Гваделорка - Крапивин Владислав Петрович. Страница 59
Они еще полюбовались ключиком и спрятали в коробок.
— Лорка, видишь тот пригорок? С березкой. Давай поднимемся на него.
— Зачем?
— Поглядим вокруг. Я там еще не бывал.
— Тогда пойдем! Конечно… только… через речку же надо…
— Ну и что? Скинем штаны — майки и перейдем.
— Ваня, это нехорошо…
— Ох и бестолковая…
— Ну, правда же нехорошо. Мы же обещали дома, что купаться будем только все вместе…
— Мы и не будем купаться! Там по колено!
— Если по колено, зачем скидывать?
— Ну… а вдруг споткнемся и нечаянно плюхнемся по плечи?
— Хитрый…
— Ага… — засмеялся Ваня.
У воды они сбросили все, кроме трусиков, ухватились за руки и ступили в речку. Но Лорка вдруг качнулась назад:
— Ой, а ключик…
— Он же в твоем кармане. Никуда не денется. Здесь не бывает жуликов…
— Но мало ли что… Вдруг…
В самом деле! Если пропадет одежда — полбеды, а если ключик… страх подумать! Ваня выскочил назад, вытряхнул из Лоркиных бриджей коробок, сунул в кармашек на плавках.
— Серебро не ржавеет…
И они пошли через пятиметровую речку, и на середине Ваня «нечаянно» запнулся и шлепнулся животом и дернул за собой Лорку. Она радостно завизжала. И сказала в воспитательных целях:
— Совершенно бессовестный…
— Ага, — опять согласился Ваня.
Мокрые, они опять пошли среди высоких соцветий, и желтая шелуха лепестков липла к плечам. Поднялись на плоский пригорок с подсохшей травой и редкими ромашками. Остановились у притихшей в теплом безветрии березки.
Солнечные, но с сероватыми животами облака неподвижно висели над лесостепью — словно поднявшиеся с океанов и приплывшие сюда острова…
Ваня и Лорка встали, прижавшись друг к дружке плечами, и сделались частью этого громадного лета. И… распахнувшейся среди облаков Гваделорки…
— Ваня… достань ключик, а?
— Сейчас, — заспешил он, чтобы сказочное чувство не ушло.
Ключик улегся поперек коробочки, воткнулся волоском, не хотел почему — то наружу. Ваня колупнул его, дернул сильнее. Ключик выскочил, Ваня поймал его на лету и…
— Ой… — стальная колючка ткнула его в указательный палец. Ваня потянул палец к губам, чтобы слизнуть красную капельку.
— Подожди… — шепнула Лорка. Легонько взяла его за кисть руки, притянула палец с капелькой к себе. Лизнула. И засмеялась. И сказала опять: — Подожди… Дай…
И девочка, которая всегда боялась царапин и порезов, отважно ткнула свой мизинец стальным волоском. И выжала каплю, похожую на божью коровку. И глянула Ване в глаза.
Он, конечно же, понял сразу. Нагнулся и вмиг слизнул «божью коровку», ощутив на языке секундную солоноватость…
Это не было ни клятвой, ни обрядом, ни колдовством. Лизнули — и дело с концом. Что такого? Просто теперь в них было по капельке крови друг друга… Спасибо ключику…
Они постояли еще, помолчали, взялись за руки и пошли обратно. И, едва спустившись с пригорка, попали в плен.
Навстречу выскочили четыре размалеванных глиной и вареньем индейца с перьями в рыжих волосах. То есть рыжими были только двое — братья Ишимцевы, Петька и Кирилл, Ванины ровесники. А два других — по годам вроде Тростика — белобрысые. Шурик и Митька. Все четверо грызли огурцы (явно не со своих огородов).
— Руки вверх! — сипло потребовал круглоголовый Митька и натянул самострел с бельевой резинкой.
Ваня и Лорка послушно подняли руки, лизнув при этом уколотые пальцы.
— Вы сразу будете наши скальпы снимать? — спросила Лорка. — Или подержите в плену?
— Конечно, подержим, — пообещал рыже — кудрявый Кирилл. — Сразу — какое удовольствие?
— Дайте тогда по огурчику. Пленных надо кормить…
Кирилл счел требование Лорки справедливым. Вытащил из кармана обвисших трикотажных штанов огурец, протянул ей. А его брат Петька дал такой же Ване.
Пленники сказали «спасибо» и захрустели.
Кирилл спросил у Вани, кивнув перьями на Лорку:
— А это что за храбрый бледнолицый? Раньше не встречали тут…
— Братишка, — сказал Ваня.
