Жизнь ради звезд - Блиш Джеймс Бенджамин. Страница 1

Джеймс БЛИШ

ЖИЗНЬ РАДИ ЗВЕЗД

1. КОМАНДА ВЕРБОВЩИКОВ

Сидя в молчании на насыпи давно заброшенной железной дороги Эри — Лакаванна — Пенсильвания и задумчиво посасывая клевер, красные и белые цветки которого росли вокруг, Крис смотрел на город Скрэнтон, штат Пенсильвания, готовящийся к отлету.

И для Криса, и для города такое событие происходило впервые. Крис с детства — а сейчас ему было шестнадцать — знал, что города покидают Землю, но видеть летящий город ему не доводилось. Да и мало кому доводилось, поскольку города, раз улетев, улетали навсегда.

Представляя интерес, это событие отнюдь не вселяло радости. Скрэнтон был единственным городом, который Крису приходилось видеть, и, ясное дело, посетить; вряд ли когда-нибудь ему посчастливится увидеть другой. Этот город был единственным источником тех скромных средств к существованию, которые отец и старший брат Криса ухитрялись добывать в долине; там деньги зарабатывались, там же и тратились, каждый раз исчезая гораздо быстрее, чем появляясь.

По мере того, как дела в Скрэнтоне шли все хуже, город понемногу становился прижимистее, но все же, кое что оттуда удавалось выжать. Теперь, как в свое время для многих других городов, пробил час отчаяния и для Скрэнтона. Он отправлялся в космос, чтобы там, среди звезд, стать кочующим трудягой.

Долина изнемогала под безжалостно жарким июльским солнцем, и дым из заводских труб поднимался вертикально вверх. Впрочем дымили трубы лишь немногих предприятий, да и те вскоре будут остановлены до тех пор, пока город не найдет другой планеты, на которой можно работать. Даже такая малость как сигарета, будет изгнана из ограниченного воздушного пространства межзвездного корабля, даром что величиной он с целый город.

Внизу у основания железнодорожной насыпи, где теснились сложенные из толя лачуги, какой-то загорелый оборванный человек в майке и джинсах безучастно ковырял мотыгой в огороде. Интересно, подумал Крис, знает ли он, что должно произойти. Возможно, ему просто наплевать. Отец Криса давно впал в подобное угрюмое состояние. Но все равно, странно, что кроме самого Криса других зевак не было.

Кольцо расчищенной земли, голой, красной, сухой окружало город, отделяя его от лачуг, от обшарпанных ветхих предместий, от всего остального мира. Внутри этого кольца город выглядел совершенно обычно, вплоть до желто-оранжевых проблесков отвалов шлака. Скрэнтон намеревался оставить на Земле половину своих домов, но шлаковые отвалы он брал с собой; они были частью его богатства. Где-нибудь среди звезд найдется неосвоенная планета с железной рудой для переработки; еще где-нибудь — планета, где найдет применение шлак. Что это может быть за применение, сейчас гадать не приходилось, но дальновидный подход не должен исключать такую возможность. Люди же, наоборот, по большей части были бесполезны; как ни считать, ценность шлака оказывалась выше, и мало кто мог надеяться, что его не обменяют при случае на тюк с металлоломом.

Но каковы бы ни были надежды и опасения, в одном, по крайней мере, сомнений не оставалось: земные запасы железной руды окончательно истощились, ее переработка больше не окупалась. Прожорливое Второе Тысячелетие — «Эпоха Расточительства» — выработало все железо, включая такие искусственные залежи, как автомобильные свалки и другие россыпи проржавевшего металлолома. Конечно, природное железо еще имелось на Марсе, но Скрэнтону оно было недоступно. На Марсе уже находился Питтсбург, оснащенный пушками столь же хорошо, как и доменными печами. Кроме того, Марс слишком мал, чтобы прокормить более одного сталелитейного города, и не из-за недостатка на красной планете руды, а из-за нехватки кислорода, столь же необходимого для производства стали.

На Венере и Меркурии отсутствовало сырье нужного качества, а на пяти газовых гигантах и далеком ледяном шаре Плутоне вообще никакого сырья не было. Скрэнтон не сможет найти работу в пределах Солнечной системы; ему предстоит отправиться на другой конец галактики, и кто знает, что его там ждет.

Человек в огороде выпрямился, прислонил мотыгу к стене своей лачуги и вошел внутрь. Теперь долина за пределами кольца голой земли выглядела так, словно люди действительно ее покинули. Крису пришло в голову, что это вполне возможно. Вдруг город, находящийся под воздействием поля спиндиззи, представляет какую-то опасность? Может, они с одиноким огородником рискуют, сами того не подозревая?

