Баллада о большевистском подполье - Драбкина Елизавета Яковлевна. Страница 11

«Железка» — это паспорт не поддельный, а подлинный, но выдан он другому человеку. Может, этот человек давно умер. Может, он свой паспорт потерял или пропил. И хотя паспорт настоящий, но предъявивший его партийный «нелегал» в случае провала оказывался в весьма трудном положении.

Так, например: одному товарищу попался паспорт беглого уголовника, приговоренного к смертной казни через повешение. Товарищ заявил, что паспорт у него фальшивый. Но его два года таскали из тюрьмы в тюрьму на «опознание».

Бывали и забавные казусы. Вроде такого, который произошел с Сергеем Ивановичем Гусевым.

Бежав из ссылки и приехав в Петербург, С. И. Гусев получил от товарищей «железку», о которой отзывались, как о вполне надежной. Снял комнату. Дал паспорт на прописку. Но несколько дней спустя за Гусевым пришел городовой и препроводил его в участок. Оказалось, что подлинный владелец паспорта учинил в пьяном виде скандал в ресторане и присужден к двухнедельной отсидке в камере при полицейском участке.

Делать нечего: пришлось Гусеву сесть под арест.

На беду, настоящий владелец паспорта был электротехником, и пристав решил воспользоваться этим, чтобы сделать в участке электрическую проводку. Вот и пришлось Гусеву выкручиваться, разыгрывая из себя придирчивого мастера, недовольного то проводом, то инструментом и часами рассуждавшего насчет всяких «коэффициентов» и «гальванизмов».

…Одно из правил подпольной работы гласило, что члены партии должны быть известны в организации под партийными псевдонимами или кличками. Даже близкие товарищи порой знали друг друга только по этим кличкам.

По какому же признаку давалась товарищу та или иная кличка?

Были среди них ничем не мотивированные или ничего не говорящие. Федора, скажем, начинали звать «товарищ Степан», а Владимира — «товарищ Мирон».

Были глубоко мотивированные. Такая, как «Старик», данная партией двадцатитрехлетнему Ленину в знак признания его ума и всесторонней образованности.

В основе некоторых кличек лежало какое-то сходство: светло-рыжего Енукидзе прозвали «Золотая рыбка»; товарища, выделявшегося своей отчаянной храбростью и находчивостью, — «Чертом»; пылкого оратора — «Маратом».

Другие клички подбирались по противоположности: длинного, поджарого дядю называли «Санчо Пансой», коротконогого толстяка — «Дон Кихотом».

Бывало и так, что разные клички одного и того же человека были подобраны и на том и на другом принципе. Так, к Елене Дмитриевне Стасовой, с ее цельной, несгибаемой натурой, прижилась партийная кличка «Абсолют». Но она же в переписке петербургской партийной организации с В. И. Лениным и Н. К. Крупской носила кличку «Разбойник».

Что касается имени «Ленин» — оно было одним из литературных псевдонимов Владимира Ильича Ульянова, под которым его знала партия. После Октябрьской революции, став Председателем Совета Народных Комиссаров, он подписывался: В. Ульянов (Ленин).

Какой ни есть, но паспорт в кармане. Получены «связи», то есть фамилии и адреса людей, с помощью которых можно найти членов подпольной организации. Вызубрены наизусть адреса явок — квартир, на которых встречаются участники партийного подполья. Нелегальный партийный работник приступает к очередному циклу своей деятельности.

Он знает, что ему отпущен неопределенный, но наверняка короткий срок. Дамокловым мечом висит над ним постоянная угроза ареста. Идя по улице, он неприметно оглядывается, проверяя, не следует ли за ним осторожная тень. Подходя к дому, в котором находится явочная квартира, глядит, стоит ли на окне, как то было условлено, горшок герани.

Работу, которую он успевает проделать, подчас губят последовавшие за нею провалы. Аресты вырывают то одного товарища, то другого. Только что сколоченная организация распадается под ударами. Приходится снова и снова налаживать, сколачивать, чинить, штопать.

