Проклятое созвездие - Задорожный Александр. Страница 97
От последних слов Даркмана передернуло. Комиссар улыбнулся ему в зеркало.
— Расслабься, Боб, ты слишком напряжен. — После этих слов комиссар исчез так же незаметно, как и появился.
Вошла гримерша и вновь стала пудрить Даркману лицо, видимо, ей не понравился его бледный цвет.
Боб Даркман закрыл глаза, но на этот раз он думал не над тем, что скажет своим избирателям, а над тем, что лучше: сгнить на рудниках в поясе астероидов или умереть с перерезанным опасной бритвой горлом.
Если все было бы так просто!
— Боб! — раздался чей-то голос над его ухом. Даркман открыл глаза. На этот раз за спинкой кресла стоял Леон Смайлз, он улыбался.
— Хорошо, что я тебя встретил до начала передачи, Боб, — произнес начальник службы безопасности. — Мне не хотелось бы это говорить при свидетелях… — Леон Смайлз нагнулся к тому же самому уху, в которое минуту назад шептал комиссар полиции. — Как поживает твой друг Лу? Как у него настроение после покушения на Ивана Штиха? А где ты сам был в это время, Боб?
Боб Даркман молчал, но Смайлзу не нужны были ответные слова.
— Знаю, знаю, ты не причастен к этому делу. — Он похлопал Даркмана по плечу. — Но скажи мне, Боб, по секрету: Пьер Хилдрет вернулся назад или пропал где-то в Энвантиненте? Что, Боб, не получилось? Ну-ну, ничего, ты сделал рискованную ставку, игра стоила свеч, я понимаю. Только ты задумывался, что теперь тебя ждет? Я скажу, что тебя ждет впереди — тюрьма, Боб, в лучшем случае тюрьма. Фаризетти не любит неудачников. Я предлагаю тебе сделку: честную жизнь в обмен на голоса. Ты снимешь свою кандидатуру в мою пользу и дашь показания на Фаризетти. Это твой единственный шанс, Боб. Больше я тебе этого предлагать не буду.
Пространство за гримерным креслом опустело. Леон Смайлз исчез. Даркмана охватило отчаяние из-за безнадежности того положения, в котором он оказался, и никакого выхода он не видел.
— Боб Даркман? — В гримерную вбежал молодой человек в наушниках и с микрофоном. — В студию! Быстро! Быстро! Ждем только вас. Эфир через две минуты!
Он бесцеремонно вытряхнул Даркмана из гримерного кресла и, подталкивая в спину, направил по коридору к дверям студии.
— Живее! Живее! — Молодой человек распахнул дверь и втолкнул в нее Боба Даркмана.
Даркмана ослепили сотни ярких ламп, ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. После чего он смог разглядеть большую круглую комнату, одну половину которой занимала сцена с подковообразным столом, а другую телевизионная аппаратура: стационарные камеры, прожектора, мониторы. За аппаратурой находилась стеклянная стена с кабинами режиссеров, операторов и технического персонала. Там шла предэфирная суета.
За подковообразным столом на сцене уже сидели ведущий программы и два кандидата в мэры. Они сидели по правую руку от ведущего, занявшего позицию в центре. Первым сидел Леон Смайлз, вторым Джеймс Хэнк. Два кресла по левую руку от ведущего были свободны.
К Даркману подпорхнула ассистентка режиссера и усадила на дальний от ведущего стул, перед которым на столе красовалась табличка «Боб Даркман». Перед пустым стулом, отделявшим Даркмана от ведущего, стояла табличка «Герб Кримсон», но самого нынешнего мэра Плобитауна нигде не было видно. Ассистентка прицепила на лацкан пиджака Даркмана миниатюрный микрофон и упорхнула на другую половину студии.
Боб оказался лицом к лицу с обоими силовиками. Хэнк подмигнул Бобу, а Смайлз улыбнулся. Боб механически кивнул им в ответ.
— Господа, пошел отсчет до прямого эфира, — предупредил ведущий. На большом табло под потолком в обратном порядке побежали цифры от шестидесяти до одного.
— Прошу вас соблюдать закон о выборах и корректность в выражениях, — напомнил ведущий, обращаясь к кандидатам. — Десять секунд до включения.
Десять секунд истекли, и на мониторах, стоящих перед кандидатами, чтобы участники передачи могли видеть, что передается в эфир, побежала заставка.
