Глаз осьминога - Брюссоло Серж. Страница 5

— Когда-то давно произошла авария, и экипажу пришлось перекрыть отдельные участки, — продолжал объяснять ей Давид. — На многих уровнях теперь никто не живет. Так что рано или поздно ты неизбежно наткнешься на заброшенные отсеки. Конечно, эти проржавевшие подозрительные участки внушают страх.

Подозрительные зоны… Да, именно так официально назывались заброшенные части подводной лодки, темные отсеки, которые патрульщицы должны были осматривать при свете простого фонарика. Офицеры опасались за состояние этих участков. Там, в темноте, в запустении, не видимая никем ржавчина продолжала свое тайное разрушительное дело, трещины расширялись, количество протечек увеличивалось. За десять лет, что «Блюдип» плавал в глубоких водах, его корпус многократно подвергался порче. Давид напрасно представлял себе корабль неуязвимым и блестящим, как в день спуска на воду.

Ползая по коридорам, Зигрид постоянно обнаруживала места, где стены подлодки не были прочными: укрепленный штагами [1] корпус, следы хаотичной сварки… И каждый раз у нее волосы вставали дыбом. Целые отсеки были закрыты: кинотеатры, кафетерии, спортивные залы. Заброшенные коридоры завалены мусором. Лишь дозорные посещали опустевшие помещения, продвигаясь небольшими шагами вперед, с электрическим фонариком в руках. Их сердца сжимались при одной только мысли о том, что могло внезапно появиться из сумерек. Они вздрагивали и вскрикивали от ужаса при виде жутких очертаний какого-нибудь заглохшего агрегата, который издали походил на щупальце осьминога. К счастью, то был, конечно, не спрут, а всего-навсего, например, старый компрессор, из которого во все стороны торчали окислившиеся обрезки труб.

А иногда оставленная кем-то на спинке стула куртка казалась дозорной трупом матроса или сумасшедшим офицером, который ждет ее здесь, в темноте, уже долгие годы. Но потом свет фонарика высвечивал лишь полусгнившую матроску или другую одежду, забытую в суматохе отступления.

Заброшенная корма подводной лодки превратилась в неисчерпаемый заповедник привидений. Прокрадываясь там, Зигрид всегда крепко-крепко сжимала левой рукой фонарик. Как и все дозорные третьего ранга, она едва ли не молилась на него. Инструктор тысячу раз повторял ей, что на пустынной территории подозрительной зоны фонарик ее единственный друг. Из-за стального корпуса и мощной батарейки он весил около килограмма, и рука в конце концов начинала уставать. Однако его аккумулятора хватало на две недели непрерывного свечения, что было очень кстати, если вдруг дозорные терялись в лабиринте коридоров.

Проворной и хорошо натренированной дозорной требовалось десять дней, чтобы целиком обойти заброшенную зону.

— Сбиться с пути, — объясняла Зигрид кандидаткам, которых ее просили обучить, — означает нажить себе неприятности. Самое страшное для дозорной, когда дверь отсека захлопывается у нее за спиной, безнадежно блокируя выход. Тогда девочка становится пленницей какой-нибудь каюты, из которой нет другого выхода, кроме этой железной двери. И хоть ты бьешься в нее плечом изо всех сил, ее уже не открыть. Каюта превращается в тюремную камеру. И тогда надо запастись терпением и в деталях продумать, как организовать свое существование, чтобы выжить, надеясь, что одна из других дозорных найдет тебя до того, как станет поздно.

«Старенькие» знали немало историй такого рода. Да и сама Зигрид много раз в мельчайших подробностях слышала, как обнаружили чей-то скелет в одной из кают — скелет дозорной, оказавшейся жертвой строптивой двери и напрасно прождавшей в темноте, чтобы ее пришли и спасли.

— Никогда не заходите в каюту, не заблокировав открытую дверь, — повторяла Зигрид новым ученицам. — Тут нет ничего сложного, нужен лишь обломок трубы или стула. Не забудьте, сквозняки — ваши заклятые враги.

