Близко-далеко - Майский Иван Михайлович. Страница 7

Степан попросил Макгрегора порекомендовать ему какой-либо подходящий отель. Перебрав названия двух-трех гостиниц, англичанин вдруг воскликнул:

– Мне сейчас вот что пришло в голову! Зачем вам останавливаться в отеле? Поедемте лучше ко мне. Я живу здесь в доме дальней родственницы, жены одного крупного английского военного. Ее муж сейчас находится в Басре, и она с дочерью поехала навестить его. Дом пуст, в нем много свободных комнат. Хозяйство ведет старушка экономка. Есть еще девочка, племянница моей родственницы, но она вас не стеснит. А мне доставит большое удовольствие оказать гостеприимство товарищам из Советского Союза.

– Как бы мы не обременили вас… – нерешительно заметила Таня.

– О нет! Что вы, что вы! – запротестовал Макгрегор. – Для меня большая честь принимать у себя таких гостей.

Полчаса спустя Петровы и Потапов уже входили в дом, где жил Макгрегор. Это был большой коттедж английского типа с садом и несколькими запасными спальнями для гостей.

– Люсиль, где ты? – крикнул Макгрегор.

Со второго этажа сбежала девочка лет двенадцати – тоненькая, быстрая, чем-то напоминавшая стрекозу. Ее нельзя было назвать красивой, но, грациозная, легкая, с живым и подвижным лицом, на котором мгновенно отражалось каждое впечатление, она казалась прелестной. Особенно привлекало необычное сочетание ярко-синих глаз с черными волнистыми волосами.

Увидев чужих людей, девочка на мгновение остановилась. Макгрегор потянул ее за руку и с улыбкой сказал:

– Ну, что же ты? Принимай друзей из Советского Союза!

Люсиль внимательно оглядела гостей и с ноткой недоверия в голосе спросила:

– Неужели вы действительно прилетели из Советской России?

– Да-да, прямо из Москвы, – рассмеялась Таня.

После того как гости разместились по комнатам и помылись с дороги, все уселись за ленч. [1] Появилась старушка экономка. Вид у нее был смущенный и даже испуганный. Видимо, она не знала, как вести себя со столь необычными гостями.

Стол был накрыт по-английски: около каждого прибора лежал целый арсенал ножей, вилок, ложек, ложечек – для каждого кушанья отдельно – и стояли солонка и несколько бокалов, специально для каждого сорта вина. На каждом приборе лежала белоснежная, слегка накрахмаленная салфетка. «Если столько посуды, то сколько же будет еды!» – не без удовольствия подумал Потапов, изрядно проголодавшийся, да и вообще любивший плотно поесть.

Однако он сильно обманулся в своих ожиданиях. На завтрак подали бараньи отбивные с гарниром, вареную рыбу, компот из ревеня и на закуску сыр. Потом пили кофе. Казалось бы, не так уж мало. Но порции! Порции были просто микроскопические, кукольные, а хлеба пришлось по два тоненьких ломтика на человека. Все кушанья были приготовлены без соли: считалось, что каждый посолит по своему вкусу из своей солонки. Отодвигая пустую чашечку из-под кофе, разочарованный Потапов вполголоса сказал по-русски:

– Помножить бы всю эту еду на четыре… – и с опаской взглянул на Макгрегора: уж не понимает ли он по-русски?

Во время ленча Люсиль внимательно рассматривала московских гостей, следила за каждым их жестом. А Таню она просто пожирала глазами, хотя старалась равнодушно отвести свой взор всякий раз, как только Таня взглядывала на нее.

После ленча Макгрегор спросил:

– Как бы вы хотели провести время?

– Покажите нам Багдад, – за всех попросил Степан.

– Багдад! Гарун-аль-Рашид! «Тысяча и одна ночь»!.. – мечтательно сказала Таня.

– Что ж, поедем, – согласился Макгрегор. – Только заранее предупреждаю: вы будете сильно разочарованы…

– Можно мне тоже поехать? – умоляюще протянула Люсиль. Девочка очень боялась отказа.

– Пожалуйста! – сразу ответили Макгрегор и Таня. В автомобиле Люсиль оказалась рядом с Таней и все время сидела, крепко прижавшись к ней.

