Монсегюр. В огне инквизиции - Семенова Татьяна П.. Страница 40

Но так было раньше.

Маленький кусочек прежнего Лангедока сохранился лишь здесь, в неприступных пиренейских горах. Живя в Монсегюре, каждый ощущал себя свободным. И каждый обретал уверенность, что время можно повернуть вспять. Да, в их страну вошли французы, но пока не сделали её своей. Есть те, кто готов бороться, а это значит, что прежний Лангедок не умер, что он остался в сердцах людей. А значит, осталась и надежда вернуть утраченное.

Правда, Бертран Мартен не был столь оптимистичен. Он вообще имел довольно мрачный взгляд на вещи, искренне считая, что дьявол подкрался к людям слишком близко и уже почти завладел их душами.

Даже Крестовый поход против альбигойцев, объявленный папой как поход в защиту католической Церкви и для искоренения ереси, превратился в обычную захватническую кампанию, люди убивали и предавали друг друга за клочок земли. Жажда власти, стяжательство, ложь, нетерпимость, ханжество — эти черты всё заметнее проявлялись в тех, кто обагрил Лангедок кровью.

«Христос посеял любовь, а пожинает ненависть», — в сердцах говорил Бертран Мартен.

С каким-то болезненным предчувствием смотрел он в будущее. Нет, он не пал духом, наоборот, его дух окреп в борьбе с бренным телом, со всем материальным миром, порождённым дьяволом и несущим зло. Он непрестанно молился о спасении души, ободрял тех, кто приходил просить его о помощи. Однако чувствовал — дьявол становится всё сильнее, он наступает.

Как ему хотелось крикнуть: «Люди, вы дети ангелов, некогда обманом завлечённые на землю и заключённые в человеческие тела. Очнитесь, дьявол ведёт вас за собой и, прельстившись честолюбивой мечтой разделить его могущество, вы забываете о душе. Спасайте душу! Ибо только с чистой душой вы можете вернуться к отцу своему Богу и воссоединиться с ним. Молитесь о духовной свободе над всем материальным, очищайте душу от греха плоти. И тогда зло будет побеждено, виновник его навсегда будет низвергнут в пропасть, и лишь один вездесущий Бог останется на Земле. Это — конец борьбы, торжество добра над злом, общее примирение».

Бертран Мартен, не жалея времени и сил, вёл беседы с теми, кто, устав от суровой правды жизни, хотел обрести душевный покой.

В Монсегюре катаров было более пятисот человек, как просто верующих, так и тех, кто принял высшую степень посвящения, совершив обряд «consolamentum», то есть утешение души на время земного пребывания. Их называли «совершенные». Отрешившись от мира и общества, передав всё имущество общине, дав обеты целомудрия и нищеты, они вели аскетический образ жизни, считали себя преемниками апостолов и видели своё призвание в распространении истинной веры. Многие «совершенные», рискуя собственной жизнью, шли в другие города и сёла, проповедуя и наставляя. Былые времена, когда в Лангедока царствовала свобода вероисповедания, закончились. На катаров охотились, как на зверей. Их сжигали у всех на глазах. Но разве это могло остановить искренне верующих людей?

Пьер слушал проповеди Бертрана Мартена, но многие вопросы оставались для него открытыми. Католическое воспитание, данное матерью, слишком въелось в сознание юноши. И ещё страх. Он был приучен суровой жизнью к тому, что истинный христианин может быть только католиком, что наказание и смерть ждут тех, кто отступится от этой веры. Пьер боялся принять для себя что-то новое. Возможно, он был просто не готов к таким переменам. Его отец — верующий катар, мать — католичка. Ему нужно было разобраться, понять, что для него действительно является истиной. За кем идти?

Собравшись с духом, Пьер попросил Бертрана Мартена о частном разговоре. Мучившие вопросы не давали покоя.

— Святой отец, вы считаете, что ношение тела, пребывание на земле и есть тот ад, которым пугает Писание? Если ваша цель — освободить душу из оков дьявольского тела, почему в таком случае катары добровольно не идут на смерть? — начал с главного Пьер.