Все это так. Но нет в его жизни большего счастья, чем эти короткие месяцы, а то и дни подпольной работы между выходом из тюрьмы и новым арестом, новой тюрьмой…

Сам Владимир Ильич Ленин был в подпольной работе мастером высшего класса. Вероятно, еще юношей, после гибели брата Александра, он задумался над тем, почему же провалилось так называемое дело «Первого марта 1887 года»? Почему на Невском были арестованы метальщики, которые должны были бросить бомбы в царскую карету? Почему вслед за их арестом последовал полный разгром организации и арест всех ее участников?

Только много лет спустя, уже после Октябрьской революции, когда были раскрыты тайны царских архивов, стало известно, что причиной этого страшного по своим последствиям провала было грубейшее нарушение правил конспирации: один из участников готовившегося покушения послал своему приятелю письмо, в котором болтал о готовящемся покушении. Письмо это перехватила полиция и по этому следу установила причастных к тайной организации.

Но и не зная этого, Ленин с самого начала своей революционной деятельности придавал важнейшее значение самому строжайшему, самому неуклонному выполнению всех конспиративных правил.

Как рассказывают сестры, в Казани и в Самаре Ленин познакомился кое с кем из старых народовольцев. Не соглашаясь с их программой и тактикой, Владимир Ильич старался узнать у них все, что можно применить с пользой для революционной работы. Всегда их расспрашивал:

— А как вы прятались от шпиков? Как вы заводили знакомства? Как устраивали типографии и распространяли листки?

«Он удивительно умел быть совершенно незамеченным, — рассказывает Авель Сафронович Енукидзе. — Пройдешь, бывало, по улице, никого знакомого не встретишь, а он потом говорит: „Я вас видел“.»

Благодаря соблюдению правил конспирации, а также природной находчивости и наблюдательности Владимир Ильич не раз уходил от почти неминуемого ареста. Ему, рассказывает Мария Ильинична, «приходилось изучать проходные дворы и все время зорко следить, а не идет ли кто-нибудь? У него было особое уменье от них уходить».

Так, однажды в Петербурге, «подцепив», как говорили тогда, шпика, он не растерялся: подойдя к парадному подъезду какого-то дома, нырнул в него и уселся на стоявший у самого входа стул. Шпик принял его за швейцара, пробежал мимо, понял, что потерял свою жертву, заметался, а Владимир Ильич, глядя на него, весело смеялся.

Такая же находчивость помогла ему благополучно провезти из-за границы чемодан с двойным дном, в котором было запрятано изрядное количество запрещенной литературы.

Не пренебрегать угрозой ареста, а тщательно избегать ненужного риска требовал он и от других, и от себя. Только строгая конспиративность позволила ему сравнительно долго проработать в Петербурге в девяностых годах прошлого века. Соблюдению конспирации обязан он и тем, что ни разу не был арестован во время своего пребывания в России и Финляндии в 1905–1907 годах.

При этом он никогда не прятался от опасности, никогда не отказывался от дела, которое могло привести к аресту, никогда не думал о себе. Нет, он был смел и отважен и именно поэтому умел перехитрить врага.

Характерный случай рассказывает Николай Леонидович Мещеряков.

Было это в Москве в начале 1906 года, вскоре после поражения Декабрьского вооруженного восстания. Москва была буквально наводнена полицией и агентами охранки всех чинов и рангов. Несмотря на это, московские большевики вели подготовку нового вооруженного восстания, и Владимир Ильич специально приехал из Петербурга в Москву, чтобы обсудить с товарищами, как вести эту подготовку.

Однажды, когда он шел на нелегальное собрание, его встретили товарищи, предупредили, чтобы он не ходил туда, там полиция, и предложили ему уйти, а они останутся на улице и будут предупреждать остальных, которые придут на собрание.

Владимир Ильич наотрез отказался уйти и оставался с товарищами до тех пор, пока это было нужно, чтобы никто уже не попал в полицейскую ловушку.