Макгрегор оказался прав: столица Ирака – Багдад 1942 года – ничем не напоминала волшебный Багдад средневековья.

Город раскинулся по обе стороны реки Тигр, вдоль плоских, голых, накаленных горячим солнцем берегов. Центр находился на восточном берегу: здесь были правительственные здания, иностранные посольства, крупнейшие магазины, главные мечети. Это был сегодняшний день Багдада. На западном берегу будто застыл вчерашний день города: здесь медленно умирали в руинах призраки далекого прошлого. А ведь когда-то именно на этом берегу Тигра билось сердце Багдада. Именно здесь шумела яркая, пестрая, живая столица Гарун-аль-Рашида. Но это было одиннадцать веков назад! Сегодня тут уныло лепились полуразвалившиеся хижины да лениво бродили между ними голодные, облезлые собаки…

В городе были две-три широкие улицы европейского типа, десяток-другой больших зданий. Все остальное очень напоминало старый Тегеран. Пыльные, немощеные улицы, на которых едва могут разойтись два встречных ослика, крохотные лавочки и харчевни, полуголые ребятишки с язвами на теле, больные трахомой, женщины в паранджах, сгибающиеся под тяжестью своих нош, и главное – базары, базары, нищие, пестрые и пахучие восточные базары.

В Багдаде была старинная цитадель, были мечети, караван-сараи… Но все это не отличалось ни особой древностью, ни особой красотой – все, кроме Тигра, легендарной реки библейских сказаний. Впрочем… «Далеко Тигру до нашей Невы», – подумал Петров, с нежностью вспомнив многоводную северную красавицу.

Макгрегор стал пояснять, входя в роль гида:

– Багдад – очень древний город: ему около четырех тысяч лет. Он многих владык видел на своем веку: вавилонян, египтян, арабов, монголов, персов, турок, англичан… Самой блестящей эпохой в истории Багдада были примерно три столетия – от девятого до двенадцатого века нашей эры: время Гарун-аль-Рашида и его наследников. Арабские хроники передают, что население Багдада в те времена доходило до двух миллионов человек, а по расцвету искусств, наук, литературы Багдад соперничал с испанской Кордовой. Но потом, в начале шестнадцатого века, пришли турки и все разрушили. Они разрушили и город, и замечательную систему искусственного орошения, на которой покоилась до того экономика страны; они перебили и увели в рабство большую часть населения. От этого удара Багдад уже больше никогда не мог оправиться… А в двадцатом столетии сюда пришел британский империализм. Он тоже сделал свое дело. Результаты – перед вами…

Когда прогулка по Багдаду была закончена, заехали в большое кафе европейского типа. Пили кофе с ликером, ели пирожные.

Вдруг Люсиль, которая почти все время помалкивала, взволнованно обратилась к Макгрегору:

– Можно мне подойти к тому столику?.. Там сидят мои знакомые девочки с мамой.

Получив разрешение, она быстро скользнула между столиками кафе и присоединилась к своим подругам. Макгрегор засмеялся:

– Ну, теперь Люсиль сделает полный доклад о вас и мамаше и дочкам.

Действительно, девочка с большим жаром что-то рассказывала своим знакомым, а ее подруги осторожно и как бы невзначай бросали в сторону русских любопытные взгляды.

– Славная девочка! – улыбнулся Степан. – И такая живая! Я представлял себе английских детей немного флегматичными.

– Да ведь Люсиль не чистокровная англичанка, – ответил Макгрегор. – Ее отец шотландец, а мать гибралтарка.

– Гибралтарка? – удивился Степан и даже перевел это открытие Потапову, который, не зная языка, сидел и размышлял о чем-то своем.

– Да… вы, конечно, не знаете… – усмехнулся Макгрегор. – Что такое Гибралтар? Это скала, занимающая три квадратные мили. Со всех сторон она окружена Испанией, и на протяжении двух с половиной веков [2] там происходило естественное смешение национальностей. В результате возникла особая этническая группа – гибралтарцы. Но, видимо, испанская кровь оказалась сильнее английской: почти все гибралтарцы брюнеты и отличаются большой живостью характера. Отец Люсиль, гидроинженер, в молодости служил в Гибралтарском порту. Там-то он и нашел себе жену.