Из-за девчонки (сборник) - Туинов Евгений. Страница 23

Вдруг внук начал ходить в новую школу. Она не спросила даже почему. Может, из той его исключили, может, сам ушел – какое ее дело? Раньше стала подниматься утром, готовить ему завтрак, следила, чтобы проездной не забыл взять… Перед майскими позвонили родители. Он им про то, другое рассказал, а про новую школу – ни слова. Затем ей передал трубку. Она взяла без большой охоты – от телефона у нее всегда начинала болеть голова – и тоже им про школу ничего не сказала. Приедут – пусть сами разбираются, что случилось…

Из универсама Колюня возвращался тихим шагом. На полпути к дому остановился, чтобы поиграть в игру, которой мы все когда-то увлекались, – с закрытыми глазами повернулся лицом к солнцу и стал осторожно впускать в себя его ослепительные лучи. В нем тотчас вспыхнули, причудливо изгибаясь, золотые ветви света, залетали синие райские птицы, от него к солнцу, нанизанные на невидимые струны, протянулись гирлянды радужных бубенчиков. Проще простого сотворить такой праздник света – смотреть на солнце сквозь ресницы. И желательно, чтобы ресницы были как у Коли Рублёва – темно-красные, с загибами на концах, – праздник света будет ярче…

– Здравствуй! – вдруг услышал он.

Разлепил ресницы – перед ним с поднятым к небу лицом стояла Малышева. На ней было вьющееся на ветру оранжевое с синими цветами платье.

– Что ты там интересного увидел? – спросила она, продолжая глядеть в небо.

– Л-летающие тарелки.

– Где?! – Она еще выше запрокинула голову, и солнце затопило ее зрачки золотисто-зеленым, как в подсвеченном аквариуме, светом. – Я ничего не вижу…

– Я т-тоже, – с улыбкой сознался он. Переправил авоську из одной руки в другую и спросил: – Куда держишь путь?

– Тебя встречаю.

– Меня?! – потрясенно вытянул он шею.

– Я позвонила тебе, а твоя бабушка сказала, что ты в универсаме. Тогда я пошла тебе навстречу.

– Сочинила все.

– Правда, правда! – поклялась она. И тихо спросила: – Тебе нравится мое платье?

Он боязливо оглядел ее всю. И впервые в жизни обнаружил, что девчонки дышат грудью. Этого на слайдах не видно.

– Платье к-классное, – признал он. – Покупное?

– Это мы вместе с мамой шили. А материал подарил отец.

Она присела перед ним на корточки и загляделась на красные бомбочки помидоров. Зрачки ее глаз стали розовыми.

– Почему в школу не заходишь? – спросила она, водя пальцем по стеклу банки.

– А зачем? – дернул он плечами.

– Просто так. Неужели не хочется?

Долго еще она будет смотреть на эти помидоры? Чтобы поднялась, спрятал банки за спину.

– А у нас – новостей!!! – улыбнулась она, выпрямляясь. – Отгадай, с кем сейчас сидит Наташка Спринсян? С Мазаевым!

– А Караев?

– Как ты, один…

– Еще что нового? – Опять он поднял лицо к небу.

– Деньги на выпускной собирают. Придешь?

– Нет.

– Почему?

– Силу воли в-вырабатываю! – усмехнулся он.

Она по-птичьи склонила голову к плечу и тихо спросила:

– Скажи: это ты в зимние каникулы звонил и бросал трубку?

– А то к-кто же…

– Ты пугал, что нашу машину угоняют?

– Сдаюсь, – поднял он свободную руку.

– А на Восьмое марта открытку без подписи ты прислал?

– Я-то старался – левой рукой п-писал.

– А я сразу догадалась… Помнишь, что написал?

– Не-а… – чуть качнул он головой.

– А я помню! «В тебя я был немножечко влюблен. Я опоздал лишь на один осенний день. И не пройти к тебе всего один квартал… Я просто рад, что ты живешь на свете!»

