Мерле и каменный лев - Майер Кай. Страница 19

— А что там, в доме? — тихо спросила Мерле.

Серафин не стал объяснять, а просто кивнул в сторону крыши. Мерле пришлось признать, что у него необыкновенно зоркие глаза: на самом краю крыши темнела каменная лапа, впившаяся когтями в черепицу. С улицы нельзя было увидеть льва, который притаился где-то там, во мраке. Но Мерле не сомневалась, что острый взгляд зверя пронизывает тьму улиц.

Серафин и Мерле стояли под козырьком входной двери дома напротив и сверху их не было видно, но если бы они надумали перебежать к этому двухэтажному домику, их бы непременно заметил хищный страж.

— Надо пробраться в домик с задней стороны, — сказал Серафин.

— Нельзя. Там дом выходит прямо к каналу!

Мерле прекрасно ориентировалась в узких переулках города. Она точно знала, что здесь со стороны канала стены домов уходят под воду и нет никаких пешеходных дорожек.

— И все-таки мы туда пролезем, — сказал Серафин. — Верь мне.

— Как другу или как мастеру-вору?

Он промолчал, наклонил голову набок и испытующе посмотрел ей в глаза. Затем протянул руку.

— Друзья? — спросил он опасливо.

Она крепко пожала его руку: — Друзья.

Серафин не мог скрыть радости.

— Тогда как мастер-вор скажу тебе, что мы обязательно влезем в тот домик. А как друг… — Он немного поколебался и продолжал: — Как друг обещаю, что в беде я тебя не оставлю, что бы сегодня ночью ни случилось.

Он не стал ждать ее ответа, а повел за собой в тот же темный переулок, из которого они вышли. Потом им пришлось опять пробираться через туннель, по каким-то задворкам и руинам заброшенных домов.

Не прошло и получаса, как они уже тихо, шаг за шагом продвигались по узкому карнизу над фундаментом домов со стороны канала. Под ними внизу плескалась черная вода. Впереди, метрах в двадцати вырисовывалась на фоне темного неба арка моста. Посередине, в центре арки стоял лев с вооруженным всадником. Всадник сидел к ним спиной. Но даже если бы он обернулся, едва ли заметил бы их во мраке.

— Только бы лев нас не учуял, — прошептала Мерле. Она, как и Серафин, старалась плотнее прижиматься к стене. Карниз был не настолько широк, чтобы гулять по нему как по дорожке. Надо было соблюдать равновесие и, вдобавок, не выпускать из вида стражника на мосту.

Серафин чувствовал себя на карнизе гораздо увереннее. Он привык входить в чужие дома не самым обычным способом, — сначала влезал как вор, а позже как тайный посыльный Умберто, но старался не показывать Мерле своего умения и не торопить ее.

— Почему солдат не оборачивается? — процедил сквозь зубы Серафин. Мне это не нравится.

Мерле была ниже его ростом, и потому ей было лучше видно, что происходит под мостом и еще дальше. Оказалось, что с той стороны к мосту приближается лодка. Мерле шепнула Серафину о своем открытии.

— Но всадник совсем не тревожится. Он как будто даже ждет эту лодку!

— У них секретная встреча, — предположил Серафин. — Я такое и раньше видел. Дож встречается со своим фискалом. У дожей повсюду есть осведомители; и во дворцах, и на рынках Мерле в эти минуты думала о другом.

— Много нам еще осталось ползти?

Серафин вытянул шею: — Еще метра три, и мы будемд под окном. Если оно не заперто, пролезем в дом. — Он обернулся к ней. — Ты можешь разглядеть, кто там, в лодке?

Мерле напряженно всматривалась, надеясь по одежде опознать человека, стоявшего на носу лодки. Но человек, как и два гребца позади, были в черных плащах с капюшонами. Ничего в том не было странного, если принять во внимание холодное ночное время, но Мерле при виде этих темных фигур почему-то стало не по себе. Может, страх родился сам собой, а может от того, что лев на мосту угрожающе скреб лапой?

Серафин добрался до окна. Теперь их отделяло от моста не более десяти метров. Он посмотрел внутрь сквозь стекло и кивнул Мерле.

— В комнате никого нет. Люди где-то там, в другом месте.

— Ты сможешь открыть окно? — Мерле немного расслабилась, но спина ныла от напряжения, а по уставшим ногам бегали мурашки.

Серафин надавил на стекло, — сначала легко, затем сильнее. Раздался слабый хруст. Правая створка открылась.

