Большая книга ужасов – 48 (сборник) - Русланова Марина. Страница 45

Речку я увидела, пройдя немного через эти заросли и все же промочив ноги. Теперь оставалось просто идти вдоль ее течения, но это оказалось не так просто. Через полчаса ходьбы я уперлась в такой глухой кустарник, что моя отчаянная попытка проломиться через него потерпела фиаско. Я попыталась идти по самому берегу, вдоль кромки воды, покрытой тонким льдом, но берег впереди оказался заболоченным. Тогда я решила вернуться и поискать другой путь.

Не стану описывать всех своих злоключений. Я пару раз находила нечто похожее на дорожку, но она терялась в зарослях, и трижды я чудом не провалилась в болото. Стало совсем темно, и я поняла, что дальше испытывать судьбу попросту глупо. Если я все же провалюсь в болото, кто меня спасет? К тому же я промокла, замерзла и ужасно устала. Оставалось одно из двух – либо продолжать эти бесполезные попытки, либо действительно постучаться в монастырь, может, пустят погреться.

И я повернула обратно к монастырю. Его купола чернели на фоне темно-синего неба, оконца верхнего этажа приветливо светились. Теперь монастырь не казался мне таким уж хмурым и неуютным. Вот только пустят ли?

Вот сидела бы сейчас дома… Должно быть, мама уже пришла с работы и обнаружила мой побег. Но почему не позвонит?

Я вынула мобилку и убедилась – в этом месте нет связи.

Но, с другой стороны, оставаться дома, среди этих кошмаров, я тоже больше не могла. Жалко маму, но если бы я не уехала и в итоге попала под машину или сиганула из окна – ей ведь было бы еще хуже!

На воротах монастыря обнаружилась кнопка звонка, и я, собравшись с духом, позвонила. Меня словно ждали. Внутри раздались быстрые шаги, и грубоватый женский голос спросил:

– Кто там?

– Простите, я заблудилась…

Честно говоря, я ожидала, что меня прогонят. Но створка ворот тут же раскрылась, и оттуда выглянула дородная монахиня средних лет. Я хотела объяснить ситуацию, но не знала, как это быстренько сделать, пока перед моим носом не захлопнули дверь. Впрочем, объяснения и не понадобились. Женщина окинула меня беглым взглядом, кивнула, потом зачем-то оглянулась по сторонам и сказала:

– Входи.

Монастырь

Я молча вошла, и она, заперев ворота на ключ, тоже молча повела меня через мощенный булыжником двор к тому самому невзрачному зданию, которое при первом взгляде вызвало у меня тоску. Однако внутри оно оказалось чистеньким и уютным, а главное – теплым. Стены были аккуратно выбелены, а пол покрывали узорчатые дорожки.

– Подожди здесь, – сказала моя провожатая. – Я сообщу матушке Евдокии.

Она свернула за поворот коридора и скрылась из виду. Кто знает, как воспримет эта самая матушка мое появление. Еще начнется сейчас – почему в брюках, почему без платка! Я однажды имела неосторожность зайти в церковь в таком виде, как сейчас, и там нарвалась на подобные нравоучения. Тогда я развернулась и ушла, но теперь, когда я только-только начала согреваться…

Матушка Евдокия появилась с противоположного конца коридора. Это была невысокая, приятной внешности женщина средних лет.

– Здравствуйте, – несмело сказала я, когда они с моей провожатой подошли ко мне.

– Добрый вечер. Тебе не плохо? – строго спросила она, окидывая меня пристальным взором.

– Нет, – удивилась я странному вопросу. В самом деле, почему мне должно быть плохо? Устала – да, проголодалась – да, замерзла – не то слово, но чтобы плохо? Неужели я так плачевно выгляжу?

– Вот и славно, – удовлетворенно кивнула матушка и улыбнулась: – Заблудилась, значит? И куда же ты шла, если не секрет? Или – откуда?

– Я к бабушке приехала, в деревню Холмище, но не нашла туда дороги.

– Ты приехала туда к бабушке? – Ее лицо вытянулось в нескрываемом изумлении. – Вот это да! Впрочем, ладно, позже побеседуем, скоро время трапезы. Раиса, позаботься.

Вот так, и никаких придирок к брюкам!