– Набор слов…

От разлитой вокруг синевы ее волосы отливали голубым. Колюне захотелось провести по ним рукой.

– Ни рифмы, ни мысли…

– Неправда! Хорошие стихи… – недовольно отвернулась она в сторону. – Я из-за них в тот день вся обревелась… И с Валеркой за то, что он порвал открытку, целую неделю не разговаривала…

– Зачем вообще п-показывала?

– А мы с ним с самого начала договорились ничего друг от друга не скрывать, – призналась она с опущенной головой.

– Что мы сегодня встретились, т-тоже не скроешь?

– Подумаю, – мельком взглянула она на него. – Мне кажется, он боится правды и не доверяет мне. Уже предупредил: если я когда-нибудь изменю ему, то чтобы он про это не узнал. – Она сощурилась, и глаза у нее стали узкими и длинными. – Но этого он не дождется. Я сначала скажу ему, что изменила, и посмотрю, как он поведет себя, и тогда, может, на самом деле изменю…

– Что вы как маленькие? – скривился Колюня.

– Да мне не нравится, что мы с ним все время одни, одни… даже когда в школе…

– На его месте я бы, наверное, тоже никого не п-подпускал.

– Вот и он, когда мы с ним по телевизору смотрели бой оленей, доказывал мне: третий – всегда лишний. Закон природы. – Она сняла с его джинсовой куртки приставшую белую нитку. – Но мы же не олени, а люди…

– Это ты мне г-говоришь?

– Какая я эгоистка!.. – вдруг осознала она. – Хотела узнать, как живешь ты, а говорю только про себя и Валерку… Ну, как ты?

– Я же сказал: вырабатываю силу воли.

– По-моему, она у тебя уже есть. А, бэ, вэ, гэ… – начала она, играя, наматывать белую нитку на палец. Дошла до буквы «к» и бросила.

Колюне показалось, что на них кто-то смотрит. Оглянулся – никого.

– Значит, на выпускной не придешь? – повторила она вопрос.

– Я и на своем-то, наверное, не смогу быть. Меня родители к себе забирают…

Не веря, она покрутила головой и спросила:

– Почему сразу не сказал об этом?

– Повода не было… И я еще не решил, п-поеду или нет…

– Слушай! – встрепенулась она. – Мы договорились перед экзаменами сходить всем классом на то же самое место, где озеро. Идем с нами! Всего на один день, а?…

– Есть п-примета: нельзя возвращаться на старое место. Будет несчастье… – Он провел рукой по затылку. Было ощущение, что кто-то навел на него увеличительное стекло.

– А мне так хочется, чтобы все повторилось!.. – размечталась она. – И чтобы мы сидели у костра, и чтобы дождь потом пошел… И еще я хочу послушать твою песню.

– Это была не моя п-песня – Руссоса.

– Все равно чья. Мелодию я помню… – Она напела начало песни. – А слова забыла…

– А это откуда, п-помнишь? – Он потянул за цепочку и показал ей свой латунный талисман.

– Нет, – извиняясь, улыбнулась она.

– У тебя телефон все тот же?

– Да!

– Я п-пошел… – поднял он руку. – Я еще хочу спросить тебя… Знаешь, по-моему, на нас кто-то смотрит и сильно-сильно нервничает…

– Выдумываешь… – Она даже не оглянулась. – Мы еще увидимся?

– Скорее всего, нет. – Что-то твердое блеснуло во взоре Колюни.

– Писать оттуда будешь?

– Не буду…

Она приподнялась на носочках и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад, и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.

– Позвони мне, ладно? – сказала она, повернулась и пошла прочь.

И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел, а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман…

Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию. Но возмущаться и тем более искать виновника не стал – сам когда-то совершал подобные подвиги. Взял совок, веник и стал подметать осколки…

Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.

– Что с тобой?!

– Я видел тебя с ним… как на ладошке…

– Выследил… Войди же. – Она закрыла за ним дверь. Платочком промокнула слезы. – Вот не думала, что ты можешь реветь, как девчонка. Ну прости меня! Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата…