Призрак в Венеции - Кин Кэролайн. Страница 15

Здание гостиницы с оригинальным фонарем у входной двери было построено три века назад. Сейчас ее владельцами были двое братьев, а жили здесь и проводили время главным образом люди, связанные с искусством, — писатели и художники. О последнем свидетельствовало множество рисунков на стенах. Нэнси сразу пришлась по вкусу непринужденная домашняя обстановка этого места.

— Что еще ты хотел мне рассказать о Пьетро и о стекольной фабрике? — спросила она, когда они уселись за столик в небольшом зале.

Дон смущенно улыбнулся.

— Если честно, то ничего нового. Просто хотелось поболтать с тобой в этот вечер. И чтоб ты была одна.

— Приятно слышать, — сказала Нэнси негромко.

Их глаза встретились, и она с легким замиранием сердца почувствовала, что сейчас, в эту минуту, начинается новое, приятное, а может быть, даже чудесное знакомство. Ощущение симпатии и близости, которое оба они испытали, когда Дону пришлось схватить ее в объятия, чтобы удержать от падения в воду, не забылось: оно жило в них и давало ростки.

Они начали говорить, оба сразу, потом вместе замолчали и рассмеялись.

— Когда мы впервые увиделись, — сказала Нэнси, — я была уверена, что очень не понравилась тебе.

Дон покачал головой.

— Совсем наоборот. Ты показалась мне такой красивой, что у меня перехватило дух… Я просто испугался тебя.

Они снова посмеялись.

— Не похоже, что ты такой застенчивый, — сказала Нэнси. — А если по правде?

— По правде, никогда не страдал особой стеснительностью. Но с тобой… Не знаю… Хотел сегодня… сейчас, за обедом, стать посмелей, только опять не получается. Думал кое-что сказать тебе…

Нэнси было весьма любопытно узнать, что именно, но она не стала настаивать, видя, что и в самом деле Дон несколько взволнован и напряжен.

Обед, состоявший из смеси самых различных морских блюд, в основном жареных на рашпере — grigliata misti, — был великолепен, а десерт и того лучше: земляничный торт со сливками — объедение! Нэнси заметила со смехом, что подобные сладости повергли бы ее подружку Бесс Марвин из Ривер-Хайтса в состояние, близкое к обмороку. Хотя той с ее фигурой и не очень следовало бы увлекаться тортами…

Они болтали о разных малозначительных вещах, вспомнили и о бале-маскараде, который должен был состояться завтра вечером во дворце Фальконе. Прямо как в опере Верди!

Дон сказал немного смущенно:

— Я тоже собираюсь на этот бал. Чем не займешься от скуки, хотя время сейчас для этого вроде не совсем подходящее. Но в семье маркиза такая традиция. А против традиций не попрешь, правда?

Нэнси согласилась. Дон продолжил с еще большим смущением:

— Я надумал нарядиться знаешь кем? По-итальянски их называют «браво». Это бандиты, наемные убийцы. Конечно, я говорю о старых временах и о старинных нарядах. Сейчас эти люди носят джинсы, «адидасы» и все такое… Если захочешь тоже во что-то одеться, я тебе дам адрес одной лавчонки — у них всякого такого барахла навалом, и недорого…

Нэнси вернулась во дворец в куда лучшем настроении, чем когда отправлялась на эту прогулку.

Отца она обнаружила в гостиной. Тот наслаждался звуками сонаты Шопена, которую играла на рояле светловолосая Катрина ван Хольст, и выражение его лица — если, конечно, оно не относилось к музыке — заставило дочь подумать с тайной улыбкой: о Боже, неужели у отца это зашло так далеко?..

Катрина закончила пассаж, и мистер Дру сказал:

— Наконец-то! Мы скучали без тебя за обедом, дорогая.

— Думаю, что Нэнси и Дон если и обедали где-то, то не особенно скучали, — заметила не без юмора Катрина, и Нэнси, опять же внутренне, согласилась с ней.

Тара Иган была уже в их общей комнате и поджидала Нэнси. Ее настроение представляло резкий контраст с настроением подруги. Нэнси удалось узнать, что они с Джанни тоже поели в каком-то захудалом кафе, но он был малоразговорчив, мрачен, даже не вполне вежлив, и вообще Тара очень обижена.

