Пчелиный волк - Веркин Эдуард. Страница 8

Тогда я вообще в разболтанных нервах был, уже полруки почти отгрыз. А как увидел директора, он еще с такой наглой рожей пришел, в каждом глазе по два Макаренко, всего четыре, я сразу понял, кто заказал мой дневник, ну и прыгнул.

А так и надо. Он прочитал мой дневник, я сломал ему ухо, все честно.

Директор, кстати, не сильно обиделся, в милицию сообщать не стал. Сообщил в психушку. В результате чего я некоторое время клеил коробочки в компании с настоящими психами в лечебнице. Было тоскливо. Не то чтобы дурачки меня очень уж угнетали, нет, просто кормили только манной кашей и иногда макаронами. Такая пища разрушает мозг.

Я разрушал мозг почти два месяца, потом вернулся в «Гнездышко Бурылина». Директор долго беседовал со мной, зачитывал цитаты из работ великих педагогов и опасливо поглядывал на мои кулаки. Но я был смиренен, как овечка зимой.

После того случая у нас с директором не было проблем. Почти. Во всяком случае, больше мы не дрались.

– А вообще паренек способный. – Директор снова потер ухо. – Талантливый такой…

Ухо, кстати, стало у него гораздо красивее, перелом придал ему вид свернувшейся на солнце амбистомы [6], что интриговало, будоражило мысль.

– У него самые высокие результаты…

– Да-да, – Седой кивнул. – Отличные, действительно, характеристики. А как насчет родителей?

Директор пожал плечами, как бы говоря о том, что родителей у меня нема.

– Вот и отлично. – Седой хлопнул в ладоши. – Вернее, это, конечно, не отлично, у каждого должны быть родители. Но если так уж случилось, что у тебя их нет… Кстати, как у тебя с физкультурой и спортом?

– Он у нас просто Геркулес! – вставил директор. – Подтягивается, кросс бегает. А ловкость какая! Просто поразительная…

Директор поморщился.

– Это очень хорошо, – Седой бросил папку на стол. – Теперь я хочу поговорить… Тет-а-тет, так сказать.

Директор послушно закивал и выскочил из кабинета. Я дотянулся до книжного шкафа, толкнул в сторону переднюю панель. За панелью открылся бар.

Бар был роскошен. Директор ревизовал его каждый день после работы, про это все знали. Говорили, что кроме выпивки в баре хранятся еще несметные запасы дорогого шоколада. Правда, добраться до этого шоколада пока никому не удавалось. Я был первым.

– Ого! – сказал Седой. – Куда уходят бюджетные деньги… Коньяк есть?

Коньяк был. Седой налил себе стакан, достал лимон, протер его о рукав. Хлопнул целый стакан, как от яблока, откусил от лимона.

– Армянский, между прочим. Надо позвонить президенту, сказать, что директора детских домов живут чересчур хорошо.

– О кадрах надо заботиться, – сказал я. – Кадры решают все.

– А это Сталин сказал, – прокомментировал Седой. – Ты действительно эрудированный мальчик…

Он налил себе еще коньяку.

– Умная, умная молодежь растет… А я в твои годы думал, что рольмопс – это порода собак…

Седой опрокинул стакан.

– А ты? – спросил Седой и с подозрением кивнул в сторону бара.

– Я не пью пока. По причине юности лет и общей укоризны. А вообще…

Я достал из бара набор с немецким яичным ликером. К ликеру прилагались орешки в карамели и специальные стаканчики из швейцарского шоколада. Ходили легенды, что этот набор директору подарила сама канцлер Германии, когда приезжала поохотиться в наших местах на боровую дичь. Я распотрошил коробку, вытащил пять стаканчиков и съел. Швейцарский шоколад был действительно хорош. Миндаль в карамели тоже.

– Итак, – сказал я, расправившись с шоколадом и орехами, – и что же вам от меня нужно?

Седой на секунду замялся.

– Правительство при участии крупного бизнеса запускает совершенно новый научный проект, – сказал он негромко. – Предлагаю в нем поучаствовать.

Так я, в общем-то, и знал. Слухи про такие делишки ходили уже давно. По вечерам детдомовский народец собирался возле бака с водой, цедил кипяченку и травил страшные байки. Много разных. Например, про то, что будто бы воспитанников приютов используют в разных экспериментах. Испытывают на них системы безопасности люксовых автомобилей, новые лекарства, тестируют фильмы и компьютерные игры.

