Гваделорка - Крапивин Владислав Петрович. Страница 4
— Как интересно!.. Да ты пей, пей. И не забывай про варенье… Наверно, ты тоже занимаешься музыкой?
— Я занимался… На фортепьяно, потом на флейте. Только… «не обнаружил талантов»… — Ваня хмыкнул. — Но папа до сих пор не теряет надежды затолкать меня в музыкальный кадетский корпус.
— А тебе, я вижу, не очень хочется?
Ваня двинул плечом:
— Не знаю… Детей ведь не спрашивают. Запишут — и куда денешься… «Ребенок все равно должен быть где — то пристроен»… — Это была мамина фраза. И Ваня замолчал. Потому что дальше могли выскочить слова: «Тем более когда разведенным родителям обоим не до сына…» Но это уже тема не для посторонних.
Любовь Петровна что — то почуяла. Помолчала, позвякала в чашке ложечкой. Спросила чуть стесненно:
— А мама… тоже музыкант?
— Нет, она организатор передвижных выставок. Ездит с картинами и художниками по разным городам… Папа тоже часто ездит, с оркестром… Вот меня на лето и устроили сюда…
— И как тебе здесь?
— Пока неплохо, — дипломатично сказал Ваня. И опять подумал о «ковбоях». Но сказал о другом: — Бабушка взяла у деда и дала мне старый ноутбук. Его можно подключать к Интернету…
— Да, нынешние мальчики сплошь и рядом предпочитают компьютеры книгам… — покивала Любовь Петровна.
Ваня вспомнил, что она — старый библиотекарь. Наверно, ей обидно, что нынче мало читатели. И объяснил:
— Нет, я читаю… Конечно, я не такой уж активный читатель, «Гарри Поттера» одолел всего три тома, но Интернет мне нужен как раз ради книжек. Из него можно выудить то, что нигде больше не найдешь…
— А что именно? — оживилась Любовь Петровна.
— Недавно отыскал редкий роман Жюля Верна «Юные путешественники». Ни в одном собрании сочинений его не встречал…
— Тебе нравится Жюль Верн?
— Очень!
— Но ведь нынешние школьники считают его скучным и старомодным.
— Ну и пусть считают! Мне и в классе говорили, что я «малость того»… — Ваня уже не смущался, он весело крутнул пальцем у виска. — А я все равно… Мне у него нравятся не только самые знаменитые романы, а вообще всё…
— Что же тебя привлекает в этом писателе?
Ваня нервно зашевелил ногами.
— Любовь Петровна, там… время такое. Мне кажется, лучше, чем теперь. Столько всего на свете неоткрытого и в то же время изобретения всякие. Воздушные шары, первые телефоны, электричество, пароходы… Плохо только, что тогда не было мобильников… Зато люди не те, что нынче. Будто добрее друг к другу… Хотя, конечно, тоже… И еще бывают интересные совпадения…
— Вот как?
— Да… Мама собирается в августе в круиз на Антильские острова, с заходом на остров Гваделупу. А я начал читать «Юных путешественников», и там — тоже Гваделупа. Не такой уж известный остров, и вдруг — в книжке и в жизни…
Он встретился с Любовью Петровной глазами, и показалось, что угадал ее вопрос: «А что же тебя — то мама не берет с собой, на Гваделупу?» Стал смотреть в чашку с недопитым чаем…
— Ты, по — моему, мало ешь варенья. Не стесняйся…
— Нет, я много… Спасибо… Только мне уже пора, бабушка звонила, волнуется…
— Все — таки доешь варенье, это недолго… А я на минутку оставлю тебя, вспомнила, что надо позвонить…
Она вышла, Ваня заскреб ложечкой о стеклянную розетку, и в этот миг в кармане опять ожил телефон.
— Лариса Олеговна, я уже иду! Совсем скоро! Ой…
В телефоне был совсем не бабушкин голос. Хотя женский и… кажется, даже знакомый:
— Простите, я могу поговорить с Константином Матвеевичем?
— У него сейчас другой номер…
— Извините, а вы его не знаете?
— Знаю. Давайте, продиктую…
— Будьте столь любезны…
— Пожалуйста… Восемь, девятьсот двенадцать, двести сорок четыре…
— Секундочку! Я возьму карандаш… Прошу вас…
Ваня снова начал диктовать. Отчетливо называя число за числом, он поднял глаза и увидел через открытую дверь Любовь Петровну.
