Лунное танго - Воронова Анна. Страница 30
От перекрестка начинался сквер, где Джимка мог носиться безо всякой опаски. Они забрались в самую глубину, Динка остановилась в фиолетовой глубокой тени возле беседки. Никто не видел их здесь, они спрятались от всего мира.
Она знала, что сейчас будет.
Он ее поцелует.
Когда он поцеловал ее в первый раз, она запредельно боялась сделать что-нибудь не то. Ведь тогда бы он понял… что она еще… того. Верней – не того, ничего не умеет. Это был бы позор навеки. Нет, в Интернете Динка, конечно, начиталась теории, со стороны казалось довольно просто, так что можно было поддакивать девчонкам в классе – как же, плавали, знаем… Но когда он в первый раз к ней наклонился, она чуть не задохнулась от страха и волненья. Как… как это делать, мамочка?
Но Никита только жарко прижал губы к ее губам, а потом долго дышал в волосы, а потом стал водить губами по шее, так что она перестала думать, умеет или нет. Руки сами обняли его за плечи, будто всегда так делали. Ей было горячо, это она помнит. И больше всего при поцелуях, оказывается, мешает нос.
Теперь-то другая напасть: все время тянет с ним целоваться. В школе, в раздевалке, на улице, в подъезде, у него в комнате, в лесу. Они умудрились как-то поцеловаться в магазине, прямо на лестнице, ведущей на довольно людный второй этаж.
И сейчас, вжимаясь в него, растворяясь в нем, она не помнила никаких обид, ничего-ничего, только июньский травяной туман в голове.
Они оторвались друг от друга, тяжело дыша.
Рядом, по улице, ездили машины, люди то и дело заходили в супермаркет, останавливались с пакетами на крыльце, хлопала дверь. А у них в темноте мерцал снег, мерцали глаза, мерцали звезды, которые стали видны, стоило только уйти от фонарей и фар.
– А… где Джим? – Динка ухватилась за вопрос, как за спасательный круг. А иначе – все, потоп, цунами, и все утонет в темном мерцании.
– Джим! – позвал Никита.
Но никто не выскочил с готовностью ему навстречу.
– Джимка! Ну-ка, ко мне!
Щенок не отзывался. Совсем.
Через минуту они уже метались по улице, звали его, хватали за руки прохожих с лихорадочным: «Вы не видели?!», заглядывали во все придорожные кусты.
Джимка пропал.
Конечно, они целовались. Нонна подставляла губы, прижималась к Стасу, будто на качелях вниз летела – у-ух! А Стас целовался жарко, долго, без дурацкой торопливости.
Уверенно целовался. Они спрятались под треугольной крышей, на деревянном высоком крыльце барака, неподалеку от кафе. Сюда углом выходил сквер, совсем рядом был супермаркет, на крыльце которого постоянно толпился народ. Нонна слышала обрывки разговоров и тихонько смеялась – до того здорово целоваться чуть ли не у всех на виду, и одновременно – в укрытии. Тут была темнота, настоянная, густая, будто старая заварка. Только окно над головой отсвечивало потусторонней синевой – там работал телевизор, а вход в подъезд казался залитой чернилами прямоугольной прорубью.
Нонна каждые пять минут прерывалась, чтобы отдышаться, со смешком уклонялась от Стаса, который неудержимо, как вампир, тянулся к ее губам, зажимала ему рот (чтоб не жадничал) – и поглядывала на улицу, на прохожих. Там наверняка ходили и ее знакомые, и знакомые ее родителей. Они – там, а она – тут. И кажется все, проходя мимо, косятся на подъезд. И прислушиваются к шороху курток, к едва слышному хихиканью, к глубоким вздохам и горячему шепоту. И ничего не могут понять, дурачье!
Она увидела Джимку, когда тот выбежал на дорогу, и поначалу не узнала – ну щенок и щенок. Но тот уселся почесаться под фонарем – и она, всмотревшись, окликнула:
– Джимка?
Он подскочил, завертелся, прислушиваясь.
– Точно, Джим… Джимка, сюда!
Щенок рванул на голос, а уже на тропинке почуял ее запах. Радостно тявкнул и бросился к ней напрямик, проламывая наст. В его мире все было просто: увидел обожаемого двуногого – радуйся! То есть – ломись со всех ног. И постарайся лизнуть в недоступную морду.
– Джимка, Джимка, ну ты чего, совсем озверел, балда!
Нонна тоже обрадовалась щенку, потрепала за уши. Джимка немедля стал хватать ее за рукав, запрыгал вокруг – теплый маленький колобок. Нонна выпрямилась, вглядываясь в улицу. Значит, Никита где-то здесь, рядом. Что делать? Эффектно выйти под ручку со Стасом? Поцеловаться на глазах у предателя?
Джимка продолжал крутиться под ногами, обнюхивая Стаса.
– Что, знакомый щен?
– Да… это наших соседей.
Ей не хотелось объяснять про Никиту.
– А где хозяева? Они его одного гулять отпускают?
Действительно, где?
Джимка бросил Стаса и подскочил обратно к Нонне. Ему нравилось общаться с разными людьми.
– Ну-ка, иди сюда!
Она подхватила щенка на руки. Джимка здорово потяжелел за последнее время. Сидел смирно, улыбаясь всей пастью, временами одобрительно помахивая хвостиком. Ему очень нравилось «на ручках». К сожалению, обожаемый хозяин ему в этом все чаще отказывал. Зато вот Нонна пошла навстречу его тайным желаниям.
– Пошли поищем.
Они вынырнули из-под крыльца на улицу, на свет. Никиты нигде не было.
На крыльце супермаркета кучковались какие-то тетки с гроздьями сумок и пакетов, квадратные мужики в пуховиках, дети, замотанные в шарфы. Никиты не было точно, уж она-то бы мгновенно его узнала.
– А он дорогу домой знает, такой маленький?
Нонна со щенком на руках вдруг круто свернула в проход между бараками, откуда начиналась извилистая тропка, уводящая далеко во дворы.
– Ты чего? А, Нонн?
– Думаю, надо его домой отнести. Он, похоже, с поводка сорвался, видишь, в одном ошейнике. Его искать будут.
– А-а, ну конечно…
– Пошли, срежем тут. Я знаю куда.
Тропа вилась по задворкам старых домов, мимо открытой помойки, мимо нагромождений дровяных сараев, поленниц, дырявых будочек, пустырей, заросших заснеженным бурьяном и молодыми тополями. Тут было темно, страшновато, но сзади шагал Стас, а Джимка с наслаждением вертелся у нее на руках – его редко пускали в такие места, где отовсюду сочились соблазнительные запахи. Например, помойки, это же экстаз, а не запах, мм… Джимка весь вытянулся, наслаждаясь.
Нонна, обычно не выносившая вони, шла и улыбалась во тьму.
– Что, что? Никита, госсподи?!
Они ввалились взмокшие, встрепанные, накрученные до предела. Динка плакала. Она и на улице плакала, а теперь в тепле, ее затрясло неудержимо и страшно.
Мама Никиты никак не могла взять в толк, что случилось.
– Никита, быстро объясни, в чем дело?
– Джимка пропал.
Динка всхлипнула с невольной злостью. Сейчас, конечно, милая мама выдаст что-нибудь вроде: «Ну, подумаешь, пропал, тоже мне трагедия. Завтра сам прибежит».
Она-то знала, что не прибежит. Чувствовала. Не прибежит он, никогда! Ничего хорошего больше не будет в мире.
– Так. Где пропал?
– У «Магнита».
– Когда?
– Часа, э-э-э… полтора назад.
– Искали?
– Да, мам, мы все там обегали, всех спрашивали. Никто ничего… Как в воду канул.
– А вот это отлично, – сказала мама ужасную вещь. – Значит, под машину не попал, там место людное, уж точно кто-нибудь заметил бы.
– Под ма-ашинуууууу, – взвыла Динка. Под машину, как Арс! Она гнала эту мысль от себя, отпихивала, отодвигала изо всех сил, а все равно перед глазами маячило – маленькое тельце на обочине, черная проталина крови в снегу…
– Тихо! – рявкнула мама.
Динка замолчала. От изумления.
– Держи полотенце, вместо платка, глаза вытри. Так, дети. Я сейчас Андрею позвоню, он на машине. Объедем район, там бараки, дворы, помойки – будем искать, звать. Там собак немеряно, наверняка увязался за какой-нибудь шавкой. Вроде там целую стаю видели дворовых, давно уже бегают. Если не найдем – будем объявления на столбы клеить, дома распечатаем на принтере, а в понедельник я в газету дам информацию. Город маленький, в конце концов кто-нибудь его отыщет.
Динка слушала и ушам не верила. Она думала, эта женщина в очках просто выставит ее из дома. Мол, поздно уже, холодно, спать пора. Вот тетя, к примеру… тетя бы поохала, а потом так бы и сказала: утро вечера мудренее, что ж поделаешь, по домам надо, ребятки.