В глубине Великого Кристалла-2 - Крапивин Владислав Петрович. Страница 82
Фа-Дейка опять уколола тревога. Тоскливая, смешанная с неясным страхом. Но отозвался он с рассеянным видом:
- Думаете, он скажет?
Воины гоготнули. Командир тоже не сдержал усмешку:
- Волки умеют развязывать языки даже заржавелым от шрамов тауринским начальникам, которые не боятся ни ядовитых игл, ни раскаленного железа. А этот - сопливый мальчишка, даже меньше вас... О, простите, сет!
Сотник испуганно наклонил голову, но насмешливый огонек в похожих на коричневые лампочки глазах не погас. Фа-Дейк глянул в эти глаза и смотрел в них, пока не заставил сотника потупиться. Теперь Фа-Дейк был просто сет иттов, в нем не осталось ничего от четвероклассника Фаддейки.
Сет сказал:
- Может быть, волки и умеют развязывать чужие языки, но хорошо бы им научиться держать на привязи свои. Не правда ли, сотник?.. Я жду ответа.
- Да, сет, - сквозь зубы выдавил командир волков.
Фа-Дейк медленно пошел от сотника и его воинов, и длинный плащ тянулся за ним, шуршал по камням.
Недалеко от королевского шатра Фа-Дейк встретил Фа-Тамира.
- Отдохните в моей палатке, сет, - сказал маршал.
- Потом... А когда погребение, Фа-Тамир?
- Завтра после восхода...
- Фа-Тамир... Как зовут сотника песчаных волков? Он такой... глаза как у жабы.
- У кого, сет?
- А, вы не знаете... Ну, такие нахальные глаза. И круглое лицо.
- Наверное, это Уна-Тур... А что случилось?
- Ничего. Он мне не нравится, ведет себя нагло.
- Да. Но он храбр...
- Подумаешь, заслуга, - усмехнулся Фа-Дейк. - Кто из иттов не храбр? Надо еще быть... человеком. Даже если называешься "волк".
- Сейчас жестокое время, Огонек, - вздохнул Фа-Тамир.
Фа-Дейк вздрогнул от неожиданной ласки, поднял глаза:
- Фа-Тамир, они поймали разведчика...
- Да, я слышал уже...
- Я подумал вот что. Когда печаль и погребение, обычай велит делать добрые дела... Может, отпустим его к своим?
- Доброе дело для врага - разве доброе дело? - хмуро сказал маршал.
- Он же еще не взрослый, - виновато проговорил Фа-Дейк. - Разве итты воюют с ребятами?
- Он разведчик. Значит, воин. Законы войны одинаковы для всех.
"У войны нет законов", - вспомнил Фа-Дейк. И тихо спросил:
- Правда, что его будут пытать?
Фа-Тамир отвел глаза. Пожал плечами:
- Если он сразу не скажет то, что знает. Но он ведь не скажет... пока не заставят.
- А что он знает-то? Ну, покажет стоянку и ход, который ему известен. А этих ходов десятки. Что толку?
- И все-таки... Еще одну ниточку перережем.
Фа-Дейк угрюмо молчал. Потом спросил, глядя в землю:
- А если бы я попался тауринам, меня тоже пытали бы?
- Едва ли! За сета запросили бы выкуп. Обошлись бы с почетом.
- А если бы я знал тайну, которая важнее выкупа?
Маршал подумал и сказал неохотно:
- Итты не позволят, чтобы вы стали пленником тауринов. Не бойтесь, сет.
- Разве я боюсь? Я не об этом...
Фа-Тамир положил руку на шлем Фа-Дейка:
- Огонек... Волки все равно не отпустят его. Это их добыча, а добычу по закону не может отнять никто. Даже король.
Фа-Дейк вскинул глаза:
- Даже король?
- Да... Кстати, сет, что говорил вам король в последние минуты? Итты ждут, что вы передадите его слова всем.
- Что?.. Я передам, да. Чуть позже, Фа-Тамир.
Он мягко убрал голову из-под ладони маршала и пошел не оглядываясь. Через пять минут он опять был у крайнего шатра. Воины-волки всё еще стояли там. Снова подтянулись, глянули на сета выжидательно и вроде бы почтительно.
Фа-Дейк лениво сказал:
- Я хочу посмотреть на пленника, Уна-Тур...
Сотник осклабился: любимец короля удостоил его обращения по имени.
- Как будет угодно сету. Идемте, сет...
Разведчика держали в хижине, сложенной из каменных плит. Уна-Тур отодвинул на щелястой двери бронзовый засов. Пропустил Фа-Дейка вперед.
В хижине было светло, колючее солнце било в широкие щели. Тощий темноволосый мальчишка, ровесник Фа-Дейка, сидел скорчившись в углу на камне. Он был босой, в узких кожаных штанах, стянутых на щиколотках ремешками, в мохнатой безрукавке. Тонкие голые руки в локтях и у кистей были перемотаны за спиной сыромятным ремнем.
Когда вошли, мальчик быстро повернул острое лицо с высохшими подтеками слез. В темных глазах мелькнули по очереди надежда на чудо, испуг, отчаяние. Он опять отвернулся, прижался плечом к стене. Но Фа-Дейк успел разглядеть его лицо. Мальчишка был, кажется, похож... Или показалось?
Или правда он похож на Вовку Зайцева из Фаддейкиного класса? На щуплого Вовку Зайцева, который боялся уколов, и над ним за это смеялись (и, было время, Фаддейка смеялся. Сначала. А потом не стал... А потом Вовка уехал). Этот Зайцев боялся уколов и плакал от обид, но обидчиков никогда не называл, если его спрашивали взрослые...
Фа-Дейк оглянулся на Уна-Тура. Сказал, пряча свои мысли под насмешкой:
- Волки стали так осторожны, что одного мальчишку держат связанным...
- Просто забыли развязать, - буркнул сотник. Шагнул к мальчику, чиркнул кривым кинжалом по ремню у локтей. Ремень ослаб, опал. Мальчик пошевелил локтями, освободил кисти. Но на Фа-Дейка и Уна-Тура не смотрел. Коротко, со всхлипом, вздохнул.
- Оставьте нас, - приказал Фа-Дейк сотнику. - Может, я договорюсь с ним быстрее, чем вы... И закройте дверь.
Уна-Тур вышел. Дверь за ним бухнула излишне сердито.
Мальчик не двигался.
Фа-Дейк встал в двух шагах от него. Помолчал, томясь от неловкости, негромко спросил:
- Как тебя зовут?
Мальчик опять не шевельнулся, но ответил сразу:
- Кота...
Или Хота? У тауринов такой же язык, как у иттов, но говорят они мягче, с придыханием. Ладно, пусть Хота...
- Хота, ты проводник караванов?
Он медленно поднял лицо. Ну, в самом деле, так похож на Зайцева... Он сказал сипловато:
- Не проводник я... Просто ходил в песках, смотрел, где силки поставить на кротов. Мяса в крепости нет...
- Неправда, ты проводник и разведчик, - тихо сказал Фа-Дейк. - Ты ставил знаки для каравана. И ты знаешь, где подземный ход...
Хота опять опустил голову. Грязными худыми пальцами тер кисти со следами от ремня. Зябко шевелил плечами.
"Тебя будут мучить", - хотел сказать Фа-Дейк, но не посмел. К тому же мальчишка это знал сам. Он вдруг проговорил еле слышно: