Приключения послушного Владика - Добряков Владимир Андреевич. Страница 18

— Съездить бы им по башкам этой бутылякой! — И посмотрел на валявшуюся газету с объедками. — Жрут, пьют! Хоть бы захлебнулись этой вонючкой!

Не очень было приятно услышать такое Владику.

— А ты разве не пробовал? — осторожно спросил он Егорку.

— И не собираюсь! — отрезал тот.

— Но ведь многие пьют.

— Пьют, — подтвердил Егорка. — Без ума потому что.

— Зачем же в каждом магазине продают?

— Ладно, — отмахнулся Егорка. — Умник нашелся! Вопросы задает!.. Сережка! Чего уши развесил? Я буду закапывать?

— Сейчас! — Сережка опустился на колени и частыми взмахами топорика подрубил слой земли, подрубил с другой стороны, поперек и, наконец, поднатужившись, выворотил квадратный кусок дерна. Ямку он немного углубил, и Наташа, скатав газету с мусором и объедками, уложила все в яму.

— Полежит, сгниет — удобрением будет, — сказал Сережка. — Круговорот природы.

Толик вынул из кармана сетку, положил в нее бутылочный трофей и виновато вздохнул:

— А вторую, видно, с собой унесли. Все обшарил — нету.

— Значит, в магазин сдаете их? — настырно поинтересовался Владик у ответственного за посуду и бухгалтерию. Он был раздосадован, что Егорка скомкал разговор о вине. Будто и говорить об этом считал нестоящим делом.

— А что же их, солить — бутылки? Или на огороде вместо картошки сажать? Хорошо бы! — Толик засмеялся и радостно обернулся к Наташе: — Правда, Наташ, здорово бы: посадил на огороде десять бутылок — осенью собрал пятьдесят.

И Егорка неожиданно развеселился:

— Что ж так мало? С умом посадить — и все двести, триста вырастут. Главное, как посадить да чем удобрить. Есть у меня одна идейка…

Толик даже заморгал бесцветными ресницами:

— Идейка? А разве бутылки…

— Пошли на озеро! — непонятно хохотнул Егорка и поднял с земли щиты. — Насчет бутылок пока не придумал, а про что другое — шевелю извилинами.

— Про что?

— Это, Тольян, пока — ВТ.

— Военная тайна?

— И мне не скажешь? — спросила Наташа.

— Еще раз повторить? — важно сказал Егорка. — ВТ. Баста. Никаких вопросов.

Ничего решительно не понял Владик. Темнит что-то командир Егорка. Ладно, нельзя о военной тайне — спросит о деньгах, для чего собирают их? Бухгалтерию какую-то ведут…

— У нас во дворе, сказал Владик, — мальчишка один есть, Васята. Он как отнесет бутылки или книжку в магазине продаст, так сразу сигареты покупает.

— И дурак! — отозвался Егорка. — Будто на что другое нельзя потратить!

— На конфеты? — спросил Владик.

— Хоть и на конфеты.

— И вы конфеты покупаете? — Владик упрямо докапывался до истины.

— Мы на дело собираем. На важное дело.

— На какое дело?

— Говорю: важное. Для главного члена «зеленого патруля».

— Хватит тебе! — рассердилась Наташа. — Это же никакая не тайна. — И она сказала Владику: — Для того велосипеда собираем, чтобы на нем патрулировать. Когда накопим побольше, то Егорка и Сережа поедут в город и поищут что нужно в мастерской, где чинят велосипеды. Хорошо бы седла и педали на каждого, тогда бы все крутили. За полчаса все бы вокруг объездили, всех бы нарушителей распугали.

Да, на таком велосипеде и Владик с удовольствием покатался бы. Он даже пожалел, что тетя Нина ничего не сказала ему про этот велосипед. Могли бы с отцом что-нибудь и достать в городе. У них-то должны быть такие мастерские, город огромный. И у ребят поспрашивал бы. Наверняка у кого-нибудь валяются старые ненужные велосипеды.

Второй щит вбили у ручья. Там в этот час лишь один частник-любитель наводил блеск на своем дымчато-голубом «Москвиче». Да и то машину он мыл на достаточном удалении от ручья, который с тихим журчанием нес свои неторопливые струи в большую воду синего озерного простора. Так что и придраться было не к чему. Хоть вода в ручье и не очень радовала чистотой и прозрачностью, но загорелый парень, мывший свою лакированную любимицу, был в этом не повинен.

