Тени Авалона - Олейников Алексей Александрович. Страница 19

Германика…

Дженни пригляделась к брюнетке. Перевернула фотографию и прочла:

«А.М, Г.Б., Э.П., М.Ф. Остров Рюген».

Девушка метнулась к столу, схватила лупу.

Надо же! Г.Б. – та самая Германика Бодден?

Она выглядела точно так же, на двадцать с хвостиком, как и в день их встречи. А ведь прошло двадцать лет. Впрочем, дед говорил, что на Авалоне время почти не движется.

Дженни перевела лупу на светловолосую девушку. Она была точь-в-точь как на свадебных фотографиях, которые лежали в их вагончике, в том старом семейном фотоальбоме. Э.П. Эдна Паркер. Мама! Вместе с Германикой? И кто же эти двое – А.М и М.Ф?

Дженни навела лупу на мужчину. Молодой парень, улыбчивый, волнистые темные волосы забраны в длинный хвост. В нем было что-то очень знакомое – в том, как он держит спину, как улыбается. Он очень похож на молодого Марко, и буквы совпадали – М.Ф., Марко Франчелли. Но парню на фото больше двадцати пяти не дашь, значит, сейчас ему было бы сорок пять. А деду на тридцать лет больше.

Дженни отложила лупу. Закрыла коробку, запихнула ее в самый глухой угол самого дальнего стеллажа.

Поглядела на фотографию.

Мама и Германика в компании с еще двумя людьми. Дата на снимке – 1993 год. Еще до ее рождения. Какой-то остров Рюген. Где это? Кто эти люди? Что связывает маму и Германику? И почему это фото хранится у деда в запечатанной коробке?

– Девяносто третий год, – пробормотала она. – Через семь лет родилась я.

«А ведь Марко никогда не говорил, чем он занимался до того, как оказался в нашем цирке. Он пришел вместе мамой и папой незадолго до моего рождения, значит, примерно в 99-м».

Она убрала фото в карман. Эту загадку требовалось обдумать. А сейчас ей надоело сидеть в четырех стенах.

– И где этот Тадеуш шляется?

Черт с ним! Дженни накинула курточку, открыла тяжелую дверь и выглянула наружу. Коридор с полукруглыми сводами был пуст.

«Надо прогуляться, пока конвоира не приставили, – подумала она. – Гидохранителя. Наверняка какой-нибудь глуповатый парень с мужественным подбородком, покоритель сердец и победитель чудовищ».

Башня была изрядно больше внутри, чем снаружи. Дженни бродила по пустым коридорам, тыкалась в запертые двери и чувствовала себя постояльцем в отеле из фильма ужасов. Потом она услышала нарастающий грохот, стены задрожали, будто навстречу ей мчался поезд. Похоже, планировалась первая кульминационная сцена – «невинная и наивная жертва глупо гибнет в самом начале фильма, давая зрителю понять, что страшное зло проснулось и сильно хочет есть».

Дженни предпочла не выяснять, могут ли ходить поезда в башнях. С Вольных Ловцов станется и вагонетку на паровом ходу по Башне пустить сверху донизу и обратно. Дженни хорошо помнила стиль изложения «Краткого справочника Службы Вольных Ловцов»: «Если с вами случилась беда, мы, конечно, вам безмерно сочувствуем, но, скорее всего, вы сами виноваты, так что прекратите орать и встретьте свою неизбежную кончину с мужеством и достоинством». Она юркнула в узкую заворотку, распахнувшуюся ей навстречу…

…И попала на винтовую лестницу, которая уходила вниз под таким крутым углом, что Дженни едва устояла на ногах. Она начала спускаться по стертым, округлым ступенькам и сама не заметила, как начала разгоняться и вот уже стремглав бежала все быстрее и быстрее. Тусклые огоньки свечей мелькали в глазах, а она летела вниз, закручиваясь, как пуля по нарезному стволу.

Она дышала темнотой, та проходила сквозь сердце. Дженни шаталась от стены к стене и с размаху шлепала по ним ладонями. В горле клокотал то ли смех, то ли плач, она глотала сырой и соленый от близости моря воздух, и ей хотелось, чтобы это падение в полумрак продолжалось вечно – до центра земли. Паутина ложилась на лицо, она смахивала ее торопливыми пальцами, эхо вторило шагам и гремело в лестничной шахте сдавленным криком «Арви!». А потом Дженни вылетела в ослепительный свет и едва устояла на ногах.

Поморгала…

Площадка. Стрельчатое окно. За окном маячит и противно орет чайка. В стене двери, много дверей. Похоже на лифты. Лифты? Здесь?

Она подошла, опасливо потрогала затейливые медные рычажки, услышала вой и скрежет и отскочила в сторону. Дыша парами и туманами, лифт опустился на этаж.

