Тайна стонущей пещеры - Шебалов Африкан Александрович. Страница 18

— У Елизаветы Петровны в кабинете никого нет? — спросила она.

— Я не дежурный, не знаю, — бросил тот, даже не взглянув на нее.

Женщина подняла брови, виновато посмотрела на Матвеева, как бы извиняясь перед посторонним человеком за нетактичность счетовода, и вошла в кабинет председателя.

Матвеев встал:

— Может быть, покажете квартирку?

В магазине был только один покупатель — бухгалтер Рязанов, красивый, атлетического сложения, светловолосый молодой человек, одетый хорошо и со вкусом. Хорошенькая продавщица Леночка Локтева не сводила с него глаз.

Рязанов, склонив голову, пробежал пальцами по клавишам аккордеона и приятным баритоном пропел:

— Вы все про любовь, Леонид Захарович… Заслушаешься вас, — томно улыбнулась круглолицая Леночка.

— Вам, Леночка, я петь готов и денно и нощно, — с шутливой галантностью поклонился ей бухгалтер. — Эту штуковину оставьте за мной, — положил он на прилавок аккордеон, — чудесный инструмент. Так и быть — покупаю!

— Сыграйте еще что-нибудь, Леонид Захарович, — попросила Леночка.

— Вечером я вам с удовольствием сыграю, а сейчас дел — под завязку. Тороплюсь! — и Рязанов пошел к выходу.

На пороге его чуть не сбила с ног влетевшая в магазин Зинка.

— Вот он! — выпалила она и обернулась на улицу:

— Митька, сюда!

К дверям подошел как-то боком, придерживая живот руками, мальчишка лет двенадцати.

— Леонид Захарович, — затараторила Зинка в лицо ошеломленному бухгалтеру, — дирижер, Сеня завклубом, в городе, Колька-барабанщик в пионерский лагерь уехал, а у Митьки, нашего трубача, чирей на животе выскочил — надуваться не может. Вот! — показала она на мальчика, который виновато и умоляюще смотрел на бухгалтера.

— Постой, постой, — перебил девочку Рязанов. — Причем тут Колька-барабанщик и его чирей? Ничего не понимаю.

— Как при чем? К нам из города туристы в гости идут. Школьный оркестр встречать должен, а мы не можем… На барабан замену нашли: дед Пахом согласился. Дирижировать я сама буду. А чирей не у Кольки, а у Митьки. И теперь на трубе — некому. Только вы умеете… Попробуйте, пожалуйста, за Митьку.

Рязанов расхохотался.

— Правда, я не такой виртуоз, как Митька, но попробую. Тем более, что дед Пахом согласился. Пошли! Где ваш оркестр?

Зинка просияла:

— Нет, не сейчас! Это потом. Мы вам тогда скажем. Они еще там, в горах идут. В обед, наверное, только доберутся.

НИКОЛАЙ АРСЕНТЬЕВИЧ ШАРЫЙ

Около часа отряд двигался по южному, сильно изрезанному склону горы. Приходилось то спускаться в ложбину, то взбираться на очередной скат. А сколько еще впереди таких горбов?

Немилосердно палило солнце.

Разомлевший Коркин с трудом передвигал ноги, Пот щипал спину. Рюкзак, кажется, потяжелел вдвое. Сказывался второй день пути: все тело ныло от усталости.

— Вася, у тебя болят ноги? — спросила Галя.

— Очень болят!

— И у меня тоже. А вот Оля говорит, — нисколько.

— Хвастает.

— Нет, правда. Она ведь, живет на четвертом этаже, в день двадцать раз туда-сюда сбегает. Вот ноги и оттренировались. Счастливая! — Галя устало поправила за спиной рюкзак. — А мы, как кроты, на первых этажах ютимся.

Коркина и Галю нагнал Сбитнев. Он молча потянул с плеч девочки лямки рюкзака. Галя испуганно обернулась. Она подумала, что это — грубая шутка, но, встретившись глазами с дружелюбным взглядом Сбитнева, послушно позволила снять с себя ношу, только прошептала:

— Зачем, Витя?

— Ладно тебе… Ты же устала? — пробормотал Сбитнев и, забросив ее мешок себе на спину, прибавил шаг. Девочка поспешила за ним.