После трапезы, на которой присутствовали около двух десятков женщин разных возрастов, матушка позвала меня к себе и подробно расспросила о моих приключениях. С дотошностью сыщика она выспрашивала о каждой мелочи, и я сама не заметила, как рассказала ей все с самого начала, то есть с появления Лильки. Матушка Евдокия то хмурилась, то удивлялась, но, по всему видать, верила.

– Что ж ты не послушалась матери? – пожурила она меня под конец. – Мать-то, поди, лучше знает, раз не пускает.

– Ой! – спохватилась я. – А нельзя ли отсюда позвонить?

– У нас нет телефона.

– А с мобильника? Есть тут сигнал?

– Разве что с колокольни, и то с десятой попытки.

В сопровождении все той же Раисы я поднялась на колокольню, и у меня все же получилось дозвониться.

– Что с тобой, где ты? – закричала мама, едва взяв трубку.

– Да не волнуйся, мам, все нормально, я благополучно доехала. Остановилась переночевать в монастыре, а завтра пойду…

– Не смей туда ходить! Завтра с утра на автобус и домой, поняла!

– Мам, да не переживай ты! – попыталась я ее успокоить. – Я ведь уже не маленькая и вполне могу за себя постоять. Раз уж я сюда приехала, то хотя бы пойду и познакомлюсь с бабушкой. А потом вернусь, если ты так настаиваешь.

– Ох, Ника, – вздохнула мама. – Вечно тебе неймется! Ты не…

Пи-пи-пи… Связь прервалась.

Еще несколько раз набирала я номер, но без толку. Ну что ж, может, так и лучше. Мама предупреждена и вроде бы уже не слишком сердится, вот и хорошо. А сказать окончательное «нельзя!» она не успела, хи-хи! Ладно, мам, обещаю тебе бережно относиться к семейным тайнам, которые там узнаю.

Я спустилась вслед за Раисой по скрипучей деревянной лестнице, освещаемой лишь моим мобильником. Сойдя на землю, Раиса первой свернула за угол.

– Тьфу ты!.. Господи помилуй, напугала! Что ты тут ходишь?

Оказалось, она едва не столкнулась лбами с какой-то молодой монахиней, которая, фыркнув, убежала.

Матушка Евдокия дожидалась нас в коридоре у входа.

– Ну как, дозвонилась?

– Да, спасибо.

– Успокоила маму?

– Более-менее. Не успели договорить, связь прервалась.

– И как, разрешила она тебе идти в деревню?

– Вообще-то нет, – призналась я. – Но и запретить не успела.

– Как же ты намерена поступить?

– Раз уж я сюда приехала, так схожу, хоть познакомлюсь. Интересно все же. У меня никогда не было бабушки…

– Понимаю, – добродушно улыбнулась матушка, но сразу же снова приняла строгий вид: – Вот что, Ника. Так и быть, расскажу я тебе кое-что об этой деревне, и ты подумаешь, идти туда или нет.

Скрипнула входная дверь, и порог перешагнула та самая молодая монахиня, что пять минут назад напугала Раису. Это была девчонка примерно моих лет или чуть старше, с широким одутловатым лицом, на котором застыла ироничная улыбочка.

– Марина, ты где бродишь? – строго спросила матушка.

– Вышла воздушком подышать, а че тут такого, гы! – без малейшего почтения ответила та.

– Марина! – возмущенно загудела Раиса. – Да как ты…

Матушка остановила ее жестом:

– Постой. Вот что, Марина, ступай, отопри нижнюю келью, там мы устроим на ночлег нашу гостью.

Марина ушла, а я вопросительно уставилась на матушку.

– Вы хотели мне что-то рассказать…

– Да, Ника, мы поговорим, но утром. Не следует некоторые вещи упоминать на ночь глядя. Сейчас тебе лучше поскорее уснуть. Ложимся мы здесь рано и встаем рано.

Так она говорила, пока мы шли по извилистому коридору. За поворотом несколько ступенек вели вниз, и там я увидела две низкие двери, одна напротив другой. Та, что справа, была открыта, а рядом стояла, подбоченившись, Марина и вертела на пальце ключ.

– Вот тебе и спальня, – сказала она. – Да смотри, дверь не перепутай, гы!

– А что там? – Я покосилась на левую дверь.

– А там у нас святая отшельница! Сама никуда не выходит, и к ней заходить нельзя, во как! Только Евдокии и можно…

– Не Евдокии, а матушке Евдокии! – грозно поправила Раиса.