш, подавай знак.
Мария протянула мне фанерный треугольник. Я одной рукой держу шуруповерт, другой тянусь за знаком. В этот момент Танька роняет свой шарик и тот прыгает на дорогу. Столб, на котором я завис, находится в кустах. Я вдруг увидел, что в нашу сторону несется машина. Танька рванулась за шаром. Если бы она была чуть выше кустов, то машину она бы непременно увидела, а водитель бы, если бы не было этого дурацкого куста, увидел бы Таньку. Но поскольку я оказался выше всех, я мгновенно сообразил, что сейчас произойдет страшная беда. Танька неслась прямо под колесо машины. Я швырнул в сторону кусок фанеры и прыгнул с лестницы прямо на Таньку. Толкнул ее изо всех сил, она кубарем полетела на другую сторону дороги, раздался ужасающий визг тормозов… А дальше я не помню.
Очнулся я в «Скорой». Рядом — мама и Машка. Обе плачут.
— Что с Танюхой? — тихо спросил я.
— Все хорошо с твоей Танюхой, — ответила мама. — Не разговаривай. Лежи-лежи…
— Миша, — тихо спросила Машка, — тебе больно?
— Нет, — ответил я и не соврал, — боли я действительно в тот момент не чувствовал.
Боль пришла в больнице. Чтобы вы меня не жалели, я не буду рассказывать, что там было. Скажу лишь кратко: мне не понравилось. Для тех, кто понимает, — «перелом шейки бедра». Никогда не думал, что у моего бедра есть какая-то дурацкая шейка, которую, если сломаешь, то будешь два месяца валяться в больнице.
Честно сказать, первую неделю мне было не до чтения. У постели сидели поочередно то бабушка, то дед, то мама. Машка приезжала каждый день. Мы с ней общались наедине. Никогда бы не подумал, что поцелуи могут снимать боль. Через неделю мне привезли ноутбук, и у меня началась новая жизнь.
Посматривая на качающуюся гирю, я однажды испугался собственных мыслей. Ведь все могло закончиться и по-другому. А если бы я умер… Интересно, на каком бы участке меня похоронили? Кто-то сказал, сейчас уже не помню, то ли женщина в панаме, то ли рабочий-пушкиновед, что двенадцатый участок полностью занят. Значит, не рядом с Владимиром. Мама с папой купили бы мне уже приготовленный памятник. Какой ужас. Оказывается, никто из нас не знает, что любой из тех приготовленных впрок памятников может стать нашим.
Да, много раз я читал, и у разных авторов, что жизнь — поразительная штука. Никто не знает, когда мы можем прийти в этот мир, и никто не предупредит нас, когда мы его покинем. Вот так живешь-живешь и не думаешь о том, что какой-то мастер уже пилит для тебя гранитный или мраморный камень. Нужно написать завещание. На всякий случай. Конечно, богатств у меня никаких нет, но хотя бы попрошу, чтобы на моем камне нарисовали что-нибудь? Вот скажите, а что бы вы хотели видеть на своем камне? Что бы такое нарисовать?