Вихри волшебства - Джонс Диана Уинн. Страница 28

– Да, – ответил высокий диковинный человек. – А вы – Таспер. А теперь мы с вами уйдем отсюда, пока дом не загорелся.

Он взял Таспера за руку и подтолкнул его к двери, ведущей на лестницу. Едва он открыл ее, как повалили густые клубы дыма и послышался резкий треск. Стало ясно, что таверна уже горит. Крестоманси снова захлопнул дверь. От дыма оба закашлялись, причем Крестоманси кашлял так яростно, что Таспер испугался, как бы он не задохнулся. Он оттащил его обратно на середину комнаты. Теперь дым проникал и между половиц, отчего Крестоманси снова закашлялся.

– Только я лег в постель поболеть, как вы меня позвали, – объяснил он, когда снова смог говорить. – Такова жизнь. Эти ваши упорядоченные боги не оставили нам выбора.

Крестоманси шагнул по дымящемуся полу и распахнул дверь у камина.

Дверь открывалась в пустоту. Таспер коротко вскрикнул от ужаса.

– Истинно так, – закашлялся Крестоманси. – Предполагалось, что вы разобьетесь насмерть.

– Может, спрыгнем на землю? – предложил Таспер.

Крестоманси помотал приглаженной головой. – После всего этого – нет. Нет. Надо переместить театр военных действий на вражескую территорию и навестить богов. Не будете ли вы так любезны одолжить мне на время ваш тюрбан?

От этой странной просьбы Таспер снова остолбенел.

– Я бы использовал его как пояс, – прохрипел Крестоманси. – По дороге на Небеса довольно холодно, а у меня под шлафроком только пижама.

Полосатое белье Крестоманси и правда казалось немного тонковатым. Таспер медленно размотал тюрбан. Предстать перед богами с непокрытой головой едва ли хуже, чем в пижаме, рассудил он. К тому же он ведь не верил в богов. Он вручил тюрбан Крестоманси. Тот обвязал черно-желтое одеяние полосой бледно-голубой ткани, и, судя по всему, ему сразу стало гораздо удобнее.

– А теперь держитесь за меня, и все будет хорошо, – сказал он.

Он снова взял Таспера за руку и шагнул в Небеса, увлекая его за собой.

Некоторое время Тасперу от потрясения было трудновато говорить. Он лишь дивился тому, как уверенно они восходят на Небеса, словно бы по невидимым ступеням. Крестоманси шел весьма непринужденно, лишь иногда покашливая и слегка ежась, но Таспера он держал крепко. Совсем скоро город превратился в горстку кукольных домиков и красных пятен двух пожаров далеко-далеко внизу. Вокруг них, вверху и внизу, рассыпались звезды, словно бы путники уже прошли над некоторыми из них.

– Подниматься на Небеса довольно долго, – заметил Крестоманси. – Не хотите ли по дороге что-нибудь узнать?

– Да, – ответил Таспер. – Вы сказали, что боги пытаются убить меня?

– Они пытаются уничтожить Мудреца-Ниспровергателя, – объяснил Крестоманси. – Может статься, они и не понимают, что это одно и то же. Видите ли, вы и есть Мудрец.

– Да что вы, нет! – запротестовал Таспер. – Мудрец гораздо старше, и он задает вопросы, которые мне и в голову не приходили, пока я о нем не услышал.

– Ах да, – кивнул Крестоманси. – Боюсь, во всем этом есть нечто напоминающее замкнутый круг. Это вина тех, кто пытался избавиться от вас, когда вы были маленьким ребенком. Насколько я могу заключить, вы в течение семи лет пребывали в трехлетнем возрасте, пока не вызвали в нашем мире такое возмущение, что пришлось вас найти и выпустить. Но в этом мире, в Тире, где все так основательно налажено и организовано, существует пророчество, что вы начнете проповедовать в возрасте двадцати трех лет, то есть в текущем году. Поэтому проповеди и начались именно в этом году. Вам не надо было даже объявляться. Скажите, случалось ли вам говорить с кем-либо, кто действительно слышал проповеди Мудреца?

– Нет, – отозвался Таспер. – До меня только сейчас дошло.

– Никто не слышал, – сказал Крестоманси. – Вы начали очень скромно. Сначала написали книгу, на которую никто не обратил внимания…

– Нет, не так все было! – возразил Таспер. – Он… Я… ну, в общем, Мудрец писал книгу после проповедей!