Вокруг стояла тишина, если не считать отдаленного гула самого Скрэнтона. Крис знал, что ему ничто не угрожает со стороны железнодорожного полотна, лежащего позади, так как рельсы давным-давно были сняты и отправлены в домны. Даже шпалы исчезли; их растащили на дрова обитатели лачуг в суровые пенсильванские зимы. В долине ходила легенда, что в тихие ночи еще можно услышать, как проходит «Лунный снег», но Крис смеялся над подобными сказками. (Кроме того, отец сказал ему, что это был дневной поезд.)

Крис порылся в памяти, выискивая то немногое, что знал о спиндиззи-генераторах, но не извлек ничего, кроме довольно смутного представления о том, что это были машины, и что они поднимали предметы. Несмотря на плохое и нерегулярное образование, он страстно тянулся к чтению и читал даже этикетки на консервных банках, если ничего другого под рукой не оказывалось. Однако физика межзвездных полетов являлась дисциплиной, которую даже успевающий студент не мог одолеть без помощи первоклассного преподавателя, а лучшим учителем Криса была библиотекарша из публички Скрэнтона. Она старалась, как могла, но ее добрые намерения находились в прискорбном несоответствии с ее познаниями.

В конце концов Крис остался на насыпи. Впрочем, он наверняка не двинулся бы с места, даже точно зная, что какая-то опасность есть. Ведь в этой унылой долине любое новое событие несло разнообразие. Даже тот факт, сам по себе влекущий катастрофические последствия, что Скрэнтон вот-вот навсегда исчезнет из этот мира и станет далек, как Бетельгейзе, был захватывающе интересен.

До сих пор жизнь Криса не изобиловала событиями. Он ставил силки на белок; ловил мелкую рыбешку; крал яйца у соседей, столь же бедных, как и его семья; рыскал в поисках лома, чтобы продать его на завод; помогал Бобу ухаживать за отцом во время частых приступов болезни, в которой, несмотря на отсутствие в Америке тридцать второго века специалиста, способного поставить диагноз, следовало признать бич древней Африки «квашиоркор», иначе говоря, систематическое недоедание; гонял маленьких девочек с ягодной поляны… и провожал взглядом ракеты богачей, с далеким ревом пролетавшие высоко в небе.

Раньше он часто подумывал, не уйти ли отсюда, хотя не знал никакого ремесла и не был уверен, что в мире найдется место, где купят, пусть за гроши, его немалую, но грубую силу, лишенную профессиональных навыков. У Криса не было матери, но любовь и привязанность друг к другу часто поддерживали его семью, когда нечего было есть, кроме поджаренной лепешки и зеленых помидоров, и нечем было согреться в рождественский снегопад, разве что свернуться вместе с малышами под грудой старых лохмотьев, которые они называли одеждой. Хорошо или плохо, но Крис сохранил верность всему этому, такую те упрямую и самозабвенную, какая всегда была свойственна Бобу. На всей обезлюдевшей Земле не было места, которому он был бы предан больше, и места, которое могло бы большим на эту преданность ответить — и Крис, от природы веселый и спокойный, перестал мечтать о побеге. В мире, где отец, доктор экономических наук, не смог найти ни применения своим знаниям, ни учеников; где грошовая работа отнимала силы, не принося денег и не оставляя времени даже на то, чтобы ухаживать за могилой жены, — какие надежды могли питать от сыновья? Будущее девочек виделось еще более мрачным.

Кочующие города представляли собой не лучший выход. Слишком часто Крису доводилось читать, что блуждание среди звезд оказывалось лишь другим видом полуголодного существования, которое вдобавок отнимало голубое небо, чахлый лес и жалкий, но собственный клочок земли, где можно растить репу. Иначе, почему почти ни одному городу, из всех когда-либо покинувших Землю, не удалось вернуться домой? Правда, Питтсбург нашел свою удачу на Марсе — но что это за удача, если всю жизнь нужно торчать в городе, за пределами которого нет ничего, кроме пустыни цвета охры, без воздуха, где человек превращается в ледышку через несколько минут после захода крошечного солнца. Рано или поздно, говорил отец, Питтсбургу, как всем другим городам, тоже придется покинуть солнечную систему — но на этот раз не потому, что кончатся железо и кислород, а потому, что на Земле останется слишком мало людей, способных покупать сталь. Их и так уже осталось слишком мало, чтобы Питтсбургу имело смысл возвращаться в некогда процветавший, образованный реками треугольник, покинутый им тридцать лет назад; богатства в Питтсбурге хватало, но что-либо купить на Земле, даже самое необходимое, становилось все труднее. Похоже, кочующие города оказались тупиком.