Черничная Чайка - Веркин Эдуард. Страница 13
Глава 6
Перетерп
Через полчаса я очнулся.
Я рыдал.
И по мне кто-то ползал. Так, маленькими лапками – шур-шур. Это обстоятельство вызывало во мне необоримую волну умиления и жалости. Умиления по отношению к этим чудесным маленьким лапкам и жалости по отношению к себе.
Мне было очень себя жаль. Однажды в детстве мой младший брат слопал два фунта царского варенья. Царское варенье – это уникальная вещь. Берется виноград без косточек, вскрывается, внутрь вставляется грецкий орех, заклеивается и варится в меду. Получается сумасшедше вкусно. Мать в таких вопросах не доверяет синтезатору и всегда готовит царское варенье самостоятельно. Тогда тоже получилось так – мать три часа фаршировала виноград грецкими орехами, варила все это в липовом меде и звонила гостям, приглашала их на чай. Стоило матери отвлечься, как нарисовался брат и беззастенчиво уплел все плоды трудов. Появилась мать. Поверить, что карапуз смог одолеть целую вазу с вареньем, она не могла, и карающий меч гнева обрушился на меня.
Я был невинно осужден – и в качестве наказания встречал гостей и перед каждым извиняться за несъеденное мной варенье. Случай самой несправедливой несправедливости в моей жизни.
И вот я вспомнил тот ужасный день и заплакал. Слезы катились у меня из глаз непрерывно, и очень скоро у моих ног даже образовалась лужа, и по ней ветерок гонял несколько корабликов-былинок. Я вдруг представил, что это совсем не былинки, а это совсем не лужа – море, былинки же – затерявшиеся в безнадежном Саргассовом море суда. И на этих судах моряки, и в далеком Милане их ждут жены и дети, и эти дети плачут, и я плачу…
Рыдаю.
Скоро глаза заболели, и я продолжил рыдать с закрытыми глазами.
Минут через двадцать я остановился. Силы закончились.
Открыл глаза, обнаружил, что уже лежу, упал совсем. И по мне ползают здешние муравьи. Дисциплинированные. Ровными рядами, деловито, сноровисто.
Голова болела, то ли от удара, то ли от «плаксы». И в душе был сплошной паша, такой, по жесткому варианту. Может, сотрясение мозга – получил при падении. Если сотрясение, то я ей не прощу. Я ей, впрочем, уже и так не прощу, я это сразу понял. Глаза тоже болели, будто в них насыпали по три килограмма песка.
Единственное, что утешало – муравьи ползали и по Авроре. Даже больше – в правой ее ладони они начали строить муравейник, такую пирамиду Хеопса. Ха-ха. Лучше бы они построили ее у нее в носу, а через нос забрались бы в мозг, стали бы там чай пить, на каруселях кататься.
Но всему свое время.
Как это должно было быть? Я шагал в шлюз, разворачивался и стрелял из сонной трубки в Аврору. Она падала, мгновенно усыпленная, я бережно относил ее в бунгало, привязывал цепями к койке, возвращался к кораблю и с большим удовольствием взлетал в зенит. Потом до Венеры, к Шлоссеру, а оттуда уже подальше, за пределы системы, в вольное плаванье – «Черничная Чайка» позволяла лететь хоть куда.
Так почти все и произошло. Шагнул, развернулся, выстрелил. И только когда развернулся, увидел уставленные мне в нос рожки батареи от «плаксы».
«Плакса» в нос.
Последнее, что я запомнил – иглу, весьма удачно вонзившуюся в шею Авроры.
Дурак. Но попал.
Она заболтала меня этими пиратами. А ведь мог и угадать, я отличный психолог, но тут просчитался…
Я думаю, что Аврора вспомнила про «Черничную Чайку» примерно в то же время, что и я. И дальше она вешала мне на уши лапшу, поджидая удобного момента, чтобы ткнуть меня в шею «плаксой».
А я выбирал удобный момент, чтобы пульнуть в нее сонной иголкой.
Да, Аврора меня тоже просчитала.
Один-один. Я испытал уважение. Раскрутить меня было не так-то просто. У Авроры это почти получилось. Талант.
– Ну, как там дела? – спросил я и стряхнул с себя муравьев.
– Так как-то… Пальцы покалывает… Что за яд?
– Так, секретный коктейльчик. Пальцы скоро отпустит, алкалоид рассосется.
– Это утешает.
Аврора села.
Поглядела на корабль.
