Возвращение кота-убийцы - Файн Энн. Страница 2
Ой, можно подумать, я так и мечтаю поужинать засохшими позавчерашними консервами!
И наконец преподобный выкрикнул нечто совсем уж гадкое:
— Можешь торчать на дереве, пока не сдохнешь, Таффи!
Просто замечательно.
Дело в том, что я не притворялся. Я действительно застрял. Какой дурак, по-вашему, нарочно провел бы полдня на дереве, слушая, как с одной стороны надрывается проповедник…
— А ну спускайся, Таффи! Спускайся немедленно!
…а с другой стороны Мелани на коленях, со сложенными на груди руками и закрытыми глазами, бормочет молитвы:
— Прошу, пожалуйста, пошли мне кого-нибудь мягкого и пушистого, кого-нибудь вроде соседского Таффи, я буду баюкать его в соломенной колыбельке. Я подарю ему мягкую подушечку и буду кормить его тунцом и сливками.
Свежим тунцом! Сливками! Неужели Мелани в курсе, что я пропустил завтрак?
Я слушал до тех пор, пока не лопнуло терпение. Потом передвинулся на другую сторону дерева. Ну, вы меня понимаете.
Проповедник тоже явно нагулял аппетит. Он поорал-поорал, да и бросил, ушел в дом готовить завтрак. Себе. Оказалось, что сам он вовсе не был любителем позавчерашних заскорузлых консервов, что вы-что вы. Через открытое окно до меня долетел дивный аромат жареной колбаски и бекона.
Говорят, хороший завтрак — отличная помощь мозгам.
Преподобному завтрак явно добавил пригоршню серого вещества, ибо минут через двадцать он выволок в сад табуретку.
И влез на нее.
Но до меня все равно не дотянулся.
А ведь это было не так трудно. Я был не прочь спуститься, точнее, наоборот, я был очень даже за. Подтянись он чуток повыше, я, может, и сам упал бы к нему в руки. Конечно, есть вероятность, что я бы его малость поцарапал, но коты ведь славятся своей неблагодарностью, так что он знал, на что идет.
Я даже попытался ему помочь, пополз к нему по ветке. Но ветка закачалась. (Вот вам последствия диеты: никакого, понимаешь, веса, никакой устойчивости.) И чем тоньше становилась ветка, тем сильнее она наклонялась, я на ней держался с большим трудом и не рискнул ползти дальше.
Ветка все наклонялась, преподобный глядел… глядел… и вдруг — эврика! Его осенило!
5. Гений!
Он сходил в гараж и вернулся с мотком веревки.
Залез на табуретку, привязал конец веревки к моей ветке. — Та-а-а-к, — мрачно сказал он, — Скользящий узел!
Я завыл. Он собирается меня повесить? Нечасто я жалею, что не способен говорить, но в этот момент, признаюсь, мне страшно захотелось метнуться к другой стороне дерева и крикнуть Мелани: «Эй, милая! Кончай молиться о ком-то мягком и пушистом и живо звони в полицию. Проповедник пытается меня убить!»
Возясь с узлом, он бормотал:
— Вокруг и сквозь, и снова вокруг и сквозь.
Я продолжал мяукать.
Он затянул узел и потянул веревку. Я впился когтями в кору. Ветка накренилась, но он до меня не достал.
Вторая попытка. Ветка нагнулась еще ниже к земле. Я чуть не свалился. Но все равно до него было слишком далеко.
— Прыгай! — сказал он. — Уже можно спрыгнуть, Таффи!
Я прищурился на него.
— Прыгай, Таффи! — повторил он.
Мой гневный взгляд говорил о многом. Это был очень красноречивый взгляд. И настолько жгучий, что мог бы прожечь жалюзи.
— Трус! — сказал он.
Пфф, хорошенькое дело! Это уж слишком… Я зашипел и плюнул в него. А чего вы ждали? Он назвал меня трусом! Он сам напросился. Практически попросил:
— Плюнь-ка мне в глаз Тафф!
Ну, я и плюнул.
Он посмотрел на меня сердито. И вдруг — вот змей! — улыбнулся.
— Ага! — сказал он.
