Инженеры - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич. Страница 35
- И руки хороши: мозоли есть.
- Это, вероятно, еще от кочегарства.
- Вот попались бы вы к этому господину, - показал Карташеву Сикорский на зятя, - этот бы и вас замучил на работе.
- Тебя же не замучил, - ответил Петр Матвеевич.
- Только и спасла вот она, - ткнул Сикорский в сестру. - Вижу, что забьет, я и подсунул ему сестру. Ну, и пропал... Теперь и половины от него уже не осталось. Толстеть стал.
- Ну, ври больше, - ответил Петр Матвеевич и встал, взяв лежавший тут же корнетик.
Жена его тоже поднялась и спросила:
- К ужину придешь?
- Да, приду.
Они с мужем ушли, а Карташев сказал Сикорскому:
- Я не знал, что у вас есть сестра.
- Целых две, - они у дяди жили раньше.
- А Петр Матвеевич тоже инженер?
- У него нет диплома инженера, но уже лет десять начальник дистанции. Я у него и начал свою практику. Очень дельный человек. Точный, как часы. Его дистанция первая от Бендер. Кстати, хотите быть моим помощником: моя третья отсюда дистанция?
- С удовольствием, конечно.
- Мы так и порешили с Пахомовым. Жалованье вам назначено по двести рублей в месяц, подъемные шестьсот, на обзаведенье лошадьми триста. Идите завтра и получайте, да ко всему еще за два месяца уже прослуженных.
- Один месяц.
- Штаты утверждены с мая. А деньги вы отдайте на сохранение сестре.
- Отлично, а то я их в конце концов потеряю.
Карташев вынул портфель, пересчитал, оставил у себя пятьсот, а тысячу рублей вынул и положил на стол.
Когда сестра Сикорского возвратилась на террасу, брат сказал:
- Марися, возьми у него эти деньги и спрячь, чтобы не растерял. Завтра еще тебе столько даст. Да зачем вы столько оставили себе?
- Так, на всякий случай.
- Давайте лучше мне, целее будут, - сказала ласково сестра и добродушно кивнула головой.
- Нет, мне нужно восстановить свой гардероб.
- Ну, что вы здесь, в Бендерах, найдете! А знаете что! Вы можете дня на два, на три пока что съездить в Одессу, к своим. Я вам завтра это устрою.
Карташев очень обрадовался.
- И мне купите кой-что.
- Зине кланяйтесь, - сказала сестра Сикорского.
- Вы ее разве знаете? Теперь она уже монахиня.
И Карташев рассказал, как она уехала в Иерусалим.
Сикорский возмущался, качал головой и говорил со своей обычной гримасой:
- Ой, какая гадость! Фу! Вот до чего доводит людей религия! бросить детей... Ой, ой, ой!..
Сестра Сикорского слушала, вдумывалась и сказала:
- Я тоже не понимаю этого... Бросить детей!.. Я знаю и вас; я была в младшем классе, а она в старшем, и она меня очень любила; я видела и вас, и Корнева, и вас с Маней Корневой.
Она рассмеялась и немного покраснела.
- А что, не дурак поухаживать? - спросил брат.
- Ого! и какой еще! Иди сюда, Ваня.
Сестра вышла в комнаты, а за ней ушел и брат.
Затворив за собой дверь на террасу, сестра заговорила:
- Баня у нас еще горячая. Сведи ты его в баню, ведь от него, несчастного, так и разит; дай ему хотя Петино белье, и костюм, и ботинки. Дай ему частый гребень: пф!.. и жалко и противно...
- Ну, хорошо, ты уходи, приготовь там все, а я с ним поговорю.
В это время в комнату вошла младшая сестра Сикорского.
- Постой, - добродушно махнула ей старшая сестра, - не ходи еще туда: пусть его сначала обмоют, а то он теперь такой, что и чай пить не захочешь.
Сикорский возвратился к Карташеву, поговорил еще с ним и спросил:
- Давно не умывались?
- Откровенно сказать, как расстался с вами.
- Восемь дней?!
- Куда-то задевалось полотенце, да и вообще - проснешься, торопишься на работу... На изысканиях, собственно, некогда умываться.
- Ну, это только русские способны... Вы возьмите англичан на изысканиях: каждый день три раза ванну: резиновые походные ванны. Знаете что, сегодня у нас вследствие субботы баня: идите в баню.
Карташев сделал было гримасу.
- Очень длинная история. Начать с того, что у меня с собой никакого чистого белья нет.
- Белье будет... Послушайте, нельзя же, если сказать по-товарищески, такой свиньей ходить. Ведь от вас пахнет, как от свиньи.
Карташев понюхал свое платье и немного обиженно сказал:
- Ну, уж это неправда!
- Чтобы убедиться - вы вымойтесь, переоденьтесь и потом понюхайте свое грязное белье. И волосы вычешите, потому что вши у вас уже и по лицу ползают.
И так как Карташев не верил, он взял его осторожно за руку и подвел к зеркалу.
- Черт знает что! - брезгливо согласился наконец Карташев.
- Ну, ступайте. И так как вы наверно сами вымыться не сумеете, то я пришлю к вам банщика.
- Я терпеть не могу с банщиком мыться.
- И придете назад с грязными ушами. Нет, берите банщика.
Карташеву дали белье, частую гребенку, дали верхнее платье, ботинки, дали банщика и отправили в баню.
Карташев на цыпочках проходил по блестящим, как зеркало, полам, по комнатам, сверкавшим голландской чистотой.
"У них в роду чистоплотность", - подумал он.
И смутился, вспомнив гримасу отвращения на лице сестры Сикорского.
Сейчас же по его уходе сестра Сикорского позвала горничную и вместе с ней занялась обмыванием той части пола и стула, на котором сидел Карташев. Затем она внимательно осмотрела скатерть, стряхнув все крошки, покачала головой и сказала:
- Порядочная свинья: как грязно ест, всю скатерть измазал.
Когда Карташев вернулся из бани, одетый в летний костюм Петрова, только сестры Сикорского были на террасе.
Старшая сестра, Марья Андреевна, встретила его уже, как старого знакомого.
- Ну вот... и вам, наверное же, самому приятнее...
- Мне все равно, - ответил весело Карташев, - хотя теперь я себя чувствую отлично.
- Ну, вот с моей сестрой познакомьтесь.
Младшая сестра Сикорского была похожа на какую-то маленькую миньятюру, легкую и воздушную. Микроскопическая ручка, прекрасные неподвижные черные глаза, поразительная белизна кожи, несмотря на лето, на общий загар, хорошенький полуоткрытый рот и ряд мелких белых зубов - все вместе производило впечатление видения, которое вот-вот поднимется на воздух и исчезнет.
Голос ее был еще мелодичнее, еще тише и нежнее, чем у сестры.
В тихом вечере в саду нежно и звонко пела какая-то птичка, и Карташеву слышалось что-то родственное в этом пении и голосе младшей сестры Сикорского.