Пчелиный волк - Веркин Эдуард. Страница 66

– Получи, – сказал гоблин. – Заработал…

И гоблин швырнул Коровину остатки соленого осьминога.

– Что это? – уныло спросил Коровин.

– Осьминог, – пояснил гоблин. – Источник йода и гемоглобина.

– Эти осьминоги – такая дрянь, – шепнул мне в ухо Кипчак. – Что соленые, что сушеные. Маринованных можно иногда еще…

– Сам ешь своего осьминога, – тихо сказал Коровин гоблину. – Я хотел блины…

– Хотел блинов, а заработал только на осьминога, – засмеялся гном.

Посетители засмеялись и поцеловались кружками.

– Отвсюду гоним, – сказал Коровин. – Один сквозь строй…

Неожиданно Коровин быстро шагнул к столу, отобрал у гоблина кружку с квасом и стал жадно пить. Напившись, икнул и треснул гоблина кружкой по голове. Кружка раскололась, а гоблин скатился на пол.

Гномы напряглись.

– Драки в «Жирном Вторнеке» запрещены, – несмело напомнил гном – любитель брейка. – Накладывается чесоточное проклятие…

– У меня к чесотке иммунитет, – ответил Коровин.

Короче, началась драка, в ходе которой численное преимущество одержало верх над голодной яростью. Коровина побили и вышвырнули на улицу. Я доел блины, Кипчак дожал мороженое, и мы удалились.

Дверь скрипнула, из правого кармана тут же исчез золотой орех. И никакой тебе сдачи.

– А если бы я голый захотел войти? – спросил я.

– Не получилось бы, – прохрипел Кипчак. – Могут войти только те, у кого есть чем платить. Гляди, сид, дрессировщик. Сидит. Может, у него все-таки есть гепард? Или он знает, где его можно найти? Спросим?

– Спросим.

Мы направились к Коровину, благо, он находился неподалеку. Торчал себе на камне, поедал себе блины, поедал себе оладьи. Вот что значит ловкость рук, позавидовал я. Морда, правда, у Коровина была немного попорчена, но это ему только на пользу шло. К тому же бывшему эльфу явно не привыкать.

– Вот это да! – восхитился Коровин, завидев меня. – А я уж думал, не увидимся больше! Гора с горой, полкан с полканом, прах к праху, как говорится… А это кто рядом с тобой?

– Это Кипчак, сын Робера, мой оруженосец. Юный, но уже абсолютно беспощадный. Из знатного рода, между прочим, происходит.

– Привет, Кипчак, сын Робера, – сказал Коровин. – Меня зовут Коровин. Эльф.

Кипчак блеснул глазами.

– Когда пал великий Персиваль, эльф Коровин помог Пендрагону, он дал ему Карту Мира и указал дорогу! – восторженно произнес Кипчак.

– Было дело, – кивнул Коровин. – Немного не так, но было. Потом расскажу, при случае. За чашкой какавы. Память моя отягощена, не все, к беде, удерживает. Так что ты меня, Кипчак, сын Робера, пока не расспрашивай.

– Слушаюсь! – одеревенело от счастья сказал Кипчак.

– Из пращи-то метко пуляешь?

И Коровин демократично протянул гному руку.

– Метко. – Кипчак благоговейно принял рукопожатие.

– А ты? – Коровин повернулся ко мне. – Не вспомнил?

– Что не вспомнил?

– Кто ты, что ты?

– Нет, – грустно ответил я. – Ничего не вспомнил. Кроме того, что должен встретиться с Персивалем. Сам понимаешь, питание скудное, фосфора не хватает, мозги совсем плохо работают…

Коровин по-братски протянул мне недоеденную оладью.

– Из рыбьей муки? – спросил я.

– Из обычной.

Я передал оладью Кипчаку, тот не стал ее есть, спрятал в берестяной карман. Засушит до каменного состояния, сделает талисман.

– Хорошие у них тут блины. – Коровин прожевал последний. – Только джаза не хватает. Пойдемте к дирижаблю, а? Или вы его уже в карты проиграли?

Мы возвращались к дирижаблю, Коровин молчал. Я попросил его рассказать, что с ним произошло, но Коровин отмахнулся – сказал, что как-нибудь потом, сейчас его слишком переполняет счастье от встречи. И сразу спросил про Доминикуса:

– Как там моя кошечка? Иду, а сердце кровью так и обливается. Как, думаю, без меня мой верный Доминикус будет… Кстати, как он без меня?

