Кто спасет заложницу? - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 27

– Что? – рассмеялся Юрий Афанасьевич. – В монастырь?

– Да, в монастырь, мне еще в детстве бабка нагадала, что я вторую половину жизни в монастыре проведу. Видно, пора моя настала, пожалейте, мужики!

– Да возьмут ли тебя в монастырь? Грехов-то на тебе…

– Возьмут! Я раскаялся… У меня на родине монастырь есть, там монахи такие фрукты-ягоды выращивают! Думаете, мне эта жизнь бандитская в радость? Но жизнь так сложилась, я, если хотите знать, сразу после армии хотел туда податься, но… так вышло… Бандиты товарища моего убили, я отомстить хотел, к другим бандитам подался, ну и засосало. Я давно уж случая такого ждал, чтобы поедать все это к чертовой матери… Вот и дождался. Пожалейте, мужики!

Бывшие десантники задумчиво молчали.

– Мужики, будьте людьми!

– А ты сам-то человек? – спросил Юрий Афанасьевич. – Непохоже что-то.

– Ладно, так и быть… Я вам сдам всю шарагу… Хотите?

– Да нам-то она зачем, твоя шарага. Кабы ты ее милиции сдал, совсем бы другой разговор пошел.

– Милиции я не могу…

– Почему это?

– Сами, что ль, не понимаете? Погиб я тогда… Достанут меня где угодно, хоть в монастыре, хоть на зоне… Менты сами насквозь гнилые, даже если я к честному попаду, все равно информация просочится, и тогда мне кранты…

А так я исчезну неизвестно куда – и все! Искать-то меня им зачем? Невелика птица. Решат, что меня конкуренты урыли… А я тихонечко смоюсь. А, мужики?

– Слушай, Федя, а что если… – почесал в затылке Андрей Иванович. Ему вдруг вспомнился один американский фильм, где была похожая ситуация. – Ты, Федя, грамотный?

– Это как? – не понял тот.

– Ну, читать-писать умеешь?

– Обижаешь, бугор! Я десять классов кончил.

– Вот и славненько. Садись и пиши. Юрик, у тебя ручка есть?

– Ручка есть, а вот бумаги нет.

– Мужики, а что писать-то?

– Признания предсмертные.

– Эх, мужики, я же вас по-людски просил…

– Да не трясись ты, не тронем мы тебя. Просто ты напишешь как бы предсмертное письмо.

Как бы, понимаешь? А потом проваливай. Но это письмо будет для нас какой-то гарантией, что ты не всплывешь на поверхность, понял?

– Да! И вы меня отпустите?

– Конечно, на кой ты нам сдался? Юрик, поищи бумагу.

– Мужики, бумаги нормальной тут нет, но есть магнитофончик, может, я наговорю, а?

– Годится!

И через минуту Федюня уже говорил в микрофон:

– Я, Кожухов Федор Борисович, ухожу из жизни, поскольку жить так сил моих больше нету…

Надо заметить, что рассказ его был вполне искренним.

– Андрей, – тихонько позвал Юрий Афанасьевич, не сводя бдительного взгляда с Фединого затылка, – а что со вторым делать будем? Он же нам всю малину испортить может.

– Черт, я про него и забыл… Последи за этим, а я погляжу, как там Валерыч.

Он вышел на крыльцо.

– Папа! – кинулся к нему Гошка. – Что там такое?

– Там все нормально, а вот что со вторым нашим подопечным?

– Его Карен сторожит!

– А где же ваша докторша?

– Вон там на лавочке…

Действительно, возле дома стояла лавочка на которой, сгорбившись, сидела Елизавета Марковна. Андрей Иванович быстро подошел к ней.

– Вам нехорошо? – спросил он тихо.

Она подняла на него глаза.

– Спасибо вам.

– Не за что.

– Не скромничайте! Спасибо вам за сына… теперь я понимаю, почему он такой… Вы хорошо его воспитали.