Двери со скрипом раздвинулись, навстречу вышли двое – высокий и стройный черный парень с гибкими тягучими движениями и… Германика.

– …глаза бешеные, словно она в мыслях уже твое сердце доедает, – энергично жестикулировала Германика. – Этих тварей в ней целый легион.

– Куда поместили? – голос у ее спутника был звучный, богатый. Парень напомнил Дженни большую африканскую кошку – повадками, вкрадчивостью движений и неподвижным взглядом прирожденного хищника.

– В Замок Печали, куда же еще. Не бросать же одержимую посреди Бристоля… А ТЫ что здесь делаешь?!

– В лифт иду, – сориентировалась Дженни, бестрепетно встретив взгляд прозрачных серых глаз. Сердце сжалось.

«И Маргарет тоже здесь?!»

– Ты знаешь, куда ехать? – нахмурилась Германика. – Чтобы вернуться домой, найди четвертый ряд кнопок сверху. Пятая справа.

Дженни кивнула. Клавиш и рычажков здесь было столько, словно это космический корабль, а не лифт.

– Кнопок, а не рычажков!

Дженни еще быстрее защелкала клавишами и в итоге дернула за первый попавшийся рычажок на панели управления. Сердце колотилось как барабан. Где-то в шахте стали медленно проворачиваться огромные колеса.

«Маргарет Дженкис на Авалоне!»

– Ты не заблудишься?! – обеспокоилась Германика, но влажный пар уже с шипением окутал кабину, и Дженни Далфин со свистом и воплями умчалась прочь.

…Выпала она из лифта в незнакомом месте, на безымянном этаже. Оперлась о стену, чтобы отдышаться, – в легких клубился пар и гарь от путешествия по дымным кишкам Башни. Кажется, этот лифт не только перемещался вверх-вниз, но и скакал вправо-влево, как заяц от лисы.

Что она нажимала? Кто же такие штуки делает и инструкции не вывешивает?

И куда ее занесло?

Каменные стены, каменные потолки – высокие арочные или, наоборот, низкие, сочащиеся водой своды, скамьи, вырубленные в нишах в стене. Детали механизмов неизвестного назначения, выступающие из стен, – черные чугунные шестерни выше ее, тросы, тяги, вентильные краны, изгибы гофрированных труб, по которым что-то куда-то с шумом проносилось.

Она бы никогда не подумала, что будет скучать по пластику, лампам дневного света и запаху выхлопных газов. Вдоль левой стены были пробиты бойницы, оттуда лился вечерний розовый свет.

Дженни остановилась поглядеть, не без труда распахнула узкий ставень.

Солнце разливало по холодному жемчугу облаков и темнеющей лазури моря янтарь и пурпур. Дженни вдохнула морской воздух. Улыбнулась.

– Можно не бояться? – спросила она у моря и солнца. – Больше ничего мне не угрожает?

«Кроме Фреймуса. И одержимой Маргарет, которая тоже на Авалоне. А вдруг они узнают, что я здесь?!»

Ее затошнило, девушка высунулась в окно. Холод бродил по коже, взрывался в крови леденящими пузырьками. Темные волны, оглавленные барашками пены, дробились в белое кипенное кружево у подножия утеса. Она подышала, поглядела на закат для успокоения нервов, и ей пришла в голову странная мысль – можно ли чего-то бояться перед лицом подобной красоты? Можно ли вообще бояться, если где-то в мире есть такое?

«Можно. Бояться того, что когда-нибудь все кончится и ты больше ничего не увидишь…»

Дженни захлопнула ставень, плотно его запечатала, чтобы эта подлая мысль не прокралась к ней снаружи, и решила прекратить думать вовсе. От этого одно расстройство и огорчение.

Живут же многие без мозгов, и ничего. Некоторые даже в большие люди выбиваются. Вот, например, мистер Морриган, директор цирка…

Нет-нет, Фреймус, Маргарет, Хампельман – всему этому места здесь нет. Нет, и точка.

Даже Арвету.

«Стоп, хватит!»

Девушка нажала на уголки глаз, огляделась.

В Башне кипела жизнь – непонятная и скрытая, но доступная ясному взору. Дженни видела, что потоки света пронизывают белые стены, слышала, как кто-то незримый точит там ходы. Сжатый воздух ходил по трубам, разветвленным, как кровеносная система гигантского животного, толкал обтекаемые капсулы. Пар дышал и бился в механизмах, разбросанных на разных этажах. Башня Дождя была огромной – Дженни не могла охватить ее взглядом – и живой. Внизу, под корнями Башни, в теле утеса вздувались пузыри огромных зал, от них вились темные коридоры, много коридоров, лабиринты переплетающихся ходов. В одних стояла пустая тьма, в других пел пар и стонала бронза, в третьих мерцали десятки пламеней жизни [40], и не только человеческих.