Я вам вот что скажу. Если вы кого-то не любите, не стоит при нем говорить «Ага!», потому что этот кто-то начинает от этого сильно нервничать…
Особенно если он крепко застрял на дереве.
— Ага! — повторил преподобный и потопал в гараж.
Гляжу — он машину выводит. Меня аж в дрожь бросило — ну, думаю, кранты, сейчас он мое дерево повалит. Но он остановил машину и вышел.
И привязал другой конец веревки к бамперу.
— Отлично, — сказал он, оглядывая результат своих трудов. — Думаю, она достаточно прочная, чтобы пригнуть ветку.
Я перестал жалобно выть. Внезапно передо мной забрезжила надежда спуститься до того, как я умру от старости на этом дереве.
Если честно, я даже подумал, что идея просто супер. Что этот человек — гений. Я был впечатлен до кончика хвоста.
6. Опять меня провели
Эх, дурак я, дурак, дурья башка. Снова меня провели. Нет, сначала-то все шло отлично. Не придерешься. Преподобный сел в машину, завел мотор и стал аккуратненько, осторожненько отъезжать от дерева… Потихонечку…
Полегонечку…
Пока веревка не натянулась. Ветка стала наклоняться — все шло по плану…
Ниже…
Еще ниже…
Мне оставалось только мягко спрыгнуть на землю. «Блестяще! — подумал я, — С этим я справлюсь. Колбасные обрезки и шкурки от бекона, готовьтесь, я иду к вам!»
Я начал подбираться к концу ветки…
Шажок…
Еще шажок…
И тут вдруг нога преподобного сорвалась с педали.
Машина дернулась вперед. Веревка лопнула, не выдержав натяжения. Пригнутая ветка превратилась в гигантскую зеленую катапульту…
А я — в летающего кота.
А-а-а-а! Эге-гей, я лечу! Я очертил прекрасную, совершенную по форме дугу над верхушкой дерева.
Вряд ли я соглашусь повторить этот трюк, но вид с высоты птичьего полета — это нечто! Нечто грандиозное.
Весь город видно.
Но вот после этого мне, разумеется, ничего не оставалось, кроме как лететь
7. Плюх!
Плюх!
Прямо в плетеную корзинку Мелани.
Ой, я вас умоляю, не нужно так волноваться! Может, я и расплющил в лепешку пару-тройку малосимпатичных гнуснокусачих козявок, нашедших себе приют на подстилке в корзине, но я же не нарочно. Не думайте, что мне было приятно выкусывать из шерсти их крошечные трупы, но они сами виноваты: нечего было стоять и смотреть, раскрыв рты, как я на них падаю.
Услышав большой БУМ! моего приземления, Мелани прервала молитву. Она открыла глаза, увидела меня в корзине и подняла взгляд к небесам.
— О, спасибо! Благодарю! — вскричала мисс Мокроносая Дурында. — Спасибо за то, что послал мне именно то, что я просила, — мягкое и пушистое, совсем как Таффи.
Совсем как Таффи?
Она что, решила, что я послан с небес? Совсем с ума сошла?
Впрочем… Не стоит говорить гадости про Мелани. Я мог попасть в места гораздо более неприятные, чем корзина с мягкой подушкой.
Мелани принесла меня в дом и сдержала обещание. Сливки! Тунец! Думаете, я улизнул домой, чтобы вернуться к объедкам кошачьего корма трехдневной свежести? Потом она села рядышком и стала гладить меня за ухом, придумывая мне имя.
— Малютка Пусси-Вусси?
Конечно, Мелани. Если хочешь, чтобы меня тошнило на твою подушку каждый раз, как ты это произносишь.
— Сладюсик-Малюсик?
Только попробуй! Так расцарапаю — родная мама не узнает.
— Придумала! Назову тебя Жаннет!
Жаннет? С какой она планеты, эта балда? Начнем с того, что я мальчик. Кроме всего прочего, вы — или вот вы, — короче, кто-нибудь вообще слышал, чтобы представителя кошачьего племени называли Жаннет?
Но сливки были свежими. А тунец — выше всяких похвал.
Так что пусть будет Жаннет. О да. Жаннет тепло, сытно и удобно.
Жаннет остается.