Все-таки Сережка вбил щит. Не один же этот парень старательно обмывает здесь пыльные бока и колеса своих машин. И если бы все не ленились таскать ведра с водой метров на тридцать — сорок, как этот любитель. Где там! Моют здесь же, в двух шагах от ручья.

Парень положил мокрую тряпку, подошел к щиту, прочитал, не усмехнулся. Лишь спросил с уважением:

— От какого, ребята, общества?

— Мы сами по себе, — сказал Егорка.

— Пионерский патруль, — добавила Наташа.

— Вот оно как! — искренне удивился парень. — Выходит, сознательность по самому высокому классу. Ну, молодцы!

От похвалы щеки ребят заалели. И Владику было необыкновенно приятно. Одно смущало: какие же здесь его заслуги? Пока никаких.

На пляже

Последний щит установили далеко от ручья, на берегу озера, где неширокой опояской желтела полоса пляжа. Песок сюда привезли машинами — все удобства создали купальщикам. Даже две кабинки поставили, лавочки у самой кромки воды и железный зонт-грибок, на котором висели, размахивая ногами, голопузые, коричневые от загара мальчишки.

На патрульных, появившихся на пляже с повязками и галстуками, смотрели по-разному. И с восхищением, и кривя в усмешке губы, но смотрели многие. И Владик под этим перекрестным огнем любопытных взглядов чувствовал свою значительность и словно бы взрослость.

Егорка первым скинул с себя одежду и, разбежавшись, с шумом плюхнулся в воду. Наташа, оставшись в ладном красном купальничке, до пояса открывавшем ее гладкую спину, не спешила бежать за братом. Она с улыбкой оглядела крепенькую фигуру Владика.

— И правда, как самбист. По физкультуре у тебя тоже пять?

Владик, чуть напрягая на руках мускулы, не удержался — похвастал:

— Физрук доволен. В пример ставит. Говорит, что через коня лучше всех прыгаю. И вообще… я и с верхотуры могу сигануть.

— А плаваешь хорошо?

Тут уверенности у Владика сразу поубавилось. В море-то он плавал, но рядом был отец. И потом море — не озеро. Вода, особенно в Черном море, очень соленая, а значит, тяжелей пресной. Потому и держит на поверхности лучше, плавать легче. Сама-то Наташа, интересно, умеет плавать? Хотя, если ловит рыбу… Спасибо, Толик отвлек Наташу от расспросов.

— Гляди, гляди, — с беспокойством затормошил он ее, — Витька там. У кабины, видишь? С Петром…

— Да нам-то что! — пренебрежительно сказала Наташа, но в сторону кабины все же посмотрела, отыскала глазами среди мальчишек бронзового Витьку, лежавшего на песке в красных плавках с полосатым пояском, и повторила: — Нам-то что!

— А если подойдут и станут приставать? — Толик зябко поежил худенькие плечи, будто солнце, сиявшее в голубом небе, вдруг специально, лишь для него одного, заслонилось тучкой.

— Не пристанут, — сказала Наташа. — Нас же сколько! Да и Владик вот, — она вновь с улыбкой оглядела своего городского родственника, — в обиду не даст. Самбист.

Вчера Владик только усмехнулся на такие слова — какой, мол, он самбист, перестаньте шутить, а сейчас все же посчитал неудобным пользоваться незаслуженной славой.

— Ты, Наташа, наговоришь! Придумал Егорка…

— Ну, а плаваешь как?

— И плаваю неважно, — признался Владик.

Видно, у девчонок это в крови — жалеть и учить.

Наташа тотчас объявила, что научит Владика плавать по-настоящему. Впрочем, она и о Толике не забыла — потянула его за руку:

— Тоже чуть получше топора плаваешь.

В воду Наташа входила смело и решительно, словно с кем-то побилась об заклад, что на теле ее ни одна жилочка не дрогнет. Глядя, как быстро вода скрывает ее ноги, красный, натянутый купальник, Владик и сам захотел войти в воду так же спокойно и бесстрашно. Но чего это стоило! Пока шел на глубокое место, нисколечко воздуха не глотнул, и сердце, казалось, уже совсем не бьется. И может, дрогнул бы он, спасовал, если бы не Наташа.

Обернувшись, стоя по плечи в блестящей и голубой, как небо, воде, она смотрела на приближавшегося Владика и улыбкой своей будто говорила: «Смелей, смелей ко мне». А Толик на полдороге остановился, у него и плавки еще были сухие. Возможно, оттого не пошел, что Наташа не на него смотрела и не ему показывала в улыбке свои белые, как сахар, зубы.