Слуги света, воины тьмы - Ниланд Эрик. Страница 24
— Насколько мне известно, в Париже, — ответил Генри, не глядя на Фиону. Он словно бы что-то припоминал. — Я не знаю всей истории.
Фиона озадаченно взглянула на Элиота.
— Как же так? Как вы можете не знать об этом? — задал Элиот вопрос, возникший одновременно и у него, и у сестры.
— Тут их история усложняется, — сокрушенно вздохнул дядя Генри. — Семейства вашего отца и наше в ту пору не общались между собой; на самом деле Монтекки и Капулетти из «Ромео и Джульетты» по сравнению с ними устраивали нечто вроде дружеской бар-мицвы. [23]
Существовал уговор о том, что одно семейство никогда не будет вмешиваться в дела другого, а это событие, безусловно, считалось…
Его слова повисли в воздухе.
Тень легла на лицо дяди Генри.
Фиона и Элиот обернулись.
В дверях, держа в руке нож, которым она резала праздничный торт, стояла… бабушка.
12
Рыбы в небесах
Взгляд Элиота перескакивал с дяди Генри на бабушку.
Он резко вскочил. Кровь отлила от головы, и ему показалось, что бабушка и дядя Генри отбрасывают тени друг на друга. Но свет проникал в комнату только через окно, справа от дяди Генри, и тени лежали под неправильным, неестественным углом.
Элиот моргнул, но тени не исчезли. Он шагнул к Фионе, и они ударились друг о дружку локтями.
Что-то еще возникло между бабушкой и Генри — что-то вроде прозрачного стекла, готового вот-вот разбиться. Элиот почувствовал, как стекло звенит и потрескивает.
Надо было что-то предпринять.
— Это… — произнес он надтреснутым голосом, кашлянул и начал снова. — Это дядя Генри.
Свет и тени вернулись на свои места. Бабушка вздохнула.
— Вижу. — Она полуприкрыла глаза, словно свет слепил их. — И как всегда, плетет небылицы.
— Я всего лишь немного приукрасил историю, — возразил Генри.
— Вдоль Большого канала нет никаких лимонных деревьев, — буркнула бабушка. — Их отец не играл в поло.
Генри пожал плечами, словно мальчишка, уличенный в краже печенья. Однако быстро овладел собой, встал и беспомощно развел руками. Попытался улыбнуться, но передумал.
— Я приехал поговорить.
— В этом тебе нет равных, — ледяным голосом проговорила бабушка, и Фиона невольно поежилась.
Бабушка крепко сжимала рукоятку ножа, держа его лезвием вниз.
— Просто поговорить, — сказал дядя Генри.
— Я так и знала, что ты появишься, — проворчала бабушка. — Водители никогда не работают в одиночку. Пока мистер Уэлманн «разговаривал» со мной, он послал к тебе своего напарника. — Бабушка вздернула брови. — А проворнее тебя никого нет, верно?
— Таких очень мало, — проговорил дядя Генри, бросив взгляд на нож.
У Элиота волоски на спине встали дыбом. Бабушка так держала нож, ее рука была так напряжена, что нож, даже опущенный, выглядел угрожающе. Она управляла домом, и ее то и дело можно было видеть то с топором, то с ломом, то с ножом, чтобы срезать старые обои. Но этот нож Сесилия принесла из кухни, чтобы разрезать праздничный торт, испеченный к их дню рождения. И нож выглядел по-другому, чем утром. Лезвие стало темнее.
Фиона, видимо, тоже почувствовала что-то нехорошее. Она отошла от дяди Генри и встала рядом с Сесилией.
Си обняла ее одной рукой, словно хотела защитить, и поманила к себе Элиота.
Элиот встал с другой стороны. Ему было не по себе, но он постарался не подходить к прабабушке слишком близко, чтобы она и его не обняла. Он не хотел, чтобы на него смотрели как на маленького.
Дядя Генри бросил взгляд на них.
— Они прекрасны, Одри. Умные. Вежливые. Чистые. Такие, какими я и ожидал их увидеть.
Элиот вытянулся во весь рост. Комплименты вызвали у него чувство гордости, хотя он не совсем понял, что в данном случае означало слово «чистые».
Кем же на самом деле приходился им дядя Генри? Он сказал, что они с их матерью были сводными братом и сестрой. Значит, дядя Генри не состоял в родстве с бабушкой?
Но это казалось маловероятным. Сейчас, когда они стояли лицом друг к другу, было легко заметить, что бабушка и дяди Генри очень похожи: серебряные шелковистые волосы, гладкая оливковая кожа, тонкий нос, большие глаза и властность, проявляющаяся в каждом движении.