– И что надо делать? – спросил я Седого, наполняя карманы шоколадом. – Какую-нибудь дрянь синтетическую глотать?

– Совсем нет, – покачал головой Седой. – Очень интересная работа. Творческая. Сначала тренировки, потом задания по всему свету…

– Промышленный шпионаж?

– А какая разница?

А какая разница, спросил Седой.

– К тому же у тебя небогатый выбор, – продолжил он. – Хочешь, почитаю?

Он открыл мою папку и принялся читать скрипучим казенным голосом.

– Ввиду неуравновешенного, крайне эгоистичного характера уровень социальной опасности чрезвычайно высок. Агрессивен. Показана изоляция в учреждениях специального типа… В учреждениях специального типа. Ясно?

– Ясно, – сказал я. – Чего тут неясного?

Седой закрыл папку.

– Твой прямой начальник, – Седой ткнул пальцем в сторону двери, – в приватной беседе признался, что не собирается терпеть тебя долго в этих гостеприимных стенах. Еще одна выходка – и он отправит тебя…

– В учреждения специального типа, – закончил я. – Узрите ли меня в сиянии лучей…

– Совершенно верно, – счастливо улыбнулся Седой. – В сиянии или не в сиянии, но туда. Сгибать скрепки, соединять тетрадки, мало ли достойной работы?

– А если я…

– Сбежать не удастся, – теперь уже Седой закончил мою мысль.

– Вам не стыдно? – спросил я. – Не стыдно шантажировать несчастного сироту? Взрослый дядя, а ведете себя как Пиночет какой-то, честное слово…

– Не стыдно, – ответил Седой и радостно рассмеялся. – К тому же ты не такой уж и безобидный.

Седой постучал пальцем по папке.

– Угон без цели хищения, кража, нанесение телесных повреждений, драки не считаем, по мелочи еще. И это только за последние два года. Послужной список хоть куда. Так что… Я даю тебе две минуты, чтобы подумать.

Я подумал. Мне даже не понадобилось двух минут.

И еще через два года и пятьдесят восемь дней после беседы в кабинете директора детского спецприюта «Гнездышко Бурылина» меня едва не прибил красный звероящер.

А через два года и пятьдесят девять дней я сидел в зале для брифингов, смотрел, как Седой стучит по столу ключом. Лоску в Седом за прошедшие два года поубавилось.

Глава 3. Киборги не воняют

– Это недопустимо! – кричит Седой и бьет ключом по столу. – Это просто недопустимо!

Разбор полетов. Я, Дрюпин и Сирень сидим на неудобных железных стульях. Перед нами на таких же неудобных стульях за столом сидят Седой, Варгас, командир десантников Гришин. Варгас и Гришин втихаря играют в «камень, ножницы, бумага», Седой распекает нас, размахивая руками.

Сбоку большой экран. На экране демонстрируется фильм про наши вчерашние приключения. Снято сверху, наверное с беспилотного вертолета. Я вижу себя. Я крадусь вдоль гаража с револьверами в руках. У меня глупо-свирепое выражение лица, вот уж никогда не думал, что я хожу по миру с таким лицом. Надо над собой работать.

– Вчерашние испытания показали, что вы совершенно не готовы! – почти визжит Седой. – Мало того, что вы чуть не снесли с лица земли населенный пункт, так вы чуть не погибли сами!

И снова ключом по столу.

– Не надо обобщать, – встреваю я. – Это они чуть не погибли сами! Я не только выжил, я одержал победу. Я пристрелил…

– Вы совершили несколько серьезных ошибок, – мягко перебивает меня Варгас. – Начнем с тебя, Сирень…

Я не слушаю Варгаса, я не слушаю Седого. Мне неинтересно.

Я думаю.

Думаю. Какое бы имя мне пошло. Пойдет в смысле. Вот взять букву, к примеру, «Р». Много славных имен. Ричмонд. Рихард, как у Зорге или у Вагнера. Румпельштицхен, это не помню точно у кого, только вот длинное очень. Роланд, это слишком по-древнему, «Песнь о Роланде», ну и все эти рыцарские штуки. К тому же сокращенное от Роланда, наверное, Ролик, а это как-то по-киношному. Рогволд, Роман, тоже все не то…

вернуться

6

Амбистома – земноводное.