За стеной - Никс Гарт. Страница 21

Аббас приложил руку к стене. Он больше не слышал взрывов. Воздушный налет закончился. Спасатели, наверное, уже вышли на улицы. Но как привлечь к себе их внимание? Минут через десять — двадцать они утонут.

— Помогите! — закричал Аббас, он не успел даже подумать, прежде чем слово сорвалось с его губ. Джошуа вздрогнул от неожиданности. — Помогите!

Крик отозвался эхом от бетонной плиты и воды, но Аббас понимал, что наружу крик не донесся. Никто их не услышал.

— Мне холодно, — захныкал Джошуа. — Тут мокро.

— Я стараюсь позвать на помощь, — сказал Аббас. — Я стараюсь…

— А кролик Чарли…

— Заткнись ты со своим кроликом! — заорал Аббас. Он схватил кролика и от злости и отчаяния чуть не оторвал ему уши. — Кролик Чарли — игрушка!

Джошуа начал всхлипывать, и от глубоких, сильных рыданий затряслось все его тельце.

Аббас отпустил кролика и уставился на его большеглазую, длинноносую меховую мордочку. Кролик Чарли был игрушкой. Славной игрушкой.

— Шшш-шш, все в порядке, — уже спокойнее сказал Аббас. — Прости меня. Кролик Чарли нам поможет.

Рыдания Джошуа перешли в сопение.

— Кролик?

— Кролик, — подтвердил Аббас. Он отодрал от разбитой крышки люка большую щепку и просунул ее в дырку в бетонной плите. Затем открыл панель на спине кролика Чарли. — Только нам придется посидеть немного в темноте, потому что Чарли нужны батарейки. Ради Чарли не будешь бояться?

— Не буду…

Аббас посадил Чарли между ними, открыл фонарь и вынул оттуда батарейки.

ОДНА БАТАРЕЙКА ВОШЛА, ПОПАЛА В ПАЗ… ВСЕ НУЖНО ДЕЛАТЬ ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО… ОНИ БУДУТ РАБОТАТЬ…

Аббас вставил батарейки, переключил движок на «максимум» и закрыл панель. Будет ли Чарли работать? И даже если он заработает, поможет ли им это? Вода уже дошла до пояса, и было так холодно, что Аббас не чувствовал своих ног.

— Джошуа, — прошептал Аббас, — пощупай Чарли, поверни его носик.

Джошуа зашевелился. Затем вдруг вспыхнул свет и раздался первый звук. Кролик Чарли задергался, его глаза засияли глубоким, ярко-зеленым блеском, лапки задвигались вверх-вниз, и он запел свою знаменитую песенку:

Внезапно песенка остановилась.

Аббас затаил дыхание в надежде снова услышать дурацкую песенку, или чей-нибудь оклик, или… что-нибудь еще… Но ничего не произошло. Холоднющая вода добралась до рук, но поднималась уже не так быстро.

— Джошуа, — сказал Аббас, — поднимись как можно выше и подставь лицо к дырке.

— Кролик Чарли приведет к нам помощь, — уверенно сказал Джошуа, свернувшись в крошечный комочек.

— Да, — ответил из темноты Аббас. Он закрыл глаза и склонил голову, вода стала ласкать его шею. Теперь ему уже не было холодно, ему было все равно. — Кролик Чарли приведет к нам помощь…

— Я попрыгушка, я скачу на месте, давайте будем веселиться вместе, — вдруг запел Джошуа. — Аббас!

— Что?

— Смотри, Аббас! Свет!

Аббас открыл глаза, Бетонная плита поднималась вверх, бетонная плита зависла в воздухе. Электрический свет был таким белым, таким резким, что Аббас закрылся от него рукой. Потом чьи-то руки подхватили Джошуа, затем выбрался и Аббас, заливая землю стекавшей с него водой. Вокруг них раздавались громкие голоса, кто-то кричал, кто-то задавал вопросы, было слишком шумно, чтобы хоть что-то понять. Аббас разобрал только тоненький голосок, который прорезался сквозь весь этот шум. Дрожащий в ночи голосок Джошуа.

— Чарли! Где мой кролик Чарли?

На маяке

Прибытие

Когда причаливал золотой корабль, все собрались на пристани. Люди сошлись вовсе не потому, что им так было велено, хотя некоторые все-таки считали, что существовала некая инструкция или даже приглашение. Нет, на пристань их привело простое любопытство.

Охотники Крэйню встретили яхту за пять рилгусов от берега и, обнаружив, что Крэйню отказывается подняться сквозь горячие лунки и дневной туман, образовали вокруг корабля своего рода эскорт. Когда селяне увидели, что охотники в два ряда идут на лыжах по обеим сторонам большого корабля с парусами цвета солнца, они, естественно, пошли посмотреть, какую награду получат искатели.

Маркус Килман видел все это совсем в другом свете. Стоя на корме «Шустрого Овода», он помахивал левой рукой, как махал бы правитель своим новым вассалам. Он был в новехоньком, хрустящем белом костюме. В туфлях на золотых каблуках он достигал роста в пять футов один дюйм и, благодаря еженощным упражнениям со свинцовыми грузилами, мочки его ушей свисали так низко, что могли бы считаться красивыми.

Когда «Шустрый Овод» пришвартовался к пристани, для которой был пробит лед в Летних Полях острова, и команда выстроилась на фордеке, бывший боцман экс-сенатора флота просвистел в свисток. Килман воспринял это как салют в свою честь, но на самом деле боцман просвистел мотивчик из комической оперы «Великий Крэйню из Глубины». Как всегда команда ухмыльнулась, затем смех превратили в кашель. Килман быстро заставил Боунсмена проверить, не больны ли у матросов легкие или горло. Он боялся любой инфекции. Впрочем, на корабле Килмана Боунсмен никогда инфекции не находил.

Килман спустился с кормы и шагнул на сходни. Толпа встречающих островитян, которая помалкивала скорее из учтивости, нежели от благоговения, искренне его приветствовала. Уважение! Наконец-то он нашел место, не испорченное идеалами равенства! Он будет королем, а они — его вассалами.

— Народ Лисдена! — с пафосом произнес Килман, и голос его сорвался на высокой ноте, как будто у трубача не хватило воздуху. — Я — Маркус Килман, я купил этот остров. Я — ваш новый владелец.

Островитяне восприняли это сообщение с невозмутимым спокойствием. По мнению Килмана, восторженные аплодисменты должны были продолжаться десять секунд, но после шести секунд неловкого молчания все-таки решил снова заговорить.

— Народ Лисдена! Я принес вам новую эру мира и процветания, понижение налогов и хорошее правительство.

На это заявление последовала хоть какая-то реакция. По толпе пробежал легкий шепот, от одной группы людей — к другой, как бежит по воде от лилии к лилии жук-водомерка. В Лисдене уже был мир; было такое процветание, которое их вполне устраивало, люди они были не жадные; налогов вообще не существовало, так как объединение Крэйню снабжало из своей прибыли всем, что нужно; и единственным правительством был совет объединения, членом которого становился каждый взрослый островитянин. Теоретически остров был департаментом правительства материка, которое присматривало за его делами, но уже много лет назад все бумаги, касающиеся острова, были потеряны, и, соответственно, на материке о существовании острова вообще забыли.

Килман оценил подобную реакцию толпы как сдержанную радость по поводу хорошей новости и готов был и дальше делать грандиозные заявления, когда из толпы вышла женщина и ступила на сходни. Она была много моложе Килмана, но выглядела так, что ее возраст — от шестнадцати до тридцати — трудно было определить точно, к тому же ее рост и внешность производили очень сильное впечатление. Она была, по крайней мере, шести футов и двух дюймов роста, а в своем простом черном платье с длинным серебряным шарфом, как стрела перекинутым через плечо, выглядела еще выше.

— Сэр, — сказала она на языке материка, причем сказала с таким акцентом, что ясно было — этот язык для нее не родной. — Могу я спросить, у кого вы приобрели этот остров?

— Что ж, малышка, — ответил Килман, глядя на женщину с верхнего уровня сходен и надеясь, что она не станет подниматься выше, — я приобрел этот остров у Аисденской Рыболовной Экспортной Кампании за сумму в один, точка, семь пять миллионов золотых византинов.