Кислотники - Блинкоу Николас. Страница 7

Благодаря Берджису Джанк стал почти знаменитым. Из музыкальных журналов приходили брать у него интервью. Продюсеры с ТВ покупали его записи и даже предлагали работу. Правда, они слегка шалели, когда узнавали, как он потерял глаз, – это случилось после того, как Джанк сделал себе инъекцию сульфата амфетамина прямо в глазное яблоко. Живая легенда, да и только! Джанк никогда не собирался переметнуться на телевидение, что ему там было делать – монтировать ролики для спортивных программ, или занятия аэробикой на венецианском пляже, или еще какую-нибудь муть? Он был счастлив в клубе, со своей собственной виджейской кабиной и видеомонтажерской аппаратурой.

От записей Джанка Берджис возбуждался. У него вошло в привычку одалживать самые свежие видео.

– Я же не смотрю ящик – все это слишком вяло, а мне нужно что-нибудь с драйвом, – пояснял он.

Все окружающие считали сорокалетнего Берджиса весьма удачливым и преуспевающим человеком. Многие даже восхищались его манерой одеваться. Вот только в дом к себе он никого не допускал, и дело даже не в том, что жилье Берджиса правильнее всего было бы назвать пустым – не дом, а сплошные телевизоры. Практически все время Берджис крутил записи Джанка: фрагменты соревнований скейтбордистов, марафонов супергрузовиков, порнухи, фильмов о кун-фу и китайских привидениях, русские мультики – все это было смонтировано в шизофреническую вакханалию. Вот что объединяло Берджиса и Джанка. Это, а не койка.

Джон Берджис был на десять лет старше Джанка и походил на заносчивую копию Стива Мартина1 – но без способности кинозвезды все больше нравиться по прошествии времени. Джанку казалось, что он знает этого человека всю жизнь. Берджис дал ему шанс – Джанк мог делать видео. И это компенсировало все то свинское дерьмо, которое ему приходилось терпеть.

– Смотри-ка, – оживился Берджис, – этот ублюдок снова за свое. Он весь вечер держится руками за член. Ну, и что с него возьмешь, когда появятся клиенты? Он будет онанировать и не заметит боевиков ИРА, даже если они закидают нас противотанковыми гранатами. Потому-то я и установил металлоискатели.

Джанк прищурился здоровым глазом на экран, подумав, что изображение с камер видеонаблюдения чуточку запаздывает. Это отладится вечером, когда помещение заполнится, но заметить разницу способен только человек, вращающий головой от одного экрана к другому со скоростью света, а это выше человеческих возможностей. Каждая камера была подсоединена к видеомагнитофону и монитору. Джанк покрутил головой туда-сюда, одновременно моргая здоровым глазом. Решение оказалось не самым удачным – у него заболела шея, и он прервал свой эксперимент. Клуб постепенно заполнялся народом. Похожий на пещеру танцпол был пуст, но, глядя на монитор кафетерия и два монитора бара, Джанк видел, что места в самых укромных уголках клуба уже заняты – по большей части завсегдатаями, друзьями, людьми, которые могли не стоять в очереди и проходить мимо охраны, делающей отметку в гостевом листе, приветствуя входящих кивком головы. Джанк увидел Йена и Терезу – они уже сидели в верхнем баре. А выгодные клиенты иногда по часу и больше стояли в очереди, чтобы попасть в клуб.

Вращаясь на высоком табурете, Йен рассказывал Терезе, что таблетки не произвели никакого эффекта – может, это «Ибупрофен» [11], который его любовница-латиноска пьет от менструальных болей.

– Сколько ты принял? – спросила Тереза.

– Не знаю, – ответил Йен. – Но достаточно.

Он глотнул «Лукозейд» из горлышка бутылки. Тереза посмотрела на него. Он все еще искал разгадку, сидя на высоком табурете и болтая ногами. Йен выглядел года на четыре старше своих лет. Но одежда – хлопчатобумажная трикотажная рубашка, свисавшая до колен, и неряшливо обвисшие штаны – делала его похожим на ребенка-грудничка. Йен оторвался от бутылки и улыбнулся. Даже зубы у него были какие-то детские: молочно-белые, мелкие и ровные.

Он откинул волосы с глаз.

– Пойдем курнем. Можно в видеоаппаратной Джанка, он не будет возражать.

