100 шкафов - Уилсон Н. Д.. Страница 16

— Мне даже ни капельки не нравится эта Бэкки Таллер!

— Ну, а кто тогда ей рассказал? Кто разболтал папе о ботинках, которые мы собирались подарить ему на день рождения?

— Да он забыл и все равно удивился, когда мы подарили!

— А как мама узнала, что я собиралась забраться на водонапорную башню?

— Я ей не говорила!

— Ты залезала на водонапорную башню? — спросил Генри. — На ту вот высокую, на другом конце города?

— Ага. Папа появился и снял меня раньше, чем я успела залезть достаточно высоко. Потому что кто-то ему рассказал, — она уставилась на Анастасию.

— Это была не я, — сказала Анастасия. — Это правда была не я. Честно!

— Ладно, но все равно ты все разболтала в другие разы.

— Я не специально. Если вы расскажете мне про воду и червяков, я обещаю, что никому не расскажу. Даже Пенни.

— Если бы мы собирались рассказать тебе, то рассказали бы и Пенни, — сказала Генриетта.

— Я же тебе рассказал, — вступил Генри. — Вода попала сюда из тучи.

Анастасия посмотрела на него и скривила рот.

— Не очень-то вежливо так отвечать. Почти вся вода, наверное, берется из туч.

— Может быть, мы вскоре тебе расскажем, — сказал Генри. — А сейчас мне надо вынести ведро.

Он подобрал полотенца, повесил их на ведро и стал спускаться вниз. Анастасия последовала за ним до первой лестничной площадки.

— Генри, — окликнула она его.

— Да?

— Ты думаешь, я не могу хранить секреты?

Он остановился и посмотрел на нее.

— Я не знаю. А ты можешь?

— Это довольно тяжело, но иногда могу.

— Ладно, я расскажу тебе секрет. Только никому не говори.

— Конечно.

— Я не хочу обратно в Бостон.

— О! — она выглядела разочарованно. — А как же твои родители?

— Надеюсь, с ними все хорошо, но обратно я не хочу. Они никогда не разрешат мне иметь нож, или кататься в кузове пикапа, или пить газировку, или играть в бейсбол без шлема.

— Настоящие игроки носят шлемы, — сказала Анастасия.

— Они отвели меня на специальные занятия, когда я намочил постель.

— Ты сходил в постель?

— Это было давно.

— Я никому не расскажу.

— Это хорошо, — сказал Генри и пошел в ванную. Анастасия же стала спускаться вниз. Она никому не рассказала. Если бы Пенелопа начала ее расспрашивать, пришлось бы тяжело.

— Я думала, что он завел рыбку, — прошептала она Пенелопе. — Но Генриетта сказала, что у них нет рыбки.

Той ночью Генри сидел на сухом краю кровати и читал, пока не удостоверился, что дядя с тетей пошли спать. Тогда он сдернул со стены простыню из плакатов и посмотрел на скопище дверей. Затем он вытащил принесенную Генриеттой стамеску и продолжил счищать штукатурку.

Этажом ниже Фрэнк и Дотти перевернулись с боку на бок в своих постелях и не обратили внимания на скребущие звуки.

С нормальным инструментом работа у Генри продвигалась гораздо быстрее, и он начал приноравливаться. В его крови все еще оставалось значительное количество кофеина, так что он даже ни капельки не устал.

В углах под потолком штукатурка отошла легко. Поэтому он поставил на кровать комод и взобрался на него, чтобы достать до самого верха, почти под коньком крыши. Дверей там не было — только деревянная панель. Генри слез с комода, поставил его обратно на пол и попытался тихонько отодвинуть кровать от стены, чтобы добраться до нижней части.

Генриетта пришла как раз, когда он закончил двигать кровать. Она прождала довольно долго, прежде чем ее сестры заснули.

Большая часть штукатурки за кроватью сошла легко, потому что была размягчена затекшей под нее водой. Но нижние углы все же отняли у ребят прилично времени, прежде чем тоже были освобождены. Штукатурка там была заметно тоньше, проще ломалась и отваливалась небольшими кусочками.

Когда Генри закончил и отступил на шаг, чтобы посмотреть на стену, кофеин из его крови уже улетучился. Он устал настолько, что был готов заснуть стоя. Руки болели в локтях и запястьях, и он неудержимо почти беспрерывно зевал. Генриетта, подметавшая пол, пока Генри возился со стеной, тоже остановилась и встала рядом.