— Идти добровольно на смерть — значит остановить процесс покаяния. Жизнь — это узаконенный срок покаяния. Мы переносим много трудностей, много бед в нашей судьбе. Нас преследуют, сжигают на кострах, пытают. Вся наша жизнь — это суровое покаяние, и прерывать его нельзя. К самоубийству можно прибегать разве что в крайних случаях, когда смерть может явиться избавлением от мучительных пыток. Путь в рай нелёгок, он достигается ценой отречения от плоти и крови.

— А что станет с теми, кто умер, не покаявшись? Что ждёт их души? Они попадут в ад и будут гореть в огне?

Бертран Мартен вздохнул.

— Да, их души попадут в ад, но это не тот ад, которые представляют католики. Этот ад — новая жизнь на земле, в новом теле. Посмотри на мир, в котором ты живёшь. Он воистину создан дьяволом. Душа, не успевающая покаяться до исчезновения тела, в которое она была заключена, переходит в другие тела до тех пор, пока не принесёт покаяние. Ни одна душа со дня творения не погибла, она или мучается и пребывает на земле, или уже вернулась в небесное царство, в небесные тела ангелов, навсегда избавившись от дьявольской материи.

— Вы, святой отец, говорили, что душа грешника может переселиться даже в животное. Но животные — это низшие существа, они не знают, что такое покаяние.

— Душа, заключённая в тело животного, не теряет знания о своём происхождении и о своей связи с божеством, она терзается мучениями своего падения и доводит себя до покаяния. Тех, кто упорно отказывается от покаяния, Господь помещает в тела любых животных или птиц, кроме гадов. Поэтому мы и не едим мясо, осознавая это.

— Ну а как же святые, молящиеся за спасение душ грешников? Они ведь могут помочь тем, кто сам не желает спасения?

— Заслуги святых бессильны в отношении чужих душ, как и их добрые дела. Каждый должен сам прийти к покаянию. Несправедливо заслугами одних выкупать грехи других, ибо в Новом Завете прямо сказано, что каждый должен быть судим по делам своим. А уж тем более бессмысленно, когда сами люди берут на себя право прощать и отпускать чужие грехи.

Последнюю фразу Бертран Мартен произнёс с явным отвращением. Пьер понял, почему. Он не раз слышал подобные слова от отца: «Грешники судят грешников. Разве так должно быть? Только Бог имеет право прощать людские грехи».

Бертран Мартен помедлил немного, а затем развил свою мысль:

— Католические епископы и священники вовсе не имеют тех качеств, которые завещал им апостол Павел. Это жадные волки, тщеславные люди, ищущие только богатства и почестей. И они ещё смеют отпускать чужие грехи.

Пьер попытался возразить:

— Но ведь среди них есть действительно праведные люди, соблюдающие заветы Христа…

— Есть, — согласился Бертран Мартен. — Но даже им Бог не дал такого права. Они люди. Только Бог имеет право судить. Когда Иннокентий [48] объявил крестовый поход в Лангедок, он пообещал полное отпущение грехов всем, кто вступит в Христово воинство. Крестоносцы убивали, проливали кровь, захватывали чужие земли и за это получали прощение. По-твоему, это правильно?

Пьер отрицательно покачал головой. Бертран Мартен продолжил:

— Кровь, пролитая крестоносцами, пепел костров инквизиции — вот дело рук католических праведников. Именно им в первую очередь отпускают грехи высшие церковные чины, возомнившие себя наместниками Бога на земле. Католические священники пытаются найти поддержку своим нечистым идеям в книгах Нового Завета. В Евангелии, этой скрижали милосердия, они на каждой странице прочли бы беспощадный приговор своим кровавым делам…

Бертран Мартен был хорошим проповедником. Казалось, он знал ответы на все вопросы. И, что немаловажно, умел доступно объяснять сложные вещи. Без сомнения, он был идеалистом, презирающим всё, что имеет отношение к материальному. Его утверждения были порой резки, но он свято верил во всё, что говорил. Пьер не сомневался, что учитель никогда не предаст свою веру, не дрогнув, пойдёт на костёр, потому что искренне верит, что там, за пределами земного бытия, лежит иная жизнь, перед обаянием которой ничтожны материальные блага. Там, в небесном раю, обитают те, кто наконец избавился от дьявольских оков бренного тела и больше никогда не вернётся на землю. Там их тела невесомы и чисты, сплетены из тончайших нитей духа. Там они имеют счастье лицезреть Бога во всей его славе.