Монсегюр. В огне инквизиции - Семенова Татьяна П.. Страница 23

Высветилась надпись:

И ниже, совсем мелким шрифтом:

Ветров облегчённо вздохнул.

— У нас есть шанс вернуться. И вполне определённый. Это радует.

Он закрыл крышку «Фаэтона» и жестом попросил у Вани сумку. Тот молча передал её другу. Ветров убрал туда прибор и повесил сумку себе на плечо.

— У меня будет надёжнее. Итак, в нашем распоряжении сто восемь часов. Это получается… — Он на минуту задумался. — Четверо суток и двенадцать часов.

— И что мы будем всё это время делать? — печально спросила Аня и поёжилась от холода. — Замёрзнем.

Иван и Саша машинально стали снимать с себя куртки.

— На, Анют, возьми, — почти одновременно сказали они.

Аня взяла Сашину куртку.

— Я чуть погреюсь и верну. А то ты совсем замёрзнешь.

— Не надо. У Ваньки там свитер в сумке. Я его надену.

Оболенский отошёл в сторону. Вид у него был как у побитой собаки. Сильно болела голова, какие-то странные картинки всплывали в памяти и, не задерживаясь, исчезали. Болезненно стучало в висках. Всё это было ужасно. Сначала густая вязкая темнота. Потом как вспышка молнии. Нет. Как морская волна. Она накатывалась, вздымалась с пушечным грохотом, а затем рассыпалась на тысячи мелких брызг, опадая и растворяясь в вечно крутящейся гудящей пене. Иван уже не мог терпеть это. Схватившись за голову, он стал нервно ходить взад и вперёд.

— Что это с ним? — испугалась Аня.

Саша подошёл к другу.

— С тобой всё в порядке, Вань?

— Воспоминания, — выдавил Оболенский. — Они всплывают в голове.

— Какие воспоминания? — не понял Саша.

— О моём прошлом.

— И что? Что ты вспомнил? — взволнованно спросил Ветров.

— Дайте мне немного времени, — устало проговорил Иван и направился к поваленному дереву.

Усевшись на мокрый ствол пихты, Оболенский ушёл в себя. Он ничего не слышал, ничего не видел. Только пытался «поймать картинки» из глубин памяти. Поймать и удержать, не дать им рассыпаться. Это было трудно, но он знал, что справится, знал, что сможет контролировать своё сознание.

Сколько прошло времени, он не помнил. Когда взглянул на друзей, те топтались на месте, пытаясь согреться. Решительным шагом Иван направился к ним и с ходу выпалил:

— Меня зовут Пьер де Брюи.

Ребята удивлённо уставились на друга.

— Ты здоров? — снова напугалась Аня.

— Здоров. Вы не поняли. В этой жизни меня зовут Пьер де Брюи. То есть в той жизни, куда мы попали.

— А куда мы попали? — Ветров задал вопрос, который волновал всех.

— В Лангедок. В нашем времени это юг Франции. Я знаю эту местность, — Оболенский неопределённо махнул рукой, показывая сразу везде вокруг себя. — Мне всё здесь знакомо. Это Пиренеи. Вот этот горный массив, — кивнул он головой в сторону величественных гор, открывающихся за лесом, — называется Таб. А вон та самая высокая вершина — Монсегюр. Сейчас мы находимся на окраине леса Серлон, который примыкает как раз к Монсегюру.

— Хорошо. А какой сейчас год?

— Не могу точно сказать, в какой период моей прошлой жизни мы попали. Надо осмотреться, понаблюдать за происходящими событиями. С полной определённостью могу только сообщить, что это XIII век.

У Ветрова вытянулось лицо.

— Средневековье, — пробормотал он.

Аня тяжело вздохнула:

— Ну вот. Теперь от привычной жизни нас отделяет всего-то восемь столетий. Чудесный подарок ты мне приготовил на день рождения. Спасибо.

— Я же не нарочно, — сразу начал оправдываться Ваня.

— Ладно. Что ещё вспомнил? — перевёл разговор в нужное русло Ветров.

— Воспоминания пока отрывочные. Но, думаю, через день-два вся картина будет ясна.

— Так. Теперь надо решить, куда мы пойдём, — почесал в затылке Ветров. — Оставаться здесь не имеет смысла. Замёрзнем. Надо подыскать тёплое место и, главное, относительно безопасное. Вань, у тебя есть идеи на этот счёт?

— Ну-у… — Иван задумался. — Если только в замок Монсегюр. По моим прошлым воспоминаниям, там более или менее безопасно. Правда, надо придумать какую-нибудь легенду. Кто мы, откуда и так далее. Можно сказать, что мы путешественники. Наплести что-нибудь в этом духе. Вообще-то там люди приветливые. Ко всем с душой. Только к крестоносцам и инквизиторам питают особую ненависть.

— К инквизиторам? — насторожилась Аня и опасливо покрутила головой.

— Ну да, к инквизиторам. Мы же в Средневековье, — пожал плечами Ваня.

Саша тем временем что-то обдумывал.

— Думаю, у нас будут проблемы, — вдруг произнёс он.

— Какие? — хором спросили Иван и Аня.

— Проблемы с языком. Мы же не говорим на местном языке. Как объясняться будем?

— Прикинемся глухонемыми, — с ходу выпалил Ваня.

Аня молча покрутила пальцем у виска.

Саша сделал серьёзное лицо и сказал:

— Ладно. Пойдём в Монсегюр. Как-нибудь объяснимся. Хотя бы на пальцах. Может, действительно иноземными путешественниками прикинуться. Других вариантов, вроде, нет.

Аня замотала головой:

— Лучше не путешественниками, а бродячими клоунами. Поглядите, во что мы одеты. По средневековым меркам — шуты гороховые.

Ветров задумался. А Иван вдруг заявил:

— Давайте все разденемся, обвяжемся еловыми ветками и скажем, что на нас по дороге напали разбойники.

— «Кот в сапогах»? — спросил Саша. — Сюда, сюда! Помогите! Маркиз де Карабас тонет!

Иван недовольно пожал плечами:

— Я, между прочим, предложил дельный вариант. Но не хотите — не надо. Ваше дело.

Саша улыбнулся:

— Нет, я просто представил, как мы в еловых ветках войдём в замок и попытаемся им что-то объяснить, совершенно не зная языка. Лучше этого не делать, — сказал он уже серьёзно. — Пойдём в нашей одежде, а по ходу сообразим, что сказать. А ты, Вань, по дороге расскажешь нам всё, что вспомнил. Кто вообще такой Пьер де Брюи?

— Надеюсь, не инквизитор? — поддержала его Аня.

— Нет. Наоборот. Его отца схватили инквизиторы. Но это там, в Тулузе, — махнул рукой на север Иван. — Он хороший парень, Пьер де Брюи…

Все двинулись в путь, внимательно слушая рассказ Оболенского, который, к сожалению, быстро закончился. Ивану не так уж и много удалось вспомнить. Кое-что из детства и мелкие отрывки взрослой жизни, по большей части не связанные между собой. В своём рассказе Ваня упирал на политические события в Лангедоке, рассказал немного о катарах, о крестовом походе, затеянном против ереси в 1209 году, о первых инквизиторских судах.

Редколесье долго не кончалось. А потом вдруг как-то сразу лес сгустился, и ребята оказались в настоящем хвойном царстве.

— Красота! А какой воздух! — сказал Саша. — Это же пихты!

Они все вместе, как по команде, сделали глубокий вдох.

Величественные деревья спокойно смотрели на путников сверху. Казалось, им нет никакого дела до того, что творится вокруг. Они походили на солдат, стоявших по стойке смирно.

Аня, Саша и Ваня шли молча. Говорить не хотелось.

Лес был полон звуков и шорохов. Белки прыгали с ветки на ветку, озабочено что-то искали среди густых ветвей. Прошмыгнул заяц и затаился в густом кустарнике. Сверху послышался звук: «чек-чек, чек-чек».

Ребята подняли голову. На ветке сидела небольшая птица. Голова черная, спинка светло-голубая с серым оттенком, горло и щёки серовато-белые.

— Это сорока, — прошептала Аня, боясь спугнуть птицу.

— Сорока? Что-то не похоже, — с сомнением произнёс Ваня.

— Голубая сорока. Она гораздо меньше обычной. Говорят, тем, кто увидит её, она принесёт удачу.

— Вот это хорошо бы, — сказал Саша и вздрогнул, потому что прямо из-под его ног вспорхнула красная куропатка.

Да, этот средневековый лес совсем не походил на лес двадцать первого века. Человек в нём казался лишним, как будто нарушал эту естественную гармонию живой природы.