— Тоже из Москвы, что ли?
— Нет, в Турени живет…
— Ребя, он врет, — разоблачил Ваню белобрысый Митька и снова натянул самострел, в котором не было стрелы. — Это Лорка Казанчук, она в прошлом году приезжала к Чикишевым. Только у нее были косы. Вот такие… — он показал согнутый мизинец.
— Ну и что же, что Лорка, — не растерялся Ваня. — Значит, сестренка. Не все ли равно?
— Никакая не сестренка, не заливай! — возмутился белобрысый Шурик. — И живет не в Москве, и не похожи вы вовсе…
— Мало ли кто где живет, — сказал Ваня. — Всякое бывает. А то, что не похожи, зря не говори. Погляди, у нас даже родинки одинаковые. На спине. Он повернулся спиной к «индейцам» и повернул за плечи Лорку. Знал, что у нее и у него под левыми лопатками до сих пор темнеют шрамики размером с ноготь.
— Правда… — согласился Кирилл, когда они повернулись опять.
А его брат Петька пригляделся и пришел к выводу:
— В лицах тоже есть такая… одинаковая портретность…
— Ну, вот видите, — подала голос Лорка. — Индейцы всегда судят справедливо. Они знают закон…
— А вы родные или двоюродные? — спросил Митька с самострелом.
— Кровные, — объяснил Ваня. — Ладно, мы пойдем. Снимете скальп в другой раз. Пока…
Квакер уехал в тот же вечер, а Лорка осталась. Она обещала Любови Петровне вернуться с остальными мальчишками. Через несколько дней.
За эти несколько дней они сыграли с «индейцами» в футбол, помогли им соорудить и запустить змей сложнейшей конструкции (Федя был специалист), придумать вечером на сеновале кое — какие подробности про «Артемиду», а также поймать в лесу, принести домой и приручить рыжего одичавшего кота. Евдокия Леонидовна дала ему имя Туркин (почему — неизвестно). Кот не возражал.
Домой в Турень поехали автобусом, все вместе — ребята, Евдокия Леонидовна и кот. В дороге Туркин вел себя хорошо…
Диверсия
Оказалось, что Лика и Тростик уже вернулись из экспедиции. Это была хорошая новость. Но была и плохая: кто — то отравил Матубу.
К счастью, не насмерть.
Матуба лежал на сеновале, почти не двигался, смотрел мутными глазами. Иногда его сотрясала рвота. Эту жуткую картину Ваня и Лорка увидели, когда прибежали на сеновал Квакера. Квакер сидел над Матубой и беспомощно гладил его кудлатый бок. Здесь же были Тростик и Лика. Тростик всхлипывал в уголке, а Лика терзала мобильник, пытаясь узнать в справочном адреса ветлечебниц. В справочном говорили «девочка, не мешай работать» или давали адреса у черта на куличках. Никакие выездные бригады не отзывались…
Ваня выхватил свой телефон.
— Граф, помоги спасти собаку! Нашу! Общую!.. Ну да, Матубу! Какая — то сволочь отравила!.. Ну, пожалуйста! Пусть Марго приедет и отвезет в лечебницу. Нам самим его туда не утащить! А домой врачи не едут!..
Марго примчалась на улицу Герцена, к воротам Квакера, через десять минут. Деловитая. Ничуть не сердитая на ребят. Помогла уложить Матубу на застеленное мешковиной заднее сиденье. Квакер сел рядом с псом. Ваня — на переднее сиденье. Остальные остались ждать и мучиться неизвестностью (и Лорка тоже — некуда было посадить).
Марго знала все. В том числе и адреса лечебниц. Покатили в тот же район, где был копировальный центр и Загородный сад (Ване в этом почудилась хорошая примета). Затормозили у белого двухэтажного дома с синими крестами на дверях. Марго решительно ушла внутрь, вернулась через две минуты и сказала Квакеру:
— Понесли…
И они вдвоем потащили беднягу в полутемный вестибюль с запахами йода и горьких снадобий. Ваня беспомощно шел следом. Потом пса укатили на длинной тележке за белую дверь, а Ваня остался на клеенчатой, противно — теплой клеенке, которая липла к ладоням.
И сидел, и ждал, и отвечал на робкие звонки, что «ничего еще не известно». Вышла Марго и сказала, что вернется через час, раньше тут не справятся. Затем вышел Квакер. Объяснил, что «там всякие промывания и уколы» и что «просили не мешать».