Парадокс Ромео - Усачева Елена Александровна. Страница 3

– Он все сделает сам, – отрезал отец.

– Лодя, – взмолилась мама. – Ну, как же так?

– Мама! Ничего не произошло.

Наконец-то он попал в свою комнату и закрыл дверь. Но мелодия ушла от него. Он смотрел на белые клавиши электронного пианино и чувствовал, что ничего не сможет сыграть. Звук умер. Он остался в виде зрительной картинки: двор, окно, качели. Но самого звука, похожего на тщательно ограненный хрусталик, не было.

Всеволод поймал себя на том, что думает о телескопе. Он сам мог взять у отца деньги и купить его. Не такая уж это и запредельная сумма. Телескоп можно было вообще не брать. Звезду еще можно было бы наблюдать неделю. Вот только погода… Надо было торопиться, и решение пришло неожиданно. И если бы не странная соседка, налетевшая на него, начавшая кричать… Но телескоп вернется. Торопиться некуда. Ничего особенного не произошло.

Утром стало понятно: произошло. И даже много что произошло. Как будто само белое здание гимназии все узнало и теперь демонстративно отворачивалось от него – входную дверь слегка перекосило, и она не сразу открылась.

Первым, кого он встретил в раздевалке, был Лелик.

– Зачем ты принес мне телескоп? – подступил к нему Всеволод. – Мог бы сразу нести его в гимназию.

Лелик тонок и высок. У него такие же, как у Всеволода, длинные светлые волосы. Позолоченная оправа очков делает его лицо строгим.

– Кто брал, тот пускай и возвращает. – От волнения у Лелика бегают глаза. Он старательно смотрит мимо, но все равно мажет растерянным взглядом по лицу приятеля.

– Если исходить из твоей логики, то ты должен был отдать телескоп Сергею, он Свете, и уже Нина принесла бы его в кабинет. Нина! Все подумают на нее. А так как она одна не ходит, только вместе со Светой, то на них обеих.

Лелик резко приблизился, так что Всеволоду пришлось сдержаться, чтобы не отойти.

– Ты трус! Еще и сволочь! И не приплетай сюда Свету с Ниной! И вообще – катись в свою Камбоджу! Гиббон!

Он оттолкнул Всеволода и пошел прочь.

– Лелик!

Белов уходил.

– Алексей!

– Мне не о чем с тобой больше говорить, кхмер!

– Ой, что будет?

Нина подошла незаметно, потянулась, чтобы взять Всеволода за локоть. Но он резко опустил руку в карман.

– Держите свои деньги! – протянул он конверты. – Я сам решу этот вопрос! Не надо лезть не в свое дело!

Нина попятилась, глядя на высокого одноклассника снизу вверх. В глаза. Лоб прикрывают кудряшки челки. А у него… у него волосы прямые. Как у черных фигур. Это у белых – волнистые.

– Телескоп не у тебя? – пытала Нина.

– Это не важно!

Он сунул конверты в Нинин кулачок.

– Спасибо, что приходили. Но помощь никому не нужна.

– А Лелик? За что ты его? И при чем здесь Камбоджа?

Ах, как Нине хотелось пробиться сквозь эти холодные глаза, достучаться до этого рационального мозга, разворошить его палкой, чтобы найти обыкновенную человеческую эмоцию. Но Всеволод смотрел мимо, и что у него там внутри было, что пряталось за этим упрямым лбом – так и оставалось непонятным.

– У нас, кажется, сейчас литература.

Он поправил на плече сумку, убрал кепи и вышел из раздевалки.

– Только не наделай глупостей! – налетела на него Света и помчалась дальше по коридору.

Странно, но это событие его взволновало. Приходилось сильно задирать подбородок, подбадривая самого себя, иначе все эти разговоры начинали сбивать его с толку. А у него высшая цель. У него есть музыка, есть шахматы. Остальное – суета, жизненный мусор. И эта история с телескопом… Все очень некстати.

Класс возмущенно гудел. Уже ни для кого не было секрета в том, что произошло, а поэтому обсуждение шло в полный голос.

– Ты неправ, – шипела Света. – Пойди и извинись.

– Твой гамбит не работает, – усмехнулся Мишка, щелчком закрывая учебник и тут же большим пальцем другой руки возвращая обложку обратно.

– Работает, когда к нему не примешивают эмоции, – Всеволод простучал по парте первые такты марша.