— Уважаемые телезрители, мы начинаем передачу «Круглый стол» с кандидатами на пост главы Плобитауна. Это последняя передача, посвященная предвыборной борьбе, завтра день выборов и любая агитация запрещена. Разрешите представить вам участников передачи: Джеймс Хэнк — комиссар нашего города, Леон Смайлз — начальник службы безопасности, это пустое кресло должен был сейчас занимать нынешний мэр города — Герб Кримсон, но он отказался от участия в нашей передаче, и, наконец, Боб Даркман — председатель Профсоюза докеров. Напомню всем план передачи: вначале вступительное слово каждого из кандидатов, затем дебаты, ответы на вопросы и в завершение заключительное слово. Так как Герб Кримсон отказался от участия в «Круглом столе», времени должно хватить на все. Итак, приступим. Первым слово дается кандидату на пост мэра города Плобитаун Джеймсу Хэнку. У вас есть три минуты, господин Хэнк.
— Спасибо, но… — комиссар скромно откашлялся в кулак, — но мне кажется, что у господина Даркмана есть очень важное заявление. Пусть он выступит первым.
— По жребию после вас должен выступать господин Смайлз…
— Я не против, чтобы Боб Даркман выступал первым со своим заявлением, — прервал ведущего Смайлз. — Заявление господина Даркмана действительно настолько важное, что с моей стороны было бы безнравственно не уступить ему слово.
— Ну, раз все кандидаты согласны, слово дается кандидату на пост мэра города Плобитаун господину Бобу Даркману.
Автоматические телекамеры взяли крупный план председателя Профсоюза докеров. Боб увидел свое крупное лицо в мониторах перед собой. Экраны были покрыты масштабной сеткой с толстыми линиями, показывающими центр кадра, отчего Даркману показалось, что он видит себя со стороны в прицел снайперской винтовки. Сейчас на него смотрят миллионы во всех уголках Плобитауна. От того, что он сейчас скажет, зависит его жизнь.
Напротив в ожидании замерли Хэнк и Смайлз. Даркман посмотрел в их горящие глаза.
— Мои друзья Джеймс Хэнк и Леон Смайлз абсолютно правы, — произнес Даркман. — Я действительно должен сделать очень важное заявление. Несколько минут назад Джеймс Хэнк и Леон Смайлз показали мне неопровержимые доказательства преступной деятельности человека, которого я всегда считал своим другом. Мне тяжело об этом говорить, — Боб Даркман удрученно вздохнул, — но Луи Фернандо Фаризетти оказался преступником. Да, улики неопровержимы — Фаризетти занимался противоправной деятельностью. И что самое печальное — это то, что этот человек для достижения своих целей использовал меня, мое хорошее отношение к нему. Он пользовался моим доверием, чтобы за моей спиной проворачивать грязные махинации. Но, к счастью, у меня есть настоящие друзья — это комиссар полиции Джеймс Хэнк и начальник службы безопасности Леон Смайлз. — Даркман широким жестом руки показал на сидящих напротив. Камера моментально взяла силовиков крупным планом. Те утвердительно закивали головами. — Эти люди, чей самоотверженный труд по искоренению преступности известен всем, помогли мне вовремя разобраться в двуличности Луи Фернандо Фаризетти. Я решил выступить свидетелем в деле против Луи Фернандо Фаризетти. И не стоит меня отговаривать. Прекрасно осознавая всю серьезность этого шага, который подвергает мою жизнь опасности, я иду на него.
Прежде чем я сделаю само заявление, я хочу поблагодарить моих друзей: Джеймса и Леона. Спасибо вам. Если бы не вы, я бы до сих пор оставался в неведении. Вы оба достойны стать мэром нашего города.
Боб Даркман закрыл лицо руками и замолчал. Воцарилась неловкая пауза, выдержав которую до конца Боб отнял руки от лица и напрямую обратился к комиссару полиции и начальнику службы безопасности:
— Хэнк, Леон, скажите мне, как другу, ведь я еще не успел по своему неведению совершить никакого преступления?
— Ну… что ты… — Хэнк, который первым взял слово, растерялся. Комиссар был далеко не глупый человек и прекрасно понимал, что Даркман пытается выторговать себе индульгенцию в прямом эфире. Если Хэнк сейчас скажет, что Боб виновен, то, когда тот снимет свою кандидатуру в пользу комиссара, автоматически вина Боба Даркмана переляжет на самого Хэнка. А если Хэнк сейчас скажет, что Боб невиновен, то потом осудить его будет очень непросто. Надо было на что-то решаться. И Хэнк решился, ему все-таки были чертовски необходимы голоса «докеров» Боба Даркмана. — Конечно, нет, Боб. Ты и сам знаешь, что все, что ты совершил, поправимо. В твоих действиях нет состава преступления, Боб. Ты вовремя опомнился, иначе ты бы уже сидел в наручниках, я сам бы защелкнул их у тебя на запястьях, поверь мне.