И это было правдой. Железные двери, сделанные так, чтобы выдержать в случае необходимости сильное давление, иногда захлопывались, и их проржавевшие петли заедало. Дверь закрывалась словно на замок, поскольку шарнирные петли невозможно выгнуть в обратную сторону. Напрасно дозорные стучали в дверь изо всех сил, били ногами, пытались проломить люк скамьей, столом — ничего не получалось. Ржавчина вернее сварки блокировала дверь люка, и выйти из каюты становилось невозможным. Дозорной, оказавшейся замурованной заживо, оставалось только сохранять присутствие духа, не поддаваться панике и беречь силы.

— Если повезет и в каюте окажется водопроводный кран, — продолжала Зигрид, — смешайте ее с выданным вам питательным порошком, эта каша позволит вам не умереть с голода. С нее, конечно, не потолстеешь, но зато протянешь до прихода следующей дозорной, и тогда уже стучите кулаком в дверь изо всех сил, чтобы обнаружить свое присутствие.

Все юные часовые, если одна из дозорных исчезала, на ее поиски никого не отправляли. Немногочисленность команды «Стальной акулы» не позволяла осуществлять розыски.

— А если дозорные не обнаружат пропавшую в следующий обход, — зло смеялись девочки, — то крысы, которые передвигаются по канализационным трубам, быстро сообразят, где ты. Они хоть и ослепли от постоянной темноты, но нюх не потеряли! Крысы оставят одни косточки, причем гладко и чисто обглоданные!

Кроме фонарика и пайка для выживания, дозорная должна иметь в рюкзаке резиновый гидрокомбинезон, который ей требовалось надеть при обнаружении протечки морской воды. Вообще-то правила предписывали никогда не снимать скафандр, но ползти в нем было настоящей пыткой. Надевая комбинезон, дозорные потели от малейшего движения, а пропитавшись потом, защитный костюм натирал кожу в самых чувствительных местах.

Резина комбинезона была лягушачьего цвета, очень прочной и не рвалась, обтягивая дозорную с головы до ног. Голову закрывал специальный шлем с маской подводника на уровне глаз и с фильтрующей вставкой у рта. Одетая таким образом дозорная была защищена от контакта с жидкостью, ни одна капелька морской воды не могла попасть на ее кожу. Это было необходимое условие для выживания…

По крайней мере, если хочешь жить в том же облике…

Сама Зигрид держала комбинезон в рюкзаке поверх остального снаряжения, чтобы быстро и легко достать его по сигналу тревоги. До настоящего времени ей встречались лишь мелкие протечки, которые было легко заделать, но «старенькие» рассказывали шепотом истории об отсеке, наполовину заполненном водой, о превратившемся в бассейн трюме, куда бедные девочки вдруг попадали, так и не успев надеть водонепроницаемый костюм. И тогда считай, что пропал. Как только вода касалась кожи, начиналось… превращение.

Но лучше не думать об этом! Особенно перед началом обхода, иначе становилось страшно.

Хотя Зигрид еще никогда не встречалась большая протечка, она знала, что рано или поздно это произойдет. Поэтому продвигалась с осторожностью, замирала, как только ей слышались звуки текущей или капающей воды. Чаще всего это оказывался просто плохо закрытый кран, из которого текло в сток раковины. Но ведь однажды, вдруг… Ну уж точно когда-нибудь…

Дозорные сменяли друг друга, обеспечивая постоянное наблюдение. Таким образом, в заброшенных помещениях подводной лодки всегда находилась девочка лет 14–16, которая осматривала их в потемках, с одним лишь фонарем в руке. В каком-то смысле Давид прав: они работали как часовые.

Иногда Зигрид думала, что предпочла бы какое-нибудь другое дело. Но какое? На подводной лодке молодежь занималась бросовым, так сказать, трудом. А когда однажды высокий Димитрий отказался покрывать трубы краской от ржавчины, его сразу же перевели на самую трудную работу — торпедный склад. А ведь там ему запросто могло оторвать руки!

Офицеры на «Стальной акуле» пользовались неограниченной властью. Некоторые из них по возрасту уже могли пойти в запас. Они были настоящими тиранами — капитан Лаердалл, лейтенант Каблер…