Серебряный конь - Митчелл Элайн. Страница 31

Таура кивнул, но все мысли его были об одном — он думал о высокой ограде.

— Может, сама она и выпрыгнула бы, но жеребенка она ни за что не оставит, — ответил он.

Таура понимал — раз человеку известно, что он поблизости и будет пытаться отбить Золотинку, значит, необходимо удвоить старания не оставлять следов. Но Таура не в силах был удаляться от хижины надолго, он опасался, что человек вдруг возьмет и уведет Золотинку с жеребенком из гор навсегда.

Таура не сомневался, что погода вот-вот испортится, поэтому отыскал для табуна более удачное пастбище тоже в более низкой местности, на южном склоне, где трава уже приобретала свою весеннюю сочность.

Когда стемнело, он опять отравился к хижине. Золотинка все еще находилась во дворе. Он не подошел к загородке, а просто стал ждать, когда наступит утро, чтобы посмотреть, не готовится ли скотовод покинуть горы. Тот взял с собой только загонщицу и приторочил к седлу лассо. Так значит, вот что он сегодня надумал — охотиться на серебряного жеребца! Таура понял, что он и впрямь должен стать невидимым, и ушел, не оставив ни малейших следов своего пребывания.

Он приходил сюда каждую ночь в надежде, что Золотинка хоть как-то даст знать о своем желании убежать, но та думала только о своем жеребенке или же, когда человек возвращался, выражала ему благодарность за корм и воду. Шкура у нее начала блестеть, а ее жеребенок окреп.

Но однажды после ясного солнечного дня внезапно начали с неожиданной скоростью и силой накатываться черные тучи. Таура пошел к хижине проверить, что там делается. Забудет ли человек о своем намерении поймать серебряного брамби, поведет ли его кобылу и жеребенка в низину, решив опередить надвигающуюся бурю?

Но буря опередила всех. Неистовый ветер уже нес снег, когда Таура спрятался среди деревьев над ущельем и стал наблюдать. Человек прискакал на лошади со стороны хребта Боба, где, вероятно, высматривал Тауру. Но тут снежные вихри почти скрыли его от глаз Тауры. Ветер дико завыл, и особенно угрожающе он звучал высоко на склонах среди деревьев.

Тауру пробрала дрожь. Вьюга обещала быть жестокой. Он видел, как человек посмотрел, откуда дул ветер, потом на Золотинку с жеребенком, которые нервно бегали по двору. Затем он вошел во двор и провел кобылу с жеребенком через ворота и лошадиный загон, где можно было укрыться под ветвями.

Внезапно все вокруг заполнил грохот вьюги. Казалось, не осталось ничего, кроме оглушающего рева, бешено летящий снег покрыл землю, стонущие деревья, уничтожил весь мир вокруг и оставил только этот невообразимый гул.

«Я назвала тебя в честь ветра», — сказала когда-то Бел Бел, и Таура, которого хлестала и терзала яростная буря, вышел из-под деревьев и стал осторожно пробираться к изгороди загона. В тот момент, когда он к ней подошел, его чуть не сдуло с ног, и он осознал, что, скорее всего, не сумеет перепрыгнуть через ограду в этой слепящей метели. Ветер с неимоверной силой приподнял его и бросил на столб. К громкому реву прибавился новый звук — треск ломающихся ветвей и стволов.

Таура задохнулся от страха, но тут же услышал крик ужаса Золотинки совсем рядом, он ответил ей и начал двигаться по направлению крика. Он шел медленно, так как боялся, что опять ветер поднимет и ударит его о дерево.

На миг снежная пелена поредела, и он успел увидеть, что одно дерево рухнуло и свалило загородку. Тут же снежный буран опять сгустился. Таура наугад дошел до изгороди и оказался в загоне.

Он заржал, призывая Золотинку, но она уже была тут, почти рядом, и жеребенок тоже.

— Идем! — сказал Таура, и, поставив жеребенка между собой, чтобы защитить от вьюги, они вышли наружу, ступая по лежащей загородке.

Серебряный конь - i_007.png

Таура провел их в защищенную от ветра, поросшую кустарником небольшую лощину в нескольких ярдах от загона. Там дрожащая маленькая кобылка вволю напилась материнского молока, ей стало тепло, спокойно и не страшно. Таура увидел, что у нее такие же, как у него, грива и хвост. Красивая лошадка.