Я представил постриженного Доминикуса и еще представил, что вряд ли Коровин порадуется такой перемене в своем любимце.

– Сейчас он в добром здравии, – ответствовал я. – А давеча приболел немного…

– Чем?!! – испугался Коровин. – Чем приболел? Скажи мне всю правду, как бы она ни была горька!

– Э… ну… короче, приболел он кошачьей чумкой. Шерсти много выпало. Но ничего, сейчас уже все в порядке. Кипчак не отходил от него три дня, отпаивал настоем из корня имбиря. И он воскрес. Все лежал труп трупом, потом как вскочит…

– Слава богу! Слава богу, что он жив. А у меня все сердце изболелось…

– Это понятно, – кивнул я.

– Ну так вот, дальше о моих приключениях. Брел я тут недавно по полю. Вдруг слышу свист. Ну, я подумал, что это гадские эльфы со мной решились посчитаться. Собрался уже биться до последней капли, а потом гляжу – а это дракон.

– Дракон?! – удивился Кипчак. – Разве Леопольдус не был последним?

– Кто? – удивился Коровин.

– Леопольдус. Дракон, которого сразили Персиваль и Пендрагон.

– А, Ле… Леопольд… дус. Ну, да, он был последним. Но с тех пор еще несколько завелось. Мыслительные процессы на месте не стоят, народ придумывает драконов, народу драконы нравятся. Так вот, я видел дракона.

– И что тут такого? – спросил я. – Я недавно видел гоблинов. Пираний видел, говорящего кота. Еще странное что-то летает, будто с щупальцами. И что теперь?

Кипчак даже забежал вперед.

– Как это что?!! – Кипчак пробился сквозь хрип. – Как это что? По легенде, Леопольдус был последним драконом! А Персиваль был последним Великим Воином! И когда появится новый дракон, появится и новый рыцарь, чтобы этого дракона остановить. Появится новый Великий Воин! Он уже появился!

Как, однако! Великий Воин…

– Дракон был такой большой… – Коровин посмотрел в небо. – Очень большой…

– Давно ему пора появиться! – рассуждал Кипчак. – Доблестный Пендрагон задыхается без правой руки! И вот теперь ему станет послабление… А может…

Кипчак остановился.

– А может, это дух самого Персиваля возродился в новом бойце!

Кипчак даже захлебнулся.

– Очень может быть, – сказал Коровин. – Но давайте поспешим к вашей лохани. А то мало ли что может случиться…

– Это точно, – сказал я, и мы ускорили ход.

Дирижабль скучал на своем месте. Мы забрались внутрь, Коровин бросился в объятия своего воспитанника, произошла трогательная сцена воссоединения двух любящих сердец.

– Почему Дублон? – вопрошал Коровин через минуту, тыкая пальцем в голову Доминикуса. – При чем тут Дублон?

– Это древняя гномская магия, – врал я. – А Дублон – это имя гномского бога, отгоняющего болезни. Вообще-то его надо было, конечно, татуировать на коже, но Кипчак сказал, что можно и выстричь.

– Да… – ответил Кипчак.

– Едва мы выстригли это имя на голове у кота, как кот мигом поправился.

– Ты жив! – Коровин гладил своего питомца. – Ты жив, бродяжка, это главное…

Я поднял якорь, и мы продолжили свое воздушное путешествие. Всю вторую половину дня Коровин храпел на кушетке Энлиля Сироткина, а Доминикус бдительно охранял его сон.

Мы с Кипчаком бодрствовали тож. По очереди управляли дирижаблем, отдыхали. Я пытался высчитать, сколько дней уже здесь нахожусь, но получалось плохо, с погрешностью в три дня. Или в четыре. Кипчак сказал, что со временем тут нелады случаются. Особенно во время ураганов. Я спросил, в чем это выражается. Кипчак ответил так:

– Дни пропадают.

Объяснить, что это значит, Кипчак не мог. А пропадание дней меня не порадовало. Если время здесь на самом деле так непредсказуемо, то с момента моего сброса могло пройти сколько угодно дней.

Проснулся Коровин. И сразу принялся ревизовать дирижабль. Ходил туда-сюда, разглядывал, бормотал под нос.

– Дирижабль-дирижаблик… комфортабелен-с и прост в управлении… Кабина-кабиночка-альбиночка… Кожаное кресло, какие мы тонкие… Справа от кресла кран подкачки… Два штурвала рулей направления, штурвал набора высоты, ручка управления парусами…

– Тут еще паруса есть? – Про паруса я не знал.