В глубине Великого Кристалла-2 - Крапивин Владислав Петрович. Страница 87
Виктория Федоровна тоже улыбнулась. И сообщила:
- Мы отправились гулять. Это чудо-юдо обещает таскать меня целый день по каким-то "своим" местам... Имей в виду, дорогой мой, что на колокольню я все равно не полезу...
Фаддейка еще раз пустил привычную искорку и радостно сказал Юле:
- Пошли с нами!
Юля покачала головой и показала на часы.
- Ну, тогда завтра! Юль! За грибами! В лесу знаешь сколько груздей!
Глядя на его причесанную макушку, мать плавно сказала:
- Ты, наверное, хочешь, чтобы Юле влепили двойку за практику. Не забывай, что у нее на первом месте должна быть учеба.
- В самом деле, - сдержанно согласилась Юля. Неловко подмигнула Фаддейке и пошла в библиотеку.
В этот день было неожиданно много читателей. То ли соскучились по книжкам за каникулы, то ли просто школьники разом съехались в родной городок из лагерей и гостей перед началом занятий. Кроме того, Юля ходила по двум адресам - искала должников. Один был в отъезде еще, а второй - восьмилетний большеглазый пацаненок - с перепугу забрался в старый курятник: решил, что за утерянные на рыбалке "Приключения Травки" его сейчас поведут в милицию. Пришлось вместе с бабушкой извлекать ревущего читателя на свет и успокаивать...
В таких делах время летело незаметно. В середине дня Юля сумрачно поклялась себе, что на почту не пойдет. И не пошла. И даже не очень думала о письме, потому что царапала ее другая тревога: из-за Фаддейки. Хотя, казалось бы, что случилось? Мать приехала, отмыла, приласкала, радоваться надо.
"Увезет она его скоро", - печально сказала себе Юля. И сразу же сердито возразила:
"Ну и увезет! Что это, новость для тебя?"
"Не новость, но все равно грустно".
"Грустно не грустно, а все на свете когда-то кончается".
"Как-то не так кончается. Не по-хорошему..."
"Перестань!" - одернула она себя.
Но беспокойство не прошло. И Юля не удивилась, а только еще больше запечалилась, когда пришла домой и увидела на своем крылечке Фаддейкину мать. Не было сомнения, что она поджидала Юлю.
Виктория Федоровна ласково сказала:
- Вот вы и вернулись... Как дела, Юленька?
Юля аккуратно улыбнулась:
- Дела обычные - библиотека. Никакой романтики... Особенно если смотреть со стороны.
- Вы, наверное, скучаете в здешнем захолустье?
- Некогда скучать-то. Работы невпроворот.
- А по вечерам? Тут и сходить некуда...
- Вы знаете, я домоседка.
- Так и сидите в этой конуре?.. Кстати, как вы там устроились? Можно взглянуть?
- Вполне уютно устроилась, - опять улыбнулась Юля. - Заходите...
В комнате она подвинула Виктории Федоровне единственный стул, сама присела на топчан. Фаддейкина мать со старательным любопытством оглядывала пустые углы и дощатые стены. Молчание затягивалось. Чтобы разбить его, Юля спросила:
- Как погуляли?
- Ох, он умучил меня! Таскал по каким-то развалинам, по зарослям... Брюки изорвал, погон отодрал на рубашке. Я еле дышала, когда вернулась... Представляю, как надоел он вам!
- Почему?
- Он мне только про вас и говорил. Наверное, целые дни от вас не отстает...
- Да что вы, Виктория Федоровна. Днем я на работе.
- Ну, утром и вечером... Вам и отдохнуть-то некогда.
- Он мне ни капельки не мешает.
- Юля... - мягко сказала Виктория Федоровна. - Дело не только в вас... Дело в нем.
- А... что случилось? - с неприятным ожиданием спросила Юля.
- Не случилось, но... поймите меня правильно. Эта его привязанность к вам... Он непростой ребенок. Излишне впечатлительный, фантазер. И я, честно говоря, опасаюсь...
- Боюсь, что я все-таки не понимаю вас, - насупленно сказала Юля. На нее навалилась тяжелая неловкость.
- Сейчас я объясню... Думаете, он только с вами так? У него странный интерес к взрослым людям. Он прилипает к ним, морочит головы своими выдумками, мучает вопросами. А потом мучается сам: вспоминает, писем ждет. А какие письма? У взрослых людей свои дела, они забывают мальчишку через неделю после отъезда...
Юля могла сказать, что она Фаддейку не забудет и письма писать станет обязательно. Сама знает, как плохо без писем. Но она понимала, что эти слова Викторию Федоровну не обрадуют. Она только сказала:
- Что поделаешь, раз такой характер...
- Дурацкий характер! - с неожиданной плаксивой злостью отозвалась Фаддейкина мать. И сразу перестала быть красивой. - Я замучилась... Выдумал себе предка-адмирала, переделал нормальное имя Федор (в честь деда!) в какого-то Фаддея. И ведь заставил всех признать себя Фаддеем!.. А эти непонятные слезы по ночам! Спрашиваю: что случилось? Какой-то Вова Зайцев из их класса уехал в другой город. Но они с этим Зайцевым сроду не были приятелями! А он ревет: "Теперь уже никогда и не будем..."
- Выходит, не только среди взрослых он друзей ищет, - вставила реплику Юля.
Виктория Федоровна утомленно замолчала. Юля добавила:
- Бывает, что он целый день с мальчишками носится. Мяч гоняют, плот строят. Шар недавно запустили.
- Ну да, шар! Он писал мне. Марсианский глобус... Вы, наверное, не видели его "Марсианский дневник", он его ни единому человеку не показывает. Я однажды нашла и заглянула...
Юля пожала плечами:
- Чуть не все ребята фантастику сочиняют. Даже в здешней библиотеке куча рукописных журналов.
- Да, но какая фантастика! Знаете, как начинается его тетрадка? "Это самая настоящая правда! Это больше правда, чем наш город, наш дом и я сам. Потому что, если я даже умру, Планета останется. И лишь бы они больше не воевали..." Это в его-то годы! Умирать собрался.
- Это же просто сказка...
- Вот именно. И я очень боюсь, что он вырастет беглецом от действительности.
Юля спросила тихо и с неожиданной злостью:
- От какой действительности? От вашей?
Виктория Федоровна медленно посмотрела на нее и покивала:
- Вот-вот. И вы туда же... А действительность, Юленька, одна. И довольно суровая.
- Не в суровости дело. Тошно иногда от этой вашей действительности, - уже без оглядки сказала Юля. - Скучно среди импортных шмоток, служебной грызни и вечных стараний устроить свою жизнь на зависть другим. И вечного страха за это свое благополучие...