Иного выбора нет - Блейк Джордж. Страница 26

Первое, что решили сделать, — организовать с помощью и при поддержке СИС голландскую разведку в Лондоне. Это разведбюро сначала с большими трудностями, но все же установило контакт с голландским подпольем. Довольно быстро было достигнуто соглашение между двумя разведками, заложившее основы сотрудничества и очертившее сферы деятельности обеих организаций. Голландская разведка отвечала за подбор агентов среди своих соотечественников, живущих в Англии, а британская со своими неизмеримо большими возможностями должна была их снаряжать, обучать, переправлять в Голландию и держать с ними связь. Инструктировать агентов было решено совместно двумя службами в соответствии с запросами заинтересованных министерств, которые, впрочем, были в основном британскими. Разведданные являлись в равной степени достоянием обеих служб, хотя оперативно их могли использовать, разумеется, лишь англичане.

К тому времени, как меня взяли в разведку, такой порядок действовал уже больше двух лет, и за это время было обучено и переброшено в Голландию множество агентов. Некоторые из них были арестованы немцами, расстреляны или отправлены в концлагеря, но находились новые смельчаки, которых посылали на смену погибшим. Обычно в тыл врага забрасывались группы из двоих — так называемого организатора и радиста. Перед организатором ставилась задача создать на месте с помощью подполья агентурную сеть, радист осуществлял связь с лондонским штабом.

Одним из условий соглашения было то, что в Голландию не может быть послан агентом англичанин. Так как многие группы Сопротивления были так или иначе связаны с различными политическими группировками или лидерами, обе службы хотели избежать подозрений в том, что Британия пытается повлиять на послевоенное политическое устройство страны.

Это условие развеяло мои надежды на возвращение в Голландию в качестве агента. Вместо этого я должен был играть роль офицера, ведущего группу молодых голландских агентов во время их подготовки. Я буду сопровождать их на парашютные курсы, поэтому так важно, чтобы я умел прыгать сам. Мне предстояло присматривать за ними во время обучения в Лондоне, следить, чтобы они имели все необходимое, водить их то в ресторан, то на спектакль, в общем вести себя как друг. Я должен был отвечать за то, чтобы ребятам выдали необходимое снаряжение и фальшивые документы, и проводить на аэродром в последнюю ночь. Так как я блестяще говорил по-голландски, сам только что вернулся оттуда и прошел через похожие испытания, что предстояли моим подопечным, то Симур думал, что я идеально подойду для подобного рода работы.

Майор Симур отвел меня в соседнюю комнату, такую же чердачную и маленькую, чтобы представить своему заместителю капитан-лейтенанту Чайлду. Этот офицер был очень старым сотрудником разведки и был связан с программой обучения агентов, он тоже следил за снабжением и снаряжением. Мне предстояло работать под его руководством. Большой и плотный, с крупными чертами лица, он в своей мятой форме был похож на американского актера 30-х годов Уоллеса Бири, который обычно играл роли «неограненных алмазов» с сердцем из чистого золота. Позже я узнал, что под грубой оболочкой действительно скрывались доброе сердце и готовность помочь, а также проницательный и практичный ум. Когда Чайлд встал, чтобы пожать мне руку, я заметил, что у него деревянная нога.

В отличие от большинства офицеров разведки, которые происходили из высших и средних слоев, капитан Чайлд был сыном торговца-рыбака и выходил в море простым матросом, когда ему было всего пятнадцать. После многих лет службы в торговом флоте — там он получил капитанский патент — он оказался в незавидном положении шкипера частных яхт, возившего их богатых владельцев по водным маршрутам Голландии и вверх по Рейну. Тогда он хорошо изучил Нидерланды и Германию, выучил язык и завел широкие знакомства среди тамошних лодочников. Это сделало его ценным агентом гаагской резидентуры в те годы, когда Германия перевооружалась.

Когда разразилась война, он, будучи морским офицером запаса, стал сотрудником резидентуры, прикрываясь работой в офисе британского военно-морского атташе. Выполняя свою миссию в первые дни вторжения, он был атакован в машине немецкими парашютистами, серьезно ранен, в госпитале ему ампутировали ногу. Немцы интернировали его вместе с другими британскими дипломатами, и около двух лет он жил в отеле где-то в горах Гарца, а потом был обменен через Португалию на немецких дипломатов, которых война застала в разных частях Британской империи.

