Убежище - Булычев Кир. Страница 11

– Спасибо тебе за Георгия.

– Послушай, Гоша, – возразила Аглая, – может, хватит в нашем семействе Георгиев? Николай – тоже хорошее имя.

Без слова муж повернулся и покинул палату, прихватив с собой ценный подарок. С тех пор он жену Аглаю не любил. Хотя мальчика, конечно же, назвали Георгием, Георгием Георгиевичем Полотенцем, будущим президентом и мультимиллионером. И чтобы стать таким, как объяснил ему папа, он должен будет учиться, учиться и еще раз учиться. А если списывать, то так, чтобы ни одна сволочь не заметила.

Этот совет Гоша усвоил и в школе считался если не отличником, то хорошим учеником. И почему такому вежливому мальчику не поставить лишнюю пятерку? Зато к празднику Восьмого марта его папа, тоже очень вежливый, обязательно подарит что-то небольшое, но приятное.

И вот раздался телефонный звонок.

Элина Виленовна вскочила и хотела покинуть кабинет, но Георгий Георгиевич, поднимая трубку, произнес:

– Оставайтесь, у меня от вас секретов нет.

Это было неправдой, потому что у Георгия Георгиевича были секреты от всех, даже от себя самого.

– Папочка, – раздался в тишине гулкого кабинета голос Гоши.

На экранчике видеофона появилась его физиономия.

– Спасибо, что ты позвонил мне, – сказал Георгий Георгиевич. – Все ли у тебя в порядке? Уважают ли тебя товарищи?

– Папа, – сказал Гоша, – у нас случилось странное происшествие, и я хочу с тобой посоветоваться.

– Молодец, – сказал папа. – Я никогда не оставлю тебя своими советами.

– Один мальчик в нашем отряде нашел лягушку с короной на голове.

– Уродка, что ли? – спросил Георгий Георгиевич.

Элина Виленовна постучала кровавыми ногтями по столику.

Георгий Георгиевич откликнулся на постук и увидел, что его секретарша хмурит соболиные брови. И сразу задал вопрос:

– Что еще особенного в лягушке?

– Мы коронку с нее сорвали и стали выпытывать, где лежит клад.

– Почему возникло подобное подозрение? – спросил Георгий Георгиевич.

– Разговор с бабкой подслушали.

И Гоша изложил события, правдиво, только собственную роль чуть приукрасил. Все-таки мальчик, надо понимать.

– Что за коронка? – спросил Георгий Георгиевич.

– Из камушков, блестящая, ее Гриша Сумской взял.

– А ты отдал?

– Я добрый, папочка, мне часто за это приходится расплачиваться.

– Да, ты добрый!

Георгий Георгиевич слушал голос сына, и у него в животе щекотало от счастья.

Все в мире уравновешено. Если на одной чашке весов лежит любовь к сыну Гоше, то чаще всего на другой чашке находится нелюбовь к другим мальчикам. Если в Индии идет дождь, то в Исландии наступает засуха.

– Что нам теперь делать, папочка? – спросил Гоша.

Элина Виленовна быстро нацарапала на столике светящуюся надпись: «ДОСТАТЬ КОРОНУ».

Георгий Георгиевич проглотил слюну, провел свободной рукой по лбу и опомнился. Нельзя, чтобы любовь к мальчику отвлекала от важных дел. Спасибо Элиночке, что никогда не забывает об интересах Фонда.

– Слушай меня внимательно, – сказал папа. – Пойди к своему приятелю и вели ему возвратить корону.

– А если он не захочет? – спросил Гоша.

– Как так не захочет?

– Потому что он сильнее меня.

– Как он смеет! – воскликнул Георгий Георгиевич. – Он у меня тут же вылетит из лагеря!

Элина Виленовна положила кончики длинных пальцев, украшенных кровавыми ногтями, на руку своему шефу, и тот снова опомнился.

Вздохнул и продолжал:

– Засвечиваться тебе нельзя. Предложи деньги, соблазни чем-нибудь, но шума не поднимай. Если возникнут сложности, немедленно отбей мне тревогу. Тебе понятно, солнышко?

– Будет сделано, папа, – ответил Гоша, который тоже любил своего папу. Правда, он любил и свою маму, но куда меньше, потому что мама все время приставала со всякими глупыми советами и велела чистить зубы. Иногда Гоша даже лелеял злобную мыслишку: вот не было бы мамы, не надо было бы мыть руки, чистить зубы, есть манную кашу и говорить «спасибо». Но понимал, что всегда кто-нибудь в его жизни будет ему приказывать. Так уж лучше мама, чем какая-нибудь Элина.

Когда Гоша отключился, Георгий Георгиевич спросил Элину Виленовну:

– Ты чего сигнализировала?

– Ты не представляешь, на какой след мы вышли, – прошептала она. – Рехнешься, когда узнаешь.

– Говори.

– Не кабинетный разговор.

– Выйдем.

В шкафу за спиной Георгия Георгиевича умещался небольшой лифт на двоих. Стоять в нем можно было только прижавшись. Георгий Георгиевич уткнулся носом в живот секретарши, а она поглаживала ему затылочек. Георгию Георгиевичу было щекотно и сладко.

Лифт поднял их в зимний сад, на крышу здания МУФРа, откуда открывался вид на площадь Белорусского вокзала.

Там воняло бензином, стоял шум и треск от машин, толпившихся внизу, рядом ревела потоками автомобилей Тверская улица. Площадка зимнего сада была огорожена железным забором, покрашенным в ржавый цвет, чтобы снаружи не догадались, какое богатое учреждение таится в здании между Третьей и Четвертой Брестскими улицами.

– Надо отсюда переезжать, – сказал Георгий Георгиевич. – А то отравимся.

– Нельзя переезжать, – возразила Элина Виленовна. – Зато здесь нам никто не завидует. Думают, что мы еле-еле концы сводим.

– Докладывай. – Георгий Георгиевич не любил разговоров на неприятные темы. Он хотел, чтобы вокруг все были довольны, а он счастлив.

– Это она, – сказала Элина Виленовна. – Из породы Василисы Прекрасной. Слыхали?

– Что-то в детстве мне говорили, – согласился Георгий Георгиевич. – Напомни.

Надо сказать, что сказок Георгий Георгиевич не выносил. Там все были богатыри и рыцари. А толстому мальчику небольшого роста даже в дураках места не находилось.

– Это Царевна-лягушка. Их и раньше было немного, а в наши дни, по моему мнению, они вымерли окончательно. Оказывается, одна осталась. Сидит в болоте, отличается от обычных лягушек только бриллиантовой короной на голове, но если ее отыщет добрый молодец, она превращается в царевну.

– И что же?

– А то, что может стать женой доброго молодца и дать ему полцарства.

– И у моего Гоши есть шанс? – обрадовался Георгий Георгиевич.