Тереза кивнула – что ж, ладно. Она знала, что Джанк не выдаст их, хотя весь персонал «Грэйвити» предупреждали, чтобы не курили наркоту, в помещениях клуба: Берджис сказал, что никому никаких оправданий не будет. Установив видеонаблюдение, он пребывал в телячьем восторге: полиция может, если захочет, крутить видеозаписи, вместо того чтобы обшаривать клуб. Единственными безопасными в этом смысле помещениями были теперь клубные подвалы, расположенные между гардеробами и офисами, или кабины над танцполом – диджеев, светотехников и Джанка. Йен уже пытался навестить кабину диджеев, но его, как обычно, выставили. В прошлом году один знаменитый диджей из Детройта обвинил Йена – заочно! – в краже записей, и теперь никто ему не доверял. Тереза думала, что у Йена, скорее всего, рыльце было в пуху, хотя она никогда не видела, как он это проделывает.

Из всех работавших в «Грэйвити» единственным, кто еще ладил с Йеном, был Джанк. Большинству девушек и геев, стоявших за стойкой баров. Йен нравился, но даже они соблюдали осторожность и не оставляли свои сумки без присмотра, когда он ошивался поблизости. А вот Джанк проявлял к нему странную терпимость. Правда, он был таким со всеми, но с Йеном особенно. Тереза полагала, что причиной этого может быть ее дружба с Йеном, ей казалось, Джан-ку нравится, что Йен ошивается рядом, поскольку тот выглядит еще большим придурком, чем он сам. Оказавшись в их компании, Тереза чувствовала себя начинкой в каком-то идиотском сэндвиче, хотя Джанк, конечно, вовсе не идиот, а так, слегка пришибленный.

– Комната Джанка открыта? – спросил Йен.

– Это не важно, я взяла ключ, – ответила Тереза.

– Молодец, Трез!

Йен уже вприпрыжку мчался по балкону к кабине Джанка. Тереза соскользнула с табурета и последовала за ним. Коктейль-бар выходил на широкий балкон, возвышавшийся над танцполом. В дальнем конце находились три кабины – одна для осветителей, другая для диджеев и личная кабина Джанка. Йен застрял в центре балкона: он навис над перилами и махал рукой кому-то на другой стороне. Тереза глянула вниз: «Грэйвити» заполнился почти на четверть. Пройдет еще час, и нельзя будет протолкнуться.

– Эй, давай, пошли, детка. – Йен потянул Терезу за рукав.

Он почти волоком тащил ее к дверям аппаратной. Тереза не могла удержаться от смеха: ну ты и зануда, Йен!

– Да, да, да, давай, давай скорей. Это же имеет смысл.

Заражаясь его нетерпением, Тереза открыла дверь, и он вломился внутрь.

В святилище Джанка Тереза провела пальцем по видеокассетам, промаркированным и аккуратно разложенным по полкам. Она не знала, как Джанк создал свою коллекцию, где отыскивал записи и как расплачивался за них. Полки занимали три стены. У четвертой стоял видеорежиссерский пульт, а над ним располагалось огромное окно с видом на танцпол. Джанк обычно сидел за пультом, следя за прогоном записей на экранах. Он называл свою работу видео-жокейством, как будто нарезал и монтировал записи на месте. На самом деле Джанк делал это днем, а вечером просто расслаблялся и ловил кайф, глядя на экраны. Джанк был мастером своего дела. Тереза изучала видео в колледже, но от него она узнала в тысячу раз больше, чем от преподавателей. Видеорежиссерский пульт Джанка был уж точно лучше любого пульта в колледже, хотя и не отвечал общепринятым стандартам.

Йен сидел за пультом Джанка, воображая, что попал в центр управления полетами – его руки порхали над кнопками, а он выглядывал из окна, приговаривая:

– Увеличь число оборотов, детка, мы идем в атаку. .. Командир, я не могу удержать его! В отсеках нет горючего, начинаем зенитный огонь… Нас мало, мы банда братьев. Ха-ха, кричите – «Пощады нет! – и спустили псов войны» [12] мы с привязи.

С последним раскатом буквы "р" в слове «привязь» Йен высунул язык, облизнул нижний край сдвоенного листа папиросной бумаги и заклеил косяк. Тереза всегда удивлялась его ловкости. Никто не делал это быстрее Йена. Ему бы попробовать себя в карточных фокусах – и пусть не говорят, что он совсем никчемный и бесталанный.