Зов сердца - Блейк Дженнифер. Страница 32

Танцевали только мужчины — отмечалось завершение удачной торговли и прощание с Бретонами и английским поставщиком. Чокто собирались вернуться к себе в поселок с рассветом. Они хорошо провели недолгое время в отлучке, но должны были возвращаться в свои бревенчатые хижины, пока их не занял кто-нибудь другой.

Индеанки ели, смеялись, болтали и хвастались своими новыми нарядами и украшениями: платьями из тканей или бусами, которые они нашивали на одежду на груди или вешали на шею вместе с маленькими зеркальцами из отполированной стали. Маленькая Нога была особенно нарядна, на ней была шелковая юбка, изящная шляпка с плюмажем и серебряная цепочка, на которой висели наперсток, трутница, пара ножниц и зеркальце.

После жаркого дня ночь была ясная и прохладная ровно настолько, чтобы хорошо сиделось у костра. Пламя вздымалось высоко, его лижущие языки подбирались к ярким низким звездам. На веселых и хмурых лицах людей, сидевших вокруг, отражались красные и желтые блики, а в глазах плясало крохотное пламя. Оно притягивало людей, затерянных в огромном пространстве болотистых и необитаемых земель, объединяя их теплыми узами братства.

Сирен сидела среди индеанок и смотрела, как танцевали мужчины. Было высказано много наблюдений по поводу силы и выносливости, величины мускулов и ловкости разных танцоров, а также одобрительных или уничижительных замечаний о музыкантах. Женщины как будто считали, что представление затеяно для них, а возможно, так оно и было.

Через некоторое время женщины помоложе с младенцами, привязанными ремнями к их спинам, или детьми постарше, цеплявшимися за юбки, начали потихоньку уходить, чтобы укладывать малышей спать. Сирен помогала молодой беременной женщине с большим животом и двухлетним ребенком, подвешенным у нее за спиной в одеяле, потом покинула свое место и перешла к опушке леса. Она прислонилась к дереву, заведя за спину руки. Сюда почти не доносились запахи еды и дыма и разгоряченных человеческих тел, свежий ночной ветер выводил в ветвях более нежную и спокойную мелодию.

С того места, где она стояла, ей был виден Рене. Он сидел между Пьером и капитаном Додсвортом рядом с почетным местом, которое занимал Затопленный Дуб. Она спрашивала себя, нравится ли ему пиршество туземцев и сравнивает ли он его мысленно с роскошными празднествами в Версале. Он определенно был в хорошем настроении — сидел, откинувшись, опираясь на руку, положив другую на поднятое колено, пил, слушал шутки и анекдоты. Время от времени он хохотал, запрокидывая голову, сверкая белыми зубами. Значит, такие люди обладают невероятной способностью приспосабливаться.

Послышались тихие шаги по песку. Сирен оглянулась и увидела Туше. Приблизившись, он коротко поклонился.

— Прекрасная ночь, не правда ли, мадемуазель, и прекрасный праздник?

— Действительно, прекрасный. — Она не будет обходиться с ним грубо без причины, но ее слова не давали повода к дальнейшему разговору. Но этому надутому индюку он и не требовался.

— Славные Бретоны совершили весьма выгодное путешествие из Нового Орлеана.

— Полагаю, и вы тоже. — Это было напоминание о том, что и он, очевидно, находится здесь с таким же поручением.

— Ну, а что же вы сами? Надеюсь, такое удивительное создание тоже извлекло выгоду из этого предприятия..

— Вам незачем беспокоиться обо мне.

На самом деле она еще не говорила с капитаном Додсвортом о собственной торговой сделке. Она дожидалась нужного момента, а он пока еще не наступил. Возможно, она утром отправится на корабль вместе с Пьером и Жаном, когда они повезут туда меха, вырученные сегодня.

— Нет? Но некоторые люди так неблагоразумны; они не любят делиться своими доходами. А вот если бы вы объединились со мной, я бы постарался, чтобы вас украшали жемчуга и золотые безделушки, и вы были бы одеты в шелка, атлас и кружева.

Сирен резко повернулась и посмотрела на него. Выражение его глаз заставило ее содрогнуться. Она ответила холодно:

— Уверяю вас, я вовсе в этом не нуждаюсь.