Мерле вздохнула с радостью. Слава Богу! Пока Серафин пролезал в дом, она не спускала глаз с лодки. Возле моста стояла карета. Лев перенес своего всадника на землю для встречи человека в плаще.

Мерле заметила, что в небе закружили другие летучие львы. По меньшей мере, три. А может быть и больше. Если какой-нибудь из них спустится пониже и полетит вдоль канала, он ее непременно увидит.

Но Серафин уже протянул ей из окна руку и втащил внутрь. Еще не отдышавшись, она с удовольствием ощутила под ногами твердый пол. От радости хотелось прыгать и целовать доски. Или Серафина. Нет, уж лучше не надо.

— Ты красная, как рак, — заметил он.

— Еле влезла сюда, ноги затекли, — сказала она и отвернулась. — Ну, и что дальше?

Он не сразу ответил. Она было подумала, что он молча смотрит на нее, чтобы убедиться, в самом ли деле ее щеки покраснели от пережитых трудностей. Но, взглянув на него, увидела, что он напряженно к чему-то прислушивается, совсем как Юнипа, когда они плыли в гондоле к каналу Изгнанников. Прислушивается, стараясь, кажется, не упустить ни единого звука.

— Они здесь, в доме, — сказал он наконец. — Человека два. Или три.

— Если считать солдат, то полдюжины.

— Боишься?

— Вовсе нет.

Он усмехнулся: — Кто из нас хвастун?

Она невольно улыбнулась в ответ. Он видел ее насквозь даже в темноте. Кому-либо другому она бы не простила насмешки. Но он сказал «Верь мне», и она ему поверила. Все происходило слишком быстро, не оставалось времени ни опомниться, ни оценить обстановку.

Едва слышно они выскользнули из комнаты и прокрались по какому-то темному ходу, который вел к наружной двери. В коридоре справа от двери виднелся слабый отблеск свечей. Слева наверх, на второй этаж вела лестница.

Серафин почти коснулся губами уха Мерле: — Жди меня здесь, пойду погляжу.

Она хотела возразить, но Серафин решительно затряс головой.

— Пожалуйста, — добавил он.

С замиранием сердца она смотрела, как он крадется в направлении слабо освещенного коридора. Каждую секунду могла распахнуться наружная дверь и войти человек в плаще, сопровождаемый солдатами.

Серафин подкрался к двери в комнату со свечами, осторожно заглянул в щель, успел что-то увидеть и вернулся к Мерле. Молча кивнул на ступени, которые вели на второй этаж.

Она беспрекословно повиновалась. Все-таки он — мастер-вор, ему лучше знать, что делать, хотя это и не очень приятно сознавать. Она вообще не любила подчиняться другим, даже для своего блага.

Ступени были каменными, массивными. Мерле шла впереди и, поднявшись на второй этаж, направилась прямо к той комнате, которая находилась над нижней залой со свечами. Войдя туда, она поняла, почему Серафин решил подняться наверх.

По меньшей мере треть пола поддалась натиску времени и сырости. Деревянные доски возле стен вспучились и раскрошились, а в середине комнаты прогнили насквозь. Через большую дыру снизу пробивался слабый свет. Были слышны тихие голоса, звучавшие как-то робко и неуверенно. Мерле уловила тон разговора, еще не поняв ни одного слова.

— Их трое, — прошептал Серафин ей на ухо. — Три дожа-правителя. Знатные господа.

Мерле пригнулась к отверстию в полу. Лицо ощутило слабое тепло от свечей. Серафин прав. На плечах троих мужчин, стоящих внизу и освещенных свечами, накинуты длинные — пурпурная, золотая и ярко-красная — мантии Правителей Венеции.

В городе самым высшим органом власти был Совет дожей. С тех пор, как началась война с египтянами и прервались всякие связи с Большой землей, дожам принадлежало право решать все дела и проблемы осажденной Венеции. В их руках была вся власть, и именно они вели переговоры с Королевой Флюирией, — как они сами утверждали. Дожи выглядели людьми солидными и безупречными. Однако народ втихомолку поговаривал о том, что они злоупотребляют властью, наделяют привилегиями своих родственников и не соблюдают обычаев старинных аристократических родов, к каковым принадлежало большинство членов Совета дожей. Не было секретом, что тот, у кого есть деньги, будет иметь все, что пожелает, а тот, кто может похвастать древним семейным гербом, будет пользоваться большими правами и преимуществами, чем выходец из простого народа.