— Ты собираешься меня зарезать? — осведомился дядя Генри. — Или мы все же поговорим?
Бабушка промолчала.
Элиот услышал стук собственного сердца. Конечно же, дядя Генри шутил.
Но бабушка не тронулась с места. Ее лицо было подобно каменной маске, а глаза стали похожими на острые осколки разбитого зеркала.
Элиот крепко сжал губы. Он слушал и смотрел.
Фиона дрожала, прижавшись к Сесилии, но тоже молчала.
— Поступишь со мной, как с Уэлманном? — спросил дядя Генри и провел рукой поперек горла.
Мистер Уэлманн был мертв? Его убила бабушка? От этой мысли Элиоту стало жутко.
— Но я тот водитель, которому не так просто подыскать замену, — продолжал Генри. — На самом деле… — его губы разошлись в жесткой усмешке, — я поистине незаменим, и меня обожает все семейство.
Бабушка фыркнула.
— К тебе относятся как к шуту.
— Может быть. — Генри вальяжно взмахнул рукой. — Но если что-нибудь случится с моей прекрасной дурацкой башкой, Лига предпримет действия. Они найдут тебя и детей. — Его приятный голос стал жестким. — И тогда разговоров не будет.
Элиот почувствовал, как у него немеют руки и ноги. Он едва сумел сделать шаг назад, ближе к Фионе и Си.
— Неплохо разыграно, — ледяным тоном произнесла бабушка. — Конечно, ты не явился бы сюда без поддержки остальных фигур на доске.
Генри склонил голову в знак согласия.
— Вы должны поехать со мной. Сегодня же. Они хотят увидеть тебя… и их. Вот все, что я хотел сказать. — Дядя Генри поднял руки вверх. — Не стоит убивать гонца, моя дорогая.
Нож в руке бабушки дрогнул, и она крепче сжала его.
Элиот перестал слышать, как тикают часы в прихожей. В наступившей тишине явственно ощущалась только напряженность между бабушкой и дядей Генри.
А потом бабушка выдохнула и кивнула.
— Хорошо, — сказал дядя Генри.
Бабушка выронила нож, и он со стуком упал на пол. Она подошла к Фионе и Элиоту.
Дядя Генри подобрал нож и положил его на полку книжного шкафа.
— Моя машина внизу.
Бабушка опустилась на колени перед близнецами и взяла их за руки. Ее пальцы были холодны, как лед.
— Мы отправляемся в путешествие. Прямо сейчас.
Элиот никогда не видел, чтобы бабушка перед кем-то пасовала. Сейчас она выглядела старше, чем мгновение назад. Она держала его и сестру за руки так, словно хотела почерпнуть у них силу, иначе не смогла бы подняться.
Ему хотелось успокоить ее, обнять, но он боялся, что она отстранится. Бабушка впервые прикоснулась к ним вот так, впервые показалась хоть немного уязвимой.
— Куда мы поедем? — спросил Элиот.
Бабушка не ответила ему.
— Они собрались? Уложили вещи? — спросила она у Сесилии.
— Вещи собраны для поездки на выходные, — ответила та. — Я думала, мы… Но какая разница, что я думала? Пойду соберу кое-что в дорогу.
Она гордо выпрямилась, насколько позволял ее маленький рост.
Бабушка встала. Сила вернулась к ней. Элиот почувствовал, какой крепкой стала ее рука, когда она разжала пальцы и посмотрела на Элиота и Фиону сверху вниз.
— Попрощайтесь с прабабушкой, дети.
Затем она обернулась к Сесилии.
— Ты не поедешь. В машине Генри для тебя не хватит места.
Си сразу осунулась, ее взгляд стал отрешенным.
Элиот и Фиона подошли и обняли ее.
Она прижала их к себе так крепко, что Элиот испугался — как бы у нее не сломались кости. В следующее мгновение прабабушка нежно отстранила их. Ее старческие глаза наполнились слезами.
— Будьте храбрыми, — прошептала она. — Не позволяйте им разлучить вас. Вместе вы сильнее.
Элиот заметил во взгляде Си твердость, которой никогда не видел прежде. Казалось, она столько хотела им сказать… но на это не было времени.
23
Бар-мицва (буквально — «сын заповеди»), бат-мицва («дочь заповеди») — термины, применяющиеся в иудаизме для описания достижения еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия. По этому случаю устраивается праздник, дарятся подарки. (Прим. ред.)