— Разве? Но это бы так подошло вам. Вы словно роза в этой навозной куче — у Пьера и Жана Бретонов. Вы заслуживаете гораздо лучшего и более роскошного окружения. Я мог бы предоставить вам его.

— Мне не нужно больше того, что имею.

Она бы тут же ушла, но он схватил ее за руку.

— Берегитесь. Может настать время, когда вы пожалеете, что отвергли мое предложение. Ведь это, знаете ли, предложение. Мне доставило бы огромное удовольствие иметь вас своей любовницей.

Что-то в его настойчивом взгляде и в том, с какой силой его пальцы вцепились ей в руку, пугало ее больше, чем она хотела признать. Она искала ответ, который остановил бы его, и слова вырвались непроизвольно:

— У меня уже есть покровитель.

Он отпустил ее руку, улыбка зазмеилась на его тонких губах:

— Лемонье? У этого интерес продлится недолго.

— Возможно, но пока он есть, и я сомневаюсь, что он захотел бы, чтобы я принимала ваши дары.

— Жаль. Надеюсь, он хотя бы щедр?

— Это вас не касается.

— К несчастью, когда он бросит вас, вы можете прийти ко мне узнать, сохранился ли у меня интерес к вам.

Самонадеянность этого человека действовала ей на нервы.

— Я бы посоветовала вам не ждать. Наемные лакеи меня не привлекают.

Он тускло улыбнулся на ее замечание.

— Как насчет золота? Большого количества золота, которого хватит, чтобы сделать вас благородной дамой с блестящим и независимым будущим?

Он заговорил, когда она уже двинулась прочь. Сейчас она обернулась: ее внимание привлекло не его экстравагантное обещание — в его голосе она расслышала что-то похожее на угрозу.

— О чем вы говорите? — резко спросила она.

— Речь шла о золоте.

— За что?

— За то, чтобы стать моей… союзницей.

— Вашей союзницей, — повторила она.

— Вы могли бы мне быть очень полезны, как и очень дороги. Награда за арест ваших бывших компаньонов, Бретонов, может быть высока.

Он внимательно наблюдал за ней, и в его глазах был ответ на косвенный намек в его словах. Она ясно поняла это, и ею овладела холодная ярость.

— Вы ждете, что я стану доносить на Пьера и Жана, и вместе с вами сдам их властям?

— Почему бы нет? Что они вам?

— Мои друзья, но вам этого не понять.

— Я понимаю гораздо более того, что вам известно, мадемуазель.

— Тогда поймите вот что: я этого не сделаю. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

— Об этом решении вы, может быть, будете жалеть до конца своих дней, моя милая.

Но эти слова он прокричал ей вслед, поскольку она круто повернулась, взметнув юбки, и ушла, стиснув кулаки и сжав губы.

Она не останавливалась до самого шалаша, который делила с Рене, и там резко встала, комкая в руке кожаный полог, закрывавший низкий вход. Ее трясло от бессильного гнева, и в то же время она чувствовала себя замаранной, будто ее коснулось нечто мерзкое.

Что именно хотел от нее Туше? И зачем ему понадобилась она, чтобы донести на них, когда он сам прекрасно знал, чем они занимались? Похоже, ответ заключался том, что она представила бы доказательства их дельности, была бы свидетелем их вины.

Никогда. Она хотела обеспечить свое будущее, но не такой ценой. Если бы даже Пьер, Жан и Гастон были ей совершенно чужими, она бы никогда не смогла выдать их; еще меньше она была способна на это, когда всем была обязана им. Она назвала их «мои друзья», но они значили для нее гораздо больше, как она поняла за последние дни. Они были почти семьей.

Она глубоко вздохнула, повернулась и посмотрела на залив, на темной поверхности которого плясали мерцающие отблески звездного сияния. Несмотря на все, в предложении Туше был один хороший момент. Если маленький человечек искал в ней союзника, то из этого следовало, что он не нашел его в Рене. Она и не знала, как сильно боялась этого и как страдала, пока ее опасения на этот счет не развеялись.

Глава 9

Праздник продолжался, становясь все более шумным и лихорадочным, чашки с тафией шли по кругу в третий и четвертый раз. Не было никакой надежды заснуть, пока последний танцор и барабанщик не доберутся до своей постели. Отчаявшись найти покой, пока барабаны стучали, Сирен вернулась к огню.