— Сколько их там? — спросила она.

Генри зевнул.

— Не знаю. Много. Они очень маленькие.

Генриетта начала считать, но Генри был слишком уставшим для этого. Он просто ждал, когда она закончит.

— Девяносто девять, — сказала она наконец. — Их девяносто девять штук. Девяносто девять — это много.

— Угу, — Генри снова зевнул.

— Пойдем выбросим мусор сейчас? — спросила Генриетта.

Генри снова зевнул и кивнул. Говорить он просто не мог.

Конечно, одеяло теперь было нагружено не так, как в прошлый раз, но все равно оказалось очень тяжелым. Уставший Генри взял импровизированный мешок, а Генриетта пошла следом, подбирая выпавшие куски.

Когда они вышли наружу, ночной воздух немного их взбодрил. Каждый раз, когда Генри зевал, Генриетта, хоть и боролась с желанием зевнуть, тоже следовала его примеру.

Наконец они добрались до канавы, вытряхнули содержимое мешка и сели на землю.

— В прошлый раз я тут заснул, — сказал Генри. — Было рано, но солнце уже взошло. Меня нашел твой папа. И ни о чем не спросил.

— Он никогда не спрашивает.

— Хотелось бы еще тут поспать. Тут гораздо лучше, чем внутри.

— Простудишься.

— Не так уж сейчас и холодно, — сказал Генри. — Просто приятная прохлада.

— Я так уже делала, — сказала Генриетта. — В конечном счете все равно простудишься. Ты когда-нибудь проводил ночь на улице?

Генри отрицательно покачал головой.

— Что, даже в палатке не ночевал?

Генри снова покачал головой:

— Однажды я спал в спальнике. Мама сказала, чтобы я лег в нем на верхнем ярусе кровати, а я лег на полу. Она увидела и подумала, что ночью я упал с кровати. — Он смотрел на незнакомую луну в небе. Генриетта ничего не ответила. Он оторвал взгляд от неба и посмотрел на нее. Она лежала в траве и спала с открытым ртом.

— Генриетта, — позвал он и подергал ее за плечо. Она проснулась. — Нам надо в дом, а то мы оба уснем тут.

— Хорошо, — пробормотала она, он помог ей подняться, и они пошлепали босыми ногами через прекрасную сырую траву, а мокрое и грязное одеяло волочилось позади.

Генри распрощался с Генриеттой, поднялся к себе и бросил мокрое одеяло на кровать. В местах, где раньше было только мокрым, оно теперь еще было и грязным. Но Генри это не волновало. Он даже не позаботился заново прикрыть стену простыней из плакатов. Он просто сбросил с себя одежду и лег на кровать головой в угол, потом вспомнил что-то, повернулся, выключил свет и закрыл глаза в темноте.

Он не знал, проспал ли несколько часов или только что лег в кровать. Все, что он понимал, это что в комнате был свет. Хотя должно было быть темно. Что это может значить, спрашивал он сам себя сквозь дремоту. Он лежал, не открывая глаз, и то и дело дергал ногами, потому что его голые ступни касались мокрых частей простыни.

Вдруг он проснулся окончательно. Полоса света падала на край кровати и освещала его мокрые ноги. Свет шел из абонентского почтового ящика в стене.

Генри сел и сдвинулся к краю кровати, сбросив на пол скомканное постельное белье. Затаив дыхание, он посмотрел сквозь узкую полоску стекла: внутри ящика, прислонившись к левой стене, лежала одинокая открытка. А дальше ящик открывался в озаренную светом желтую комнату. Генри уже отошел ото сна и вернулся к нормальной скорости мышления: он сразу вспомнил о ключе в кармане его штанов.

Он соскочил с кровати и зарылся в кучу белья на полу в поисках штанов. Найдя их и нащупав карман, он на мгновение запаниковал. Что, если ключ выпал, когда он тогда упал на первой базе? Или на второй? Или в защите на правой стороне поля? Затем его пальцы нащупали веревочку, и он вытянул ее.

Ключ покачнулся на веревке и блеснул в тусклом свете. Генри снова вскочил на кровать и нащупал замочную скважину. Он вставил туда ключ и попытался открыть замок. Ничего. Он вытащил ключ, перевернул его и вставил снова. На этот раз он вошел как надо. Повернув его, Генри услышал, как открылся замочек, и распахнул дверцу.