Моим первым делом в этот день оказалось сопровождать капитана Чайлда в Ханс-плейс, где в большой квартире располагалась школа радистов, там надо было взять два передатчика. Агенты, которые занимались на них, должны были быть заброшены в Голландию в ближайшее новолуние. Аппараты следовало упаковать в контейнеры. С энтузиазмом неофита я чуть не уронил один, и, помню, капитан сказал мне: «Спокойнее, сынок. Мы еще не в небе над Голландией». Он часто потом называл меня «сынок», что усиливало его сходство с Уоллесом Бири.

На следующий день я поехал в парашютную школу в Рингвее вместе с тремя молодыми голландскими агентами. Там учились люди разных национальностей, группы содержались строго раздельно, а одной из забот наблюдающего офицера было следить, чтобы между ними не было контактов.

Когда закончилось предварительное обучение, для троих из нас, кто еще никогда не летал (среди них был и я), устроили ознакомительный полет. Уже это само по себе оказалось довольно волнующим. Потом наступило время прыжка. Мы с нарочитым равнодушием уселись в узкой кабине «ланкастера», прикрепив кольца парашютов специальным тросом к протянутой вдоль кабины проволоке. Вскоре пилот по селекторной связи сообщил, что самолет кружит над посадочной площадкой и он готов сбрасывать десант.

Первым должен был прыгать тренер. Следующим — я. Я посмотрел на свои ноги, свесившиеся в люк, и увидел землю, мчавшуюся далеко внизу. Пришлось покрепче ухватиться за край, потому что я боялся выпасть слишком рано, и уставиться на красную лампочку.

Вдруг она стала зеленой, в ту же секунду я услышал громкий голос по селектору, крикнувший: «Вперед!», почувствовал, выпрыгивая, толчок, закрыл глаза, предвкушая долгое падение. Но это оказалось совсем не так. Сначала меня подхватил воздушный поток от винта самолета и отбросил назад, потом сразу потащило наверх — открылся парашют. Я понял, что легко качаюсь в воздухе. Незабываемая минута! Облегчение, что парашют раскрылся, легкое парение, ощущение полета, будто я вдруг стал невесомым, страна, широко раскинувшаяся подо мной, — все это было ни на что не похоже. Я подумал, что так ангелы летают по раю. Мне недолго пришлось наслаждаться спуском, потому что земля неожиданно устремилась мне навстречу. Я сгруппировался для падения и в следующую минуту с глухим звуком ударился о землю. Получилось! Не думаю, что когда-нибудь еще мне удастся испытать такую радость.

По вечерам мы были свободны и ходили в близлежащую деревню, где были кинотеатр и танцзал. Мне было легко со своими подопечными. Все они недавно разными маршрутами прибыли в Англию и пережили множество приключений. Через несколько месяцев их должны были послать в подпольную организацию Голландии в качестве радистов, заменить тех, кто погиб или был арестован. Вырвавшись на свободу, они предпочли ей возвращение к притеснениям, мраку, трудностям и нужде в оккупированной Голландии. Там они вели жизнь, полную постоянной опасности, не могли встретиться с родителями и друзьями, а существовали тайно, перебираясь со своими передатчиками из одного укрытия в другое, чтобы скрыться от радиолокационной службы, перехватывающей подпольные сообщения. Каждый раз, выходя на связь, чтобы передать информацию или получить инструкции, они вызывали на себя врага, подобно солдатам, открывающим огонь из засады. А потом, если они слишком долго испытывали судьбу и зловещие серые уши локаторов засекали укрытие, эсэсовцы окружали дом, и исчезнуть было невозможно. Ребят ожидало страшное будущее. Сначала — пытки с требованием выдать товарищей, а потом — смерть: расстрел или, еще хуже, медленная агония в концентрационном лагере. А сейчас, готовясь к этой жизни, они были беззаботны и веселы, назначали свидания румяным ланкаширским девушкам, стараясь радоваться жизни, пока она есть.