— Как ты назвала нашу дочь? — спросил он. — Ей надо дать имя Кунама, что значит «снег».

— Кунама, — повторила Золотинка и потерла носом жеребенка, а потом Тауру. — Кунама. — И прелестная нежная кобылка помахала пушистым хвостиком.

К этому времени ураган пронесся дальше и остался только ровный вой ветра, деревья больше не вырывало с корнем, и снова посветлело. Конь, хорошо знакомый с местностью, мог тронуться в путь.

— Идем! — скомандовал Таура.

Золотинка взглянула на свою маленькую дочку, потом в сторону охваченной вьюгой хижины, игриво куснула Тауру за плечо и последовала за ним, обходя хижину сзади. Она поступила мудро, прибегнув к помощи прежнего хозяина, чтобы оказаться в безопасности, когда должен был родиться жеребенок, но когда прозвучал громкий призыв Тауры сквозь завихрения вьюги, единственным ее желанием сделалось быть с ним.

Итак, Таура вернулся к своему табуну с золотистой кобылой и прелестной серебряной дочерью. Он завоевал свой приз вторично, по в мозгу у него мелькнула смутная мысль, что, может быть, надо завоевать что-то три раза, чтобы стать полноправным обладателем.

Властелин Каскадов

Этой весной табун Тауры довольно разросся — он стал даже слишком велик для молочно-белого жеребца, чья жизнь зависела от быстроты и умения превращаться в призрака.

У Золотинки была Кунама, у всех трех серых кобыл по годовалому жеребенку, которые пока оставались со своими матерями, а еще у двух кобыл были и вовсе сосунки. Кроме того, имелась черная кобыла из табуна Дротика тоже с годовиком. Табун такого размера не мог не оставлять следов и протоптанных троп, но это уже не имело значения. Этой весной Тауру пугало только одно — человек, а люди не способны отыскивать отпечатки так, как это умеют дикие лошади. Но теперь не было ни одной лошади, которую бы мог бояться Таура.

Пожалуй, не было в жизни Тауры более счастливого времени, чем этой весной, когда он радовался, что он жив. Ощущение это было совсем не таким, какое было у них с Ураганом когда-то на Бараньей Голове, пока они еще не завели себе табунов. Сейчас это было ощущение радости от того, что весь мир твой, от сознания — и тут он, возможно, был прав, — что не было и никогда не будет в горах такого жеребца, как он, Таура.

Даже опасность встретить хозяина Золотинки, все еще блуждающего по горам с желанием поймать ее, лишь добавляла увлекательности. Если охотиться будет только один человек, Таура не сомневался, что после скачки, которую он ему устроит, с погонями будет покончено раз и навсегда! Пока в горах не появятся скотоводы с собаками, бояться, в сущности, нечего, а люди с собаками при всем желании не могли сюда добраться, пока высоко в горах лежит глубокий снег и бурные реки переполнены водой.

На верхнем конце Каскадов росла вкусная трава, светило теплое и живительное солнце. Жеребята росли, шкура у всех лошадей заблестела.

Несколько раз Таура ходил к хижине Мертвой Лошади посмотреть, не вернулись ли в нее люди, но там ничего не шевелилось, кроме высохшей зеленой полосы висевшей под навесом кожи, которую раскачивал ветер, дующий вдоль ущелья Мертвой Лошади и гремевший куском оцинкованного железа.

Именно когда Таура был наверху около ущелья, однажды сверкающим весенним днем объявился Бролга в поисках Золотинки.

Первой услыхала его Бун Бун, услыхала его возбужденный крик за милю и немедленно, собрав всех лошадей вместе, повела их наверх, где еще лежали снежные наносы, окрашенные солнцем, как расплавленное золото. Повела туда, куда, скорее всего, должен был прийти Таура. Бролга, однако, уже нашел следы Золотинки, и хотя не спешил, то и дело вставал на дыбы и фыркал, он без труда мог настичь табун с молодняком.

— Вы, годовики, должны постараться рассердить его, — сказала Бун Бун собственному жеребенку. — Только не подходите близко. Отвлекайте его, дразните, но не слишком, а то он может убить…