Галю все ребята в школе считали робкой и тихой. Но она была о себе другого мнения. В душе она чувствовала себя сильным и смелым человеком. Она и делать все могла бы не хуже, а может быть, лучше других. Но только ей всегда не везло: вечно ее кто-нибудь опережал. Взять хотя бы последний сбор отряда, где разговор шел о честности. Только она обдумала свое выступление, совсем чуть-чуть осталось додумать, как поднялся Коркин и сказал почти все ее мысли. А дальше то один, то другой по кусочкам растащили остальное.

Уже потом, после собрания, когда Галя все додумала до конца, она убедилась, что напрасно не выступила. Ведь никто из ребят не сказал, например, что пионер должен быть честным не только перед другими, но и перед самим собой. А этот недостаток есть у многих ребят.

Галя и за собой нашла много нечестных поступков. Вот хотя бы в прошлую субботу: она дала себе слово, не дожидаясь, пока придет с работы мама, убрать всю квартиру. А потом заигралась на улице и, когда прибежала домой, мама уже кончала мыть полы. Значит, Галя сама себя обманула, поступила нечестно.

И Галя решила стать честной во всем. А для этого нужно только следить за собой. Ведь заставила же она себя лучше учиться?

Еще в начале второй четверти в отряде был пионерский сбор на тему: «Воспитание силы воли». Тогда-то Галя и решила испытать свою волю: дала себе слово стать отличницей. Очень трудно было, но Галя добилась своего. Теперь она уже почти догнала Женю Терехову. Осталось исправить две четверки, и она тоже станет отличницей.

Вот что значит сильная воля! А ведь раньше у нее и тройки были.

Галя любила мечтать. В мечтах она делала выдающиеся открытия, совершала самые героические подвиги, какие по плечу только волевым и сильным людям. Галя уважала сильных людей. Вот хотя бы Витя Сбитнев. И воля у него есть, и по силе с ним не сравнишь никого в классе. Потом, раз он что пообещал сделает, а не обманет, как некоторые другие. И руки особенно не распускает. А если кому и надает тумаков, то за дело. И товарища в беде не оставит. Коркина он ведь спас…

Галя долго думала: смогла бы она это сделать? И чем дальше, тем больше убеждалась, что сделала бы, если бы только Витя не бросился первый в воду и если бы она была такой же сильной, как он.

Ей очень хотелось дружить со Сбитневым, но он с девочками вообще не водился.

Она покосилась на шагающего молча Витю.

Правда, она сегодня сильно обиделась на него за то, что он нагрубил ей у водопада. Но теперь Галя уже простила ему: хороший он товарищ, увидел, что она устала, — и помог.

Галя еще раз взглянула на Сбитнева и решила, что, конечно, и она смогла бы помочь кому-нибудь нести рюкзак, если бы только не так устала.

Они обогнали Шумейкина. Увидев за спиной Сбитнева два рюкзака, Олег лукаво прищурился на Галю. Потом оглянулся и чему-то заулыбался.

Вдруг он споткнулся и захромал.

— Что с тобой? — нагнал его Коркин.

— Ногу подвернул, — скривился Шумейкин.

Коркин сочувственно посмотрел на него, вздохнул и подставил плечо:

— Вешай свой мешок.

Олег охотно отдал рюкзак и несколько шагов шел, прихрамывая.

— Ну, как, легче? — обернулся к нему Коркин.

— Болит, Вася, — поморщился Шумейкин и отстал. За спиной Коркина он скорчил насмешливую гримасу и беззвучно засмеялся. Это заметила Галя:

— Витя, смотри-ка, что Олег придумал!

Сбитнев обернулся, глянул на Коркина, на Шумейкина и остановился:

— Разве Ваську трудно провести? Вот простофиля!

Шумейкин, видя, что на него обратили внимание, опять захромал.

— Брось мешок! — скомандовал Сбитнев, когда Вася поровнялся с ним.

— Кого-чего?.. Зачем? — непонимающе заморгал Коркин.

— Брось, тебе говорят! — Сбитнев сорвал с плеча Коркина рюкзак и швырнул его на землю. — Разжалобился!.. А тебе за такие штучки!.. — замахнулся он на Шумейкина.

— Что там еще такое, Сбитнев? — строго спросила Вера Алексеевна, подходя к ребятам.