Изумрудный атлас - Стивенс Джон. Страница 45
Эмма подцепила ложкой последний кусочек морковки, потом поднесла миску ко рту и выпила остатки бульона. Она вспомнила о детях, которые были заперты в особняке и не могли убежать, потому что знали: если они сделают это, Графиня жестоко расправится с их отцами и матерями.
— Тебя как зовут?
— Дена.
— Так вот, Дена, ты и понятия не имеешь о том, о чем болтаешь. Так что просто закрой свой глупый рот, ясно?
Девочка вскочила и сжала кулаки.
— Скажи спасибо, что ты больная и младше меня, а то я бы заставила тебя взять эти слова обратно!
Эмма отшвырнула миску и спрыгнула с кровати. Судя по всему, в старухиной похлебке было что-то еще, кроме мяса и овощей, поскольку к Эмме полностью вернулись силы.
— Давай попробуй!
Еще секунда, и они обе покатились бы по полу, молотя и колотя друг друга как бешеные, но тут полог на двери отлетел в сторону, и в дом вошел мужчина. Как и у Габриэля, у него были длинные черные волосы, но на этом сходство заканчивалось, ибо вошедший был гораздо ниже ростом и заметно уже в плечах, с лицом совсем юным и не обезображенным шрамами. Невозможно было понять, догадался он о том, что здесь едва не произошло, и было ли ему хоть какое-то до этого дело, ибо лицо его осталось совершенно непроницаемым. Бросив быстрый взгляд на Эмму, он сказал девочке:
— Ей нужна обувь.
Дена немного помедлила, но потом с раздраженным сопением наклонилась, вытащила из-под кровати пару разношенных мокасин и швырнула их Эмме.
— Идем со мной, — велел мужчина, поворачиваясь к выходу и приподнимая