Если бы сейчас было не так темно, она бы увидела, что Андрей Иванович буквально вспыхнул от смущения.

– Увы, моей заслуги тут нет. Я не воспитывал его… Я его, можно сказать, бросил…

– Значит, это гены! – решительно проговорила Елизавета Марковна. – Но как бы там ни было, у вас прекрасный сын. А у вашего сына прекрасные друзья. Ими можно и нужно гордиться.

– Спасибо на добром слове. Подождите еще немного, и мы уйдем отсюда…

– А что будет с этим людьми?

– Я вам потом расскажу. Простите.

И он направился к Карену.

– Что тут?

– По-моему, он спятил, – шепнул Карен.

Действительно, Валерыч производил более чем странное впечатление. Он сидел, привалившись к дереву, руки у него были связаны, голова как-то странно болталась, и он все время что-то бормотал.

– Как дела? – спросил Андрей Иванович.

Валерыч встрепенулся и хриплым шепотом произнес что-то абсолютно невнятное.

– Он все про какой-то лес талдычит, – объяснил невесть откуда взявшийся Леха.

– Да не про какой-то, а про Бирнамский, – усмехнулся Зорик. – То ли придуривается, то ли испугался, как Макбет…

– Валерыч, ты что? Симулируешь сумасшествие? – наклонился к нему Андрей Иванович.

– Бирнамский лес пошел на Дунсинан! На Дунсинан, говорю!

– Да хватит прикидываться! Вставай, пойдем поговорим!

Андрей Иванович хотел было помочь ему подняться, но Валерыч вдруг гордо вскинул голову и с завыванием произнес:

– Чего это он? – ошалело спросил Леха.

– Это из «Макбета», – объяснил Зорик. – Шекспир.

– Во дает!

– Да, интересные тут у вас преступники пошли, – покачал головой Андрей Иванович. – Я за границей совсем от жизни отстал. – Ну все, вставай!

Одним рывком он поднял Валерыча на ноги.

Тот посмотрел ему в глаза и снова завел:

– Андрей Иванович, по-моему, он не притворяется, – подал голос Карен.

– Ну не знаю…

– А что с тем?

– С тем, кажется, порядок. Он сейчас пишет на магнитофон свои показания…

– А потом что?

– Потом? Я тебе позже объясню, идет?

Андрей Иванович вернулся в дом.

– Ну что? – спросил Юрий Афанасьевич.

Федюня продолжал что-то говорить в микрофон.

– Не пойму, вроде он психом прикидывается…

Внезапно Федя обернулся:

– Вы про Валерыча? Так он псих и есть. Небось Шекспира наизусть шпарит?

– Точно!

– Он на учете в психдиспансере давно состоит.

Он артистом раньше был в какой-то дыре, а потом крыша съехала. Его подлечат, опять, как новенький, будет… Да вы не опасайтесь, он ничего не помнит потом… так что с нами у вас хлопот не будет… Небось, все про какой-то лес болбочет, да?

– Да.

– Ну, я же знаю…

– Зачем же его в вашей кодле держат?

– Из жалости. Он родственник шефа… да он, в общем-то, безобидный…

– Вас послушать, так вообще вся ваша банда просто сонм ангелов!

– Да нет… Где там… Просто, чтобы бабу в лесу сторожить, особых умельцев не требуется…

Так я дальше говорю, да?

– Валяй!

– Погоди! Скажи-ка, долго тут собирались эту женщину держать?

– Точно не знаю, но завтра вечером нам должны были подвезти жратву, так что…

– Понятно.

Минут через сорок вся компания пустилась в обратный путь. Валерыча решено было оставить в лесном доме. Елизавета Марковна осмотрела его и пришла к выводу, что он не притворяется.

– Я хоть и не психиатр, но это очень похоже на болезнь…

– Но он же бывший актер, может, так искусно притворяется? – спросил Карен.

– Зрачки у него очень расширены и вообще… Мне, по крайней мере, кажется, что он и в самом деле сошел с ума.