Счастливо, Ивушкин! - Токмакова Ирина Петровна. Страница 8
- Не хотите ли отдохнуть? Вот тут шелковый гамак, - предложил он Ивушкину, - а тут, пожалуйста, свежее, душистое сено.
- Ивушкин, а? - взглянула на Ивушкина Луша.
- Нет, Луш, - сказал Ивушкин жестко. - Нам надо найти лосенка. Мы же обещали! Нам необходимо идти.
- Что ж, - без особой радости согласилась Луша.
Ей казалось, что все-таки Развигор поможет им перебраться через овраг, и поможет найти лосенка, и вообще, что он друг, и даже очень надежный.
Но она ошибалась. Она очень даже ошибалась. И надо было хорошенько слушать, когда умный Вихрений с самого начала предупреждал: "Только не верьте Развигору", и не надо было торопиться, а лучше прислушаться повнимательнее, когда добрый усталый Нотя крикнул им вслед: "Только не верьте Развигору!"
Тогда бы они сразу его поняли. Он был незлой, симпатичный, но такой неверный, такой ненадежный! Но они не прислушались. За это им пришлось пережить печальное разочарование. Потому что дальше было так.
Глава седьмая
БЕЗДОННЫЙ ОВРАГ И ПОЮЩИЙ ЛЕС
Развигор только дунул, только дохнул легким, прохладным, душистым дыханием, и - пожалуйста - они снова оказались возле бездонного оврага.
Ивушкин глядел на тот берег с тоской. Что ни говори, а страшно...
Луша подняла глаза на Развигора. Развигор улыбался.
- Прощайте, - сказал он вдруг. - Вряд ли мы с вами когда-нибудь увидимся.
Луша мотнула головой:
- То есть как это "прощайте"?
- Ты же обещал нам помочь перебраться через овраг! - вознегодовал Ивушкин, забыв в сердцах, на "вы" или на "ты" надо говорить с прохладным ветром.
- В самом деле? - рассеянно спросил Развигор.
- Вы что же, нас прямо тут и бросите одних? - удивилась Луша.
- Ну, почему же брошу. Я просто удалюсь. По своим делам.
- А как же мы? Как же я? Ты же сказал... Вы же сказали... Ты обещал помочь. Это... это что... неправда? Ты нас обманывал?
- Ну, почему же. Когда я говорил, я так чувствовал. Так думал. Там.
- А здесь?
- Здесь - нет.
- Как же так может быть?
- Переменился. Выдохся. Охладел. Я же прохладный ветер.
И действительно, тут же повеяло прохладой, Ивушкину показалось, что он мерзнет. Лушина грива разлетелась по ветру. Возникло такое чувство, будто разом настала осень. Но нет. Никаких времен года не случается в стране "Нигде и никогда". Это просто Развигор взвился в небо и исчез. Истаял.
Луша стояла понуро, молчала. Ивушкин тоже как-то не сразу пришел в себя. Но он был не так потрясен предательством Развигора, потому что тот ему чем-то сразу не понравился.
- Ивушкин, - сказала Луша грустным голосом, - Ивушкин, возьми-ка ты в руки хороший прут!
- Это еще зачем?
- Отстегай свою глупую старую лошадь!
- Да ладно, Луш!
- Отхлещи ее, чтобы неповадно было доверяться тому, кому верить нельзя. Боюсь, никогда мы через этот овраг не перейдем. Никогда. Я сделалась какая-то слабая. Мне страшно.
Они долго молчали, и казалось, этому молчанию не будет конца. Как же им быть? Развигор обещал им помочь, так их уверил в своей дружбе... А теперь что? Вот снова стоят они над крутым склоном, совершенно беспомощные. И никакого моста и в помине нет, а там где-то пропадает маленький лосенок Люсик, и плачет, и волнуется, и ждет бедная его мать с переломанной ногой.
- Луш, хватит так стоять, надо что-то делать! - встрепенулся наконец Ивушкин.
- И то, хватит, - сказала Луша уже другим, бодрым голосом. Помогать нам некому. Мы с тобой, бояться не будем.
Ивушкину при этих словах показалось, что в душе его страх перед оврагом отступает, а его место занимает злость на Развигора и желание не зависеть от такого неверного, ненадежного существа. И по мере того как исчезал страх, проступали очертания моста, точно он сам собой наводился через овраг. Вот одна легкая дощечка. А вот рядом - вторая. Вот увиделась и третья. Выросли тонкие перильца. Светлина сказала правду. Мостик стал ясно виден, как только ими овладели решимость и отвага.