Она стояла в коридоре у тумбочки, прижимала к уху телефонную трубку и, согнувшись, писала в блокноте.
— Ой…
Любовь Петровна вскинула глаза.
— Батюшки… Значит, мы беседуем друг с другом? Вот это чудеса!
Ване стало смешно.
— Ну да! А я думаю: чей это знакомый голос? Опять совпадение, почти как у Жюля Верна…
— Выходит, Константин Матвеевич Евграфов — твой дедушка?
— Да! — (снова уточнять, что не родной, не имело смысла). — Значит, вы знакомы?
Любовь Петровна положила трубку на рычаг, вошла, встала у порога. Забавно почесала карандашом висок.
— Знакомы ли… Трудно сказать. Скорее всего, он меня и не помнит. Мы учились не в одном классе, а в параллельных… В том году произошло слияние женских и мужских школ, я из двадцать первой попала в двадцать пятую, не сразу познакомилась со всеми… Но у меня есть старый снимок, на котором мы с твоим будущим дедом почти рядом. На пионерском субботнике в Городском саду. Это там, где нынче Центральный бульвар… Хочешь посмотреть?
— Конечно! — Было и в самом деле интересно: как выглядел пожилой профессор Евграфов полвека назад? Даже больше, чем полвека…
Любовь Петровна вытянула ящик старомодного комода, достала пухлую папку, сразу нашла нужную фотокарточку. Чуть больше открытки…
Выглядел он… несовременно. Как мальчишки в старых фильмах. Как школьник Волька Костыльков в кино про Хоттабыча. Фуражка военного образца, широченные брюки, блуза с бляхой. Галстук — косынка поверх блузы… А лицо под козырьком толком и не рассмотреть, только чубчик торчит из — под козырька. Пионер Костя Евграфов воткнул лопату в кучу прошлогодних листьев и грудью налег на черенок. А в двух шагах от него стояла тощая девочка с граблями. С насупленными бровями и приоткрытым ртом. Щекой прижималась к длинному черенку. Видимо, Люба Грибова. Она была в платье с черным фартуком и в резиновых сапогах на тонких ногах.
— Шестой класс… — вздохнула Любовь Петровна. — У мальчиков тогда впервые появилась школьная форма, такая вот. Впрочем, ненадолго, скоро ее поменяли на костюмы с пиджачками. А то с первого класса будто солдафоны какие — то…
— Думаете, он вас не помнит? — осторожно сказал Ваня. — Вы же несколько лет были в одной школе…
— Я после седьмого класса уехала в Омск и жила там два года. Вернулась только в десятом. Костя и тогда не смотрел в мою сторону. Было на кого смотреть и без меня… Его в ту пору звали Граф. Е, Вэ, Графов, «его высочество Граф». Был он изящен, резок в суждениях, часто спорил с учителями, но без грубостей, а иронично и вежливо… Девочки по нему обмирали…
«Граф» — кажется не «высочество», а «сиятельство», — подумал Ваня. Но сказал не то:
— Его и сейчас иногда Графом зовут. Бабушка Лариса Олеговна… А вы хотите с ним увидеться, да?
— Я совсем недавно узнала, что Константин Матвеевич вернулся в Турень. Мне достали его телефон. Сейчас в двадцать пятой школе есть нечто вроде Клуба ветеранов, там встречаются те, кто… еще остались на этом свете и не забыли ученические годы. А профессор, видимо, про это не знает, весь в своих научных проблемах. Вот я и решила его… так сказать, приобщить… Ванечка, будь добр, продиктуй до конца номер телефона.
Ваня продиктовал. Потом подержал еще перед глазами снимок. От старой фотобумаги почему — то пахло не то корицей, не то ванилью.
— Любовь Петровна, я ему… дедушке, расскажу про вас. А теперь я пойду, ладно? Пора…
— Давай я тебя провожу! А то вдруг эти «велосипедные витязи» вертятся поблизости…
— Нет, что вы! Наверняка уже укатили… А если что — удеру, — сказал Ваня весело и без лишнего героизма. — Махну через забор — не догонят…
— Заходи в гости. С тобой интересно беседовать. Я тебе в нашей библиотеке присмотрю что — нибудь из старых жюль — верновских изданий…
— Спасибо!
Полуденный выстрел
Любовь Петровна еще раз сказала «заходи в гости», притворила за Ваней дверь, и он стал спускаться по ступеням. Неторопливо и без всякого желания.