Лелик хмыкнул, но голову не повернул.

Всеволод положил руки перед собой. Да, с Камбоджей он поторопился. Зря сказал.

Длинные тонкие пальцы невольно шевелились. Он слушал музыку класса, и ему хотелось все это немедленно переложить на ноты. А еще он пытался расставить класс по шахматной доске. Лелик будет прямолинейной турой. Нина со Светой – легкомысленными конями. Мишка станет резвым офицером. Остальные сойдут за пешек, бессмысленные, разменные фигуры. Себя он видел гроссмейстером, поэтому на доску не выдвигал. Первой пойдет вперед королевская пешка, чтобы открыть дорогу ферзю. Решительный и категоричный – это, конечно, отец. Королем, как это ни странно, станет мать. Ее полнота и малоподвижность очень соответствуют этой неповоротливой фигуре, от которой все зависит.

– Бортко! – вывел Всеволода из задумчивости голос учителя литературы. – Кажется, ты сейчас не с Пушкиным.

– Нет, – легко согласился Всеволод.

– Почему? Чем он тебе не угодил?

– Пушкин любил играть в карты, а я предпочитаю шахматы.

Ответ противника, и вторым ходом надо выводить коня.

– Сева, не заиграйся! Вспомни, что стало с Германом.

– Он положился на случай. Чистая игра – это точный расчет.

Класс наконец-то притих, прислушиваясь.

– Никакой расчет не может быть точным, – негромко возразил учитель. – Потому что человек не знает все наверняка. Неизменно есть что-то, что ему незнакомо. Ты помнишь историю Ромео и Джульетты?

Дальше выводим пешку, чтобы защитить коня и освободить место для слона.

– Вы хотите сказать, что Ромео поторопился?

– Нет, Ромео все правильно рассчитал – без Джульетты он бы не мог жить. С одним упущением. Даже если ты видишь тело в склепе, не факт, что человек мертв. А Джульетта не была мертва. Он этого не мог знать, поэтому умер. Если бы знал, не умер бы.

Всеволод отвел взгляд, мысленно представляя шахматную доску. Теперь хорошо бы разыграть партию слона, но он куда-то делся. Само поле стало вести себя странно. Его как будто встряхнули, и теперь не разобрать, где какие фигуры.

– Я учту это.

Всеволод сел, откинувшись на спинку стула. Класс смотрел напряженно, ждал. Но ему нечего было сказать. Во всей этой истории он не видел и капли своей вины. Почему ему должно быть кого-то жалко?

– Что ты собираешься делать? – насела на него на перемене неугомонная Нина.

В очках, с хвостиками, она была похожа на трудолюбивую пчелку. А еще румянец, словно она только что долго и с удовольствием занималась спортом. Этот румянец волновал. Было в нем что-то неправильное. Какой может быть румянец после многочасового неподвижного сидения за партой? А он был! И это придыхание, словно после долгого бега. Или перед долгим бегом. Сплошное нарушение законов физики.

– Играть в шахматы с историком. – Всеволод с трудом оторвал взгляд от лица Нины и стал не спеша складывать тетрадь, учебник, дневник. Разложил ручки в пенале, выровнял их по размеру.

– Я про Лелика и телескоп.

– Телескоп вернется на место без чужих истерик. – Щелкнул замок портфеля.

– Роман Сергеевич сказал, что за такое выгоняют из школы.

– Возможно, но это не самое страшное, что бывает в жизни. – Он одернул на себе пиджак и пошел к двери.

– Если ты не скажешь, то скажу я!

– И кто после этого будет предателем? – Всеволод обернулся в дверях. – Я сказал, чтобы спасти всех. А ты хочешь сказать, потому что тебе обидно. Разные мотивации.

– Ну, нельзя же так! – Ниночка готова была расплакаться. Сжала кулачки, сдерживаясь, и даже на цыпочки приподнялась.

– Нина, тебе не кажется, что эмоции глупы?

– Как ты можешь!

Всеволод перевесил сумку на другое плечо, поправил лямку. Зачем он стоит? С кем говорит? О чем?

– Если разбирать эту ситуацию, – со вздохом произнес он, – то взяла телескоп ты.

– Но я же для тебя! – Нина широко раскрыла рот, словно ей не хватало воздуха.

– Плохая была идея, – скривился Всеволод.