– Но как же вы не видите, – покачал головой Крестоманси, – что, поскольку вы вернулись в Тиру, фактам пришлось согласовываться с вашим существованием? Для этого им пришлось идти в обратном порядке, пока обстоятельства не сложились так, что вы оказались именно там, где должны были быть. Это было в том номере в таверне, в начале вашей карьеры. Полагаю, что вы уже достаточно взрослый и можете начинать. И я подозреваю, что наши небесные друзья с некоторым опозданием пытаются все исправить и покончить с вами. Ни к чему хорошему для них это не приведет, о чем я им вскоре и сообщу. – Он снова закашлялся.

Они взобрались так высоко, что вокруг стоял трескучий мороз.

К этому времени мир превратился в темный изгиб далеко внизу. Таспер видел солнечное зарево, показавшееся из-за изгиба. Они все поднимались и поднимались. Светлело. Появилось солнце – огромное яркое пятно в неизмеримой дали. К Тасперу снова вернулись туманные воспоминания. Он старался убедить себя в том, что все это неправда, но ничего у него не вышло.

– Откуда вы все это знаете? – тупо спросил он.

– Доводилось ли вам слышать о боге по имени Окк? – прокашлял Крестоманси. – Он приходил поговорить со мной тогда, когда вам полагалось быть в вашем нынешнем возрасте. Он тревожился… – Крестоманси снова закашлялся. – Нет, придется беречь остатки голоса до Небес…

Они все поднимались и поднимались, и звезды плыли вокруг, и вот то, на что они опирались, отвердело. Вскоре они уже шли по темной лестнице, чем выше, тем сильнее отсвечивавшей перламутром. Тогда Крестоманси отпустил руку Таспера и с явным облегчением высморкался в носовой платок с золотистой каймой. Перламутр сменился серебром, а серебро – ослепительной белизной. Наконец они пошли по ровной белизне – из зала в зал.

Боги вышли им навстречу. Вид у них был неприветливый.

– Боюсь, мы одеты неподобающим образом, – пробормотал Крестоманси.

Таспер посмотрел на богов, потом на Крестоманси – и съежился от смущения. Хотя одеяние Крестоманси было восхитительным и необыкновенным, все равно это с очевидностью были халат и пижама. И то, что у него на ногах, – это шлепанцы на меху, и только. И если вокруг пояса у него обернута голубая лента, так это тюрбан, которому сейчас полагалось находиться у Таспера на голове.

А боги сияли великолепием – в золотых шароварах, в тюрбанах, усыпанных самоцветами, и чем важнее они были, тем роскошнее становились их наряды. Таспер заметил одного бога в сверкающем золотистом плаще, который почему-то вперился в него дружелюбным и почти тревожным пламенным взглядом. Напротив него стоял кто-то большой и вроде бы жидкий, весь в жемчугах и бриллиантах. Этот бог коротко, но совершенно определенно подмигнул.

В конце зала, на массивном престоле, высилась грозная фигура Зенда Вседержителя, облаченная в бело-пурпурные одеяния и с короной на голове. Крестоманси посмотрел на Зенда снизу вверх и задумчиво высморкался. Едва ли этот жест можно было назвать почтительным.

– По какой причине двое смертных проникли в наши покои? – холодно прогрохотал Зенд.

Крестоманси чихнул.

– Из-за вашей собственной глупости, – ответил он. – Вы, тирские боги, так замечательно все устроили и так давно у вас все отлажено, что вы не в состоянии увидеть ничего выходящего за рамки установленной рутины.

– За такие слова я поражу тебя молнией! – провозгласил Зенд.

– Если хоть кто-то из вас хочет жить дальше – нет, – парировал Крестоманси.

Среди прочих богов прокатился шепоток протеста. Они собирались жить дальше. И хотели понять, чего добивается Крестоманси. Зенд счел это угрозой своему авторитету и решил на всякий случай принять меры предосторожности.

– Продолжай, – кивнул он.

– Одна из самых сильных ваших сторон, – сказал Крестоманси, – это то, что ваши пророчества всегда сбываются. Почему же, если пророчество чем-то вам неприятно, вы пытаетесь отменить его? Мои дорогие боги, это же первосортная глупость! Кроме того, никто не может остановить собственное Низвержение, особенно вы, тирские боги. Но вы обо всем забыли. Вы забыли, что своей превосходной организацией лишили и себя, и человечество последних проблесков свободной воли. Вы отправили Таспера, Мудреца-Ниспровергателя, в мой мир, забыв, что в моем мире существуют случайности. Именно по случайности Таспера нашли всего семь лет спустя. К счастью для Тиры. Мне становится страшно при мысли о том, что могло случиться, если бы Таспер оставался трехлетним весь отпущенный ему век.