- Видишь, Ивушкин, видишь! - обрадовалась Луша. - Никогда не надо падать духом! А ну-ка, быстренько садись на меня верхом и зажмурься. У тебя от высоты может закружиться голова.
- А ты как же? - спросил Ивушкин.
Но Лушины копыта уже твердо и уверенно стучали по дощечкам. Они благополучно перебрались на другую сторону бездонного оврага. Деревья на этой стороне росли часто-часто. И был густым кустарник и подлесок. Солнечные лучи проникали сюда с трудом и казались тоненькими, редкими, косо натянутыми между небом и землей золотыми нитками. Лунные и звездные лучи не проникали совсем.
Шелест этого леса был особенный, сначала раздавался просто шорох, и все, а потом из него, как деревья из тумана, начинали выступать слова, после они снова погружались в шорох и становились непонятными.
- Луш, слушай.
Луша прислушалась.
- Ивушкин, по-моему, деревья поют.
- Но только не всегда понятно. Иногда просто шелестят, и все.
Они оба затаили дыхание и прислушались.
- Слышишь, Ивушкин, слышишь, вот опять - шелест превращается в слова!
И действительно, Ивушкин различил слова странной песенки:
Под алою аркой зари
Ты стой и тихонько смотри,
Как входит в ворота
Таинственный кто-то,
Ты стой и тихонько смотри.
Приносит он солнечный блеск,
И шорох, и шелест, и плеск,
И грустные звуки,
И песни от скуки,
И шорох, и шепот, и плеск.
Потом звуки песенки стали затихать, слова забормотались и перешли в шелест листьев, а потом стали опять понемногу превращаться в слова, еще чуднее прежних:
А в правом кармане его
Решительно нет ничего,
Ни шепота ели,
Ни песни, ни трели,
Решительно нет ничего.
Там в правом кармане дыра,
Большая, как лисья нора.
И в ней, точно в бездне,
Все тут же исчезнет
Такая уж эта дыра!
Потом опять листья зашелестели неразборчиво, и снова зазвучали слова:
Когда ты отправишься в путь,
Ты песенку эту забудь.
В дороге она
Совсем не нужна,
Ты песенку эту забудь!
И потом снова песня перешла в шелест, и Луша с Ивушкиным почувствовали, что они не запомнили из этой песенки ни единого слова.
- Луша, - сказал Ивушкин, когда песенка уже больше не возобновилась, - через овраг-то мы с тобой перебрались, но ведь нам еще темное поле надо перейти. А где оно?
Да, вот вопрос! Поля никакого не было, вокруг были одни только поющие деревья. Рядом рос малюсенький невзрачный кустик. Он не пел. Стоял молча. Поэтому Луша решилась обратиться к нему.
- Послушай, дружочек, - сказала она. - Ты не смог бы нам объяснить, как нам пройти к темному полю?
Кустик заметно испугался.
- Ой, а зачем вам? Говорят, там темно и страшно. Правда, я сам не видел.
- Нам нужно перейти через поле, - сказал Ивушкин.
- Ой! - опять ойкнул маленький куст. - А вы не боитесь?
- Нет, - отрезала Луша. - Так знаешь ты или не знаешь, как туда пройти?
- Надо идти по тополям.
- Лошади не умеют ходить по деревьям, - сказала Луша, и к ее голосу приметалась капелька огорчения.
- Да нет, - успокоил кустик. - Я не это хотел сказать. Просто от тополя к тополю. По стволам. Они выходят к темному полю. От них я про него и слыхал.
- Ах, вот что.
Луша немного успокоилась, вдохнула воздух своими мягкими влажными ноздрями, повела головой.
- Вон там, Ивушкин. Вот оттуда пахнет горьковато-сладковатым тополиным духом. Ты устал? Пойдешь или поедешь?
- Не устал я, Луш. Я пойду рядышком.
И они двинулись на тополиный запах.
Один большой тополь действительно рос неподалеку, он тут же им указал, куда идти дальше, а там второй тополь направил их к третьему, третий к четвертому, и так тополя передавали их "из рук в руки", пока не кончился поющий лес и они не очутились на опушке. Последний тополь махнул веткой, указывая направление. Они в этом направлении и собрались идти, но только успели шагнуть, как вдруг точно кто-то мгновенно выключил солнце, и луну, и звезды, и сделалась кромешная слепая темнота. Вроде бы даже стало холодней.