– Я полагаю, – она потерла шею, – я полагаю, что нам надо договориться. Предлагаю тебе, как мужчине…
– Не уступлю, – сразу ответил я. – У нас давным-давно равенство, разницы между мальчиками и девочками никакой. Так что можешь забыть об уступках. А ты? Сама не уступишь? Во имя идеалов? Ты ведь, кажется, в идеалы веришь?
Аврора почесала голову.
– В идеалы я, конечно, верю, но ты к этим идеалам никакого отношения не имеешь. Так что я тебе ничего не уступлю.
– Понятно. Как насчет варианта рвануть отсюда вместе?
Аврора расхохоталась. И тут же завизжала, заметила муравьев, принялась трястись, дрыгаться и размахивать руками, как бесноватая.
– Я так и знал, что ты согласишься. Но зачем выражать согласие так бурно? Могла бы просто кивнуть…
– Я не согласна! – Аврора стряхнула последних муравьев. – Я лучше состарюсь тут, на острове, чем с тобой в одном корабле полечу!
– Как знаешь…
– Но и тебе уступать я не намерена!
Аврора топнула ногой.
– Будем бодаться? – спросил я.
– А ты что думал? Будем. Должен остаться только один!
Решительно так сказала, даже уши шевельнулись. Будут реки крови, подумал я. С острова начнут вывозить трупы десятками, Авроре оторвет ногу, и ей придется ходить на изумительном чугунном протезе. И со временем, если поумнеет и будет себя хорошо вести, сможет вступить в дискуссионный клуб «Чугунный Батискаф»… вернее, в «Дубраву Д».
– Предлагаю другой вариант, – сказал я. – Предлагаю честное соперничество.
– Честное соперничество?! – взвилась Аврора. – С тобой?!! Да ты же врун и негодяй! Я с тобой есть за один столик не сяду! А ты мне предлагаешь…
– Предлагаю дуэль.
Я тут же пожалел, что так сказал. Потому что Аврора тут же загремела:
– Наслышана про твою последнюю дуэль! Как ты влупил в спину своего приятеля резиновую пулю! У вас ведь тоже была с ним дуэль!
– Нет, сейчас все по-честному будет!
Аврора долго кричала, что я и слово «честь» – вещи несовместимые, что гораздо надежнее прыгнуть вниз головой с Терра-Билдинга, чем довериться мне, что лучше она съест дюжину сырых морских ежей…
Ну и так далее.
– Хорошо, – остановил я ее на восьмой минуте. – Нет так нет. И не надо так разоряться, подумаешь! Что, земля остановилась, что ли? Успокойся, пойди сгрызи батончик из плесени, запей дождевой водичкой…
– Я никуда не пойду, – сказала Аврора.
И выразительно поглядела на шлюз.
– Что так? – осведомился я.
– Я не голодна.
– И правильно, – сказал я. – Тебе пару килограммчиков не помешает сбросить, особенно в районе… центра тяжести. Хотя мне ты и так нравишься.
Аврора в бешенстве прикусила губу.
– А я вот действительно не голоден. Однажды я продержался без еды десять дней, так что я никуда не тороплюсь. К тому же тут такое красивое место… Посижу здесь, отдохну. Тут дядя мой жил, у меня с этим местом генетическая связь…
Аврора отвернулась.
– Ну и хорошо, – я стал устраиваться на травке. – Ну и славненько.
Аврора уселась напротив меня.
И мы стали ждать.
В Ордене Реконструкторов весьма распространена одна игра. Она называется «перетерп», и смысл ее прост: двое садятся друг против друга, а между ними ставятся часы. Каждые десять минут надо опускать флажок. Кто пропустит свою очередь – тот и проиграл. Рекорд «перетерпа» – восемь дней.
У нас с Авророй то же самое. Кто первый уснет, или отлучится, или просто зазевается, тот и проиграл: противник запрыгнет в «Черничную Чайку» – и тю-тю. Главное тут не все время бодрствовать.
Или в туалет не захотеть.
Я стал ждать. Вообще в «перетерпе» я всего раз участвовал, и то проиграл, но с Авророй рассчитывал справиться.
Первый час мы просидели в молчании. Смотрели друг на друга, караулили, как кобры. Честно говоря, у меня имелось преимущество. Я вообще мог выиграть в любую секунду – в кармане моей куртки все еще лежала трубка с тремя усыпляющими зарядами, и в любой момент я мог пустить их в ход. А вот ее батарея от «плаксы» действовала только на близком расстоянии.