— Тебя я тоже не понимаю, Нэнси, — сказала она жалобным тоном. — Если ты влюблена в Джанни, так и скажи, зачем голову морочить?

Нэнси немного разозлили эти слова, но в еще большей степени ей было жаль подругу; а еще ее удивляло, как та не видит, что сама Нэнси делает все для того, чтобы избавиться от домогательств Джанни. Поэтому она ответила вполне искренне и по возможности мягко:

— Совсем нет, Тара. Клянусь тебе! С чего ты взяла?

— Тогда зачем ты пошла с нами? И почему окончательно не дашь ему понять, что он тебе не нужен?

Ну что тут ответить этой несчастной, уязвленной в своих нежных чувствах девушке? Как объяснить, что не так уж просто ни с того ни с сего отвернуться от человека, даже не слишком симпатичного тебе, даже если его поведение кажется подозрительным. Она же все-таки прирожденный детектив, человек, чье предназначение наблюдать и изучать действия и тайные помыслы других и делать на этом основании выводы и заключения, которые могли бы привести к разгадке многих тайн, многих совершенных или еще готовящихся преступлений.

Нэнси попыталась произнести еще несколько слов в утешение, но, видя, что те не возымели должного действия, пожала плечами и закончила так:

— Что ж, извини, Тара. Очень сожалею и с этой минуты не стану ни во что вмешиваться. Обещаю тебе… Хотя продолжаю беспокоиться…

По прошествии некоторого времени Тара почти совсем оттаяла и готова была примириться, а возможно, даже попросить прощения, но Нэнси, уставшая за день, довольно быстро уснула.

Однако долго поспать ей не удалось: разбудил пронзительный крик. Она приподнялась на постели, ничего еще со сна не понимая, не отдавая себе отчета: сон это или явь.

Сквозь высокие задрапированные окна пробивался лунный свет. Его было немного, но вполне Достаточно, чтобы увидеть посреди комнаты какую-то темную фигуру.

Нэнси замерла от ужаса. Ее рука непроизвольно потянулась к настольной лампе, зажгла ее. Это был ночник, и в комнате не стало намного светлее.

Фигура в капюшоне, натянутом на голову, продолжала приближаться к кровати Тары, но, увидев, Что зажегся свет, резко повернулась в сторону Нэнси.

Теперь настал черед вскрикнуть Нэнси: расширенными от ужаса глазами она увидела страшное, похожее на череп, лицо под капюшоном!

ИСТОРИЯ С ПРИВИДЕНИЕМ

Нэнси понимала разумом, что надо бы выскочить из кровати и кинуться к вошедшему, чтобы понять хотя бы, кто или что это… Но вся она была скована страхом и не могла сдвинуться с места.

Тара закричала во второй раз, и тогда призрак, или кто это был, направился к двери. Он задержался у выхода, устремив взгляд в глубь комнаты, словно раздумывая, следует ли такому эфемерному существу, как он, подчиняться человеку, созданному из плоти и крови, и потом с явной неохотой выскользнул в коридор и затворил за собой дверь.

Нэнси к этому времени уже нашла в себе силы соскочить с кровати. Она бросилась к дверям, но была остановлена истерическим криком Тары:

— О Боже! Нэнси! Не надо!.. Не оставляй меня! Нэнси! Я не могу!..

Тара громко рыдала, и Нэнси поспешила утешить подругу. Она обняла ее, приговаривая:

— Ну, ну, перестань… Успокойся. Все прошло… Кто бы это ни был, он ушел. Его больше нет…

— Но кто?! Кто это был?.. Ты видела его лицо?

— Да… Ты тоже? Лучше бы не видеть. Такое долго не забудешь.

Если последние слова прозвучали немного юмористически, в том не было вины Нэнси: о юморе она в эти минуты и не помышляла.

Тара все не могла успокоиться, что было вполне естественно.

— Как страшно… Как было жутко, — продолжала говорить она, вся содрогаясь. — Я проснулась, а оно подходит ко мне… Подходит… Ближе. Потом луна на секунду осветила лицо… Ой!.. А это череп… Настоящий череп… Я не могу… Что делать?.. Нэнси! Надо что-то делать!

Нэнси и сама лихорадочно думала об этом. Видя, что Тара немного успокоилась, она кинулась к Двери, открыла ее.

— Будь осторожна, Нэнси!.. Я… Я боюсь… — крикнула ей вслед Тара. — Я не пойду с тобой.