Две березы на холме - Поликарпова Татьяна. Страница 36
- Да бросьте вы, дурочки! - басит Карпэй. - Думаете, они придут проверять среди ночи? Как не так!
- А для чего же тогда дежурства? - спрашиваю я его. - Чтобы их, что ли, обманывать? Они думают, мы дежурим, а мы будем спать?
- Вот скажи, скажи, ты умная, - зло спросил Лешка, - зачем эти дежурства? Деревяшки наши, что ли, в самом деле охранять? От кого? От крыс?…
Он ждал, что я отвечу, а я молчала.
- Ну? Чего молчишь? - вдруг ласково понукнул он меня. - И такой это был резкий переход от злого к ласковому голосу, будто в темноте было два Лешки с разными голосами.
Я ничего не могла придумать ему в ответ. Я понимала, что дежурства - это очень здорово придумано. И конечно, не для того, чтобы спать, обманывая военрука.
- Для того, чтоб интересней было, - сказала я, наконец, неуверенно. Глупость, конечно. Понимала, что не то говорю.
А надо бы сказать правильно, чтоб сразу все поверили. Ведь ждали моего ответа все ребята, а не один Лешка. Они сразу притихли, когда Никонов задал свой злой вопрос. И вот я порю чепуху. Как только я ответила, все зашумели опять.
В общем-то, все согласились, дежурить будет интересно, только Зульфия справедливо, конечно, заметила, что ради нашего интереса никто бы не стал хлопотать.
Опять стали смеяться, придумывая, как можно напугать дежурных: тогда и интерес, когда страшно!
Говорили, что надо выдолбить тыкву, прорезать в ней дырки для глаз и рта и подсвечивать изнутри из тыквы свечкой. Если в темное ночное окно заглянет такой страшила, да когда не ждут, тут можно с ума сойти, как жутко станет!
- Ну, Плетнева, мы вам с Веркой устроим интерес! Мы такой вам устр-р-роим р-р-разинтересный интер-р-рес! - радовался Лешка, раскатывая свое трескучее «р». - Коська, мы знаешь что сделаем!…
И он, повиснув на плече своего друга, отвел его от нас и что-то, видимо, ему шептал. Потому что вскоре из темноты грохнул их мерзкий хохот.
- Гиены! - не удержалась я от злости.
- Ш-то?! - надвинулся на меня Лешка.
- Она говорит: так, как вы, гиены хохочут, - как будто с иностранного, перевела Зульфия.
- Ладно, мы с вами там и за гиен рассчитаемся, - опять успокоился Лешка, вспомнив, видимо, о своем кровожадном плане.
Остальную дорогу они с Коськой шли впереди нас, и время от времени хохот гиен повторялся.
Тетя Еня только головой покачала, услышав, зачем нас темным вечером собирали.
- Хотят из вас храбрых бойцов воспитать, - проговорила она. - Да только беды бы не вышло.
Вот он, ответ, который я не нашла вовремя! Как же это я! Ведь ясно же, и что-то такое мерещилось и мне, так нет, не нашлась…
Конечно, не деревяшки охранять, а воспитывать в нас смелость и ответственность. Скажи я так Никонову, тогда бы и весь разговор по-другому пошел.
Но потом я подумала, что и тут ребята прицепились бы: смелость, мол, будем испытывать - пугать придем смелых-то!
Я сказала об этом Зульфии, и мы посмеялись на сон грядущий.
И уснули. Утро вечера всегда мудренее!
Пришли мы в школу, а там - как в разоренном муравейнике: ребята снуют из класса в класс. Галдят, шумят, покрикивают, хохот взрывается то и дело. Дым коромыслом! Всё про дежурства! Мы тоже немедленно включились. Стали Вере рассказывать, что Никонов и Карпов хотят нас на дежурстве напугать. Вокруг тут же собрались остальные девчонки. Стали ахать, охать, вспоминать разные истории, когда и где до смерти человека напугали. У нас так: чуть что, давай сразу смертные случаи в пример приводить. Хорошо хоть, звонок прозвенел наконец, и все разбежались по местам.
Пришла Анастасия Ивановна, красивая, свежая, чем-то раздосадованная. Встала над столом, опираясь о него дивными своими руками, бросила нам:
- С новостью вас, вояки!
- Спасибо, - нестройно ответил класс.
- Представляю, как вы будете дежурить. Проспите небось и царствие небесное! - продолжала она с полным к нам презрением. А сама между тем уже пробегала глазами журнал, выискивая жертву.
Однако Анастасия Ивановна не стала никого вызывать, а снова заговорила:
- Директор нас, учителей, просил не спрашивать дежурных на следующий день. Но я ему сказала: «Раз дежурства ввели для испытания и закалки учеников, а время сейчас военное, от всех требуется больше, чем обычно, то пусть они (значит, вы, - пояснила она) напрягут свои силы, я буду спрашивать и дежурных без скидки. Другие учителя, может, вас и помилуют, я - нет. - И добавила, покачав сокрушенно красивой головой: - И сколько слов, сколько хлопот из-за того, что раз в месяц наши здоровые ребята чуть меньше поспят! Просто удивительно! Начнем урок.
Наверное, не одна я в классе чувствовала себя пристыженной. Недаром все-таки Анастасия Ивановна красивая. Не просто так. Умела она поддержать в нас мужество, как и тогда, в прошлом году зимой, когда мы волков боялись. Молодец она, а не злая, решила я. Действительно, раз в месяц подежурить ночью! А мы уже разохались, как да что.
Вдруг раздался голос Лешки:
- Да, Анастасия Ивановна! Об чем разговор! Да мы хоть каждую ночь не будем спать, а всё физику учить!
Класс захохотал облегченно. Еще и потому, что Лешка ничего не учил. Только если урок не провертится, послушает, так ответит.
- Ты, Никонов, парень бравый. Будь моя воля, я б тебя сразу отправила к партизанам, разведчиком. Там бы ты пригодился. Да, глядишь, и в ум бы вошел. Понял бы, что ученье - свет.
- Ух, Анастасия Ивановна! - обрадовался Никонов, но не сдался. - А вы бы - генералом! Мы бы с вами…
Но Анастасия - не Мелентий Фомич, ее не заведешь на разговор.
- Все, Никонов, - сказала она негромко. - Поговорили.
Так вот все это началось.
Когда мы уходили в тот день домой, увидели: человек пять из седьмого класса возле здания начальной школы - главного штаба дежурств - пилили и кололи дрова.
- Зачем? - спросила Тоня Антипова.
- А для ночи! Печку топить! - ответила одна девчонка, набиравшая охапку дров. - Ночью холодно знаешь как!
Вечером на школьном дворе собрался народ: ребятам не терпелось поглядеть, как начнется дежурство. Крыльцо начальной школы, более широкое, чем наше, - вроде небольшой открытой веранды - походило на сцену, наверное, и потому еще, что его освещал фонарь «летучая мышь», стоящий на верхней ступеньке.
Актером был парень-семиклассник. Держа наперевес деревянную винтовку (все деревянное: затвор, искусно выпиленный, ствол, штык), он стоял и, свирепо потрясая штыком, кричал под общий хохот:
- Бабы, цурюк! Цурюк! Девки, форвертс, форвертс!
Подражал фильмам про немцев. Ему кричали снизу, со двора:
- Федьк! Фриц! Устав нарушаешь! Тебе надо вокруг объекта ходить, а ты на крыльце торчишь! Заяц ты, а не часовой!
Федька опять свое «цурюк!» кричит и добавляет:
- Руссиш нихт ферштанде! - Потом обернулся назад и крикнул: - Валька! Давай гранаты! Мы их счас гранатами отгоним!
А ребята восхитились:
- Фриц! Федька! Ты по-немецки шпрекаешь будь здоров! Тебя бы Анастасия послушала - сразу б «пять»!
И тут на крыльцо вышла девчонка с гранатами в обеих руках.
Так вот кого видели мы в минувшую субботу, когда шли домой! Она нам повстречалась у самого леса. Очень понравилось мне тогда ее лицо, сразу видно - не здешняя, не пеньковская. А Степка Садов пояснил: «Это нового лесничего дочка. С кордона».
Лесной кордон - лесничество, дома два-три - стоял на опушке того леса, через который мы ходили. Только наша дорога поворачивала резко влево вдоль леса, а на кордон - вправо.
Наверное, эта Валька первую неделю училась. Многие ее еще не знали, потому что стали спрашивать друг друга: «Чья это такая? Чья это?» И кто-то отвечал: «Наша это! Новенькая у нас! Валька Ибряева!»
А Валька передала гранаты этому Федьке-Фрицу и стоит, чуть улыбаясь ямочками на щеках, миндалевидными карими глазами в таких китайско-японских припухлостях над веками. Красноватый свет фонаря еще больше смуглил ее и без того смугло-розовые щеки, золотил виднеющиеся из-под серой пуховой шали гладкие светлые волосы, зачесанные назад. Она всем своим обликом отличалась от наших девчат, даже от Верочки Матвеевой. Вспоминалась мне при виде ее хорошая еда: свежие сливки, масло в прозрачных каплях влаги, пышный белый хлеб с румяной корочкой, янтарный мед в сотах, земляника на белом фаянсовом блюде.