Последний звонок - Воробей Вера и Марина. Страница 15

Но если бы кто-нибудь спросил Ларису Савичеву, почему она – умница и красавица – обратила свое пристальное внимание на Сергея Белова, Лариса бы честно ответила: он сменил стрижку. Короткие виски и чуть скошенная на лоб, а затем уходящая назад небрежной волной челка делали его чрезвычайно похожим на юного Джорджа Клуни, а значит, весьма привлекательным в глазах девушки. И этого факта оказалось достаточно, чтобы едва не сморозить глупость. Именно глупость. Ну что между ними общего? Ничего.

У него даже бабочки нет, не говоря уже о смокинге! И что же получается? Она идет в длинном, белоснежном, шуршащем шелковом платье с фантастической прической, а он – в обычном сером костюме и при галстуке. Какая прозаичность! Нет, пусть Белов хоть до старости остается при Дашке, Лариса достойна лучшего.

К такому выводу пришла будущая медалистка, совсем упустив из виду, что хитрющий Белов так ловко отверг ее притязания, что Савичева была уверена в том, что сама сделала выбор.

10

Что тут скажешь? Сережка умел быть гибким, когда в этом возникала необходимость. И вот настал момент применить свои таланты, чтобы раскусить Комара, который явно что-то затевал, втянув в свою аферу Неделю и Фишина. Белый и Борька страстно хотели узнать, что происходит у них за спиной, но Комар не спешил посвятить лучших приятелей в свои планы. Напротив, после того, самого первого, собрания инициативной группы он обходил их стороной, и парни решили во всем разобраться.

Заметив спешащего Виталика, Серега первым шагнул ему навстречу.

– О! А мы как раз тебя ждем, – широко улыбнулся он.

– Чё надо? – недружелюбно отозвался Комар.

– Поговорить, – начал задушевным тоном Белый. – Слышь, Виталик, ты тогда обиделся на нас – и правильно сделал. Я бы тоже обиделся. Но, честно говоря, Комар, ну куда тебе горло драть?

– Опозорился бы принародно, – подхватил Борька. – А так мы тебя вовремя остановили.

Комар усмехнулся, но заметно подобрел.

– Обо мне, значит, беспокоились?

– Ну! – Улыбка Белого стала ослепительной. —

Вот Дон Кихот из тебя классный получится.

– Ты так думаешь? – выпятил хилую грудь Комар.

– Все так думают, – вставил своевременно Борька. – Рост, фигура… Доспехов только не хватает для Рыцаря печального образа, ну так это дело поправимое. Крылова не даст пропасть. Ну что, без обид?

– Без обид.

– Дай пять, – азартно предложил Белый и начал трясти руку приятеля, приговаривая: – Вот это я понимаю! Вот это дружбан! Вот это по-нашему! Пошли в кино? – предложил он с ходу, чтобы закрепить примирение и там уже «выпотрошить» Комара.

Парням жутко хотелось проникнуть в тайну, но Комар был не так прост.

– Не, не могу. У меня дела, – отказался он и побежал к остановке, где его дожидался Дэн.

– Эй, Комар! Ты там без фанатизма давай! – наобум крикнул вдогонку Борька.

– Выброси это из головы! Я сам о себе позабочусь, – отмахнулся Комар, исчезая из виду.

– Эх, не нравится мне все это, – покачал головой Борька.

– Аналогично.

– Приходится признать, что Комар нас сделал, – довел Шустов свою мысль до конца.

– Ах вот ты о чем! Ничего… – беззаботно улыбнулся Белый. – Я Неделю расколю.

Как бы не так! Неделя стоял насмерть.

– Не могу. Я слово дал, – гундел он, вытирая пот со лба.

– Да ладно тебе, Неделя. Это же я, твой лучший друг! – умасливал Сергей приятеля, прямо как красную девицу. – Может, еще скажешь, что тебе и помощь моя не нужна?

– Не дави, Белый, – не купился Неделя. – Не повидло.

– Да я бы рад, Вован, но у меня какое-то дурное предчувствие, – зашел с другой стороны Серега.

– Это потому, что ты на школьной территории, – проявил неожиданную изворотливость Неделя. – Здесь каждый камушек о тебе такое знает, что мало не покажется.

На это возразить Белому было нечего. Он вспомнил, как они с Неделей провели научный эксперимент, бросив в унитаз дрожжи. Забродило так, что туалеты на первом этаже три дня не работали. А как он приклеил охранника к стулу? Пришлось тому из штанов вылезать. А не фига было к девчонкам клеиться! Те уже устали от его щипков увертываться. А как Серега доску воском натер, чтобы контрольную сорвать, или стащил реактивы для бомбы, или посадил крысу в ящик стола математички? А сколько драк с его участием – праведных и неправедных – помнят школьные стены и двор?

Сразу в памяти всплыл эпизод, когда Белый сидел вот на этой скамейке и ждал Борьку, которому бросил вызов – из-за Алиски. Белый тогда встречался с ней, и вдруг на перемене увидел, как она с Борькой целуется. Прямо на глазах у всех. Ну, его и заело. Это он позже узнал, что Шустов хотел, чтобы его Ленка Серова приревновала, а тогда просто решил набить Борьке морду. Для профилактики. Рядом с Белым крутились Комар и Неделя.

– Трое на одного? – уточнил Борька, однако не дрогнул.

– Не обольщайся, – фыркнул Белый. – Один на один.

Уже тогда он понял, что Борька отсюда не уйдет, его отсюда только унесут. В общем, его настырность Сереге понравилась. Драка была недолгой, но результативной. Закончилась она фингалом под глазом Шустова и разбитой губой Белого. Разобравшись, парни залили все обиды пивом, а Кахобер Иванович расстроился. Они тогда спектакль ставили – «Трех мушкетеров».

«Хороши! Накануне спектакля! – бушевал классный руководитель, шевеля усами. – И как вы теперь играть будете? Атос с фиолетовым подтеком, а герцог Бэкингем с опухшей губой…»

– А помнишь, как Дондурей разорялась после той провальной игры? – напомнил Неделя, бесцеремонно влезая в Серегины мысли. – Ну, когда наши «Коням» проиграли, а ты побитый в школу пришел?

Белый помнил. Неделя во все горло орал кричалки, раздавая оплеухи направо и налево. Ему эта буза, затеянная фанатами «Коней», была по кайфу. Сереге приходилось труднее. Он сражался за себя и одновременно прикрывал Василису Остапченко. Она, конечно, знала приемчики из карате, но все же была девчонкой. Вот Серега и прозевал пару точных ударов противников. Физиономию ему тогда попортили, это да! Больше всего губе досталось. Серега тогда еще подумал: «Похоже, это моя ахиллесова пята!»

– Да, славные были годы! – мечтательно протянул Белый, обнимая приятеля за могучее плечо.

– Незабываемые, мой друг, – поддержал Неделя, но так и не раскололся.

Неказистый с виду Вовка Неделькин умел держать не только удар, но и данное им слово.

А в это время Ваня Волков сидел в классе.

У него был такой же задумчивый вид, как у роденовского «Мыслителя». Быть влюбленным в Аню Малышеву для него было естественным состоянием, но в последнее время с хохотушкой Анютой творилось что-то неладное. Она постоянно с ним спорила, огрызалась и дулась. Волков никак не мог понять, чем вызвана такая неприятная перемена, пока Борька Шустов ему не открыл глаза:

– Ты что, до сих пор не въехал?

– Нет.

– Ревнует она тебя, – нравоучительно заметил Борька.

– К кому? – В голубых глазах Вани застыл ужас.

– К Людке. К кому же еще? Ты в последнее время с нашей поэтессой слишком много времени проводишь, а появление соперницы вызывает в девчонках приступ ревности.

– Чушь какая-то! Я же с ней по делу время провожу! – возмущенно вскинулся Волков.

Он помогал Людке частушки сочинять. Дар у него такой вдруг открылся.

– Вообще-то все мы по делу, если уж глубоко копать, – справедливости ради уточнил Борька.

– Я не о том. Это, как бы сказать, производственная необходимость. Сечешь?

– Я не только секу, но и рассекаю. А твое солнышко – нет.

– И что же мне теперь делать, Борь?

– Мой тебе совет: сам выпутывайся, – глубокомысленно изрек Шустов.

– Не смогу! – завопил в отчаянии Волков.

Он представил себе разговор с Аней, и его прошиб холодный пот.

Ваня не был трусом, просто оказался застигнутым врасплох. Ему припомнилось, что Людка и Аня никогда не питали друг к другу теплых чувств. Их неприязнь уходила корнями куда-то глубоко, в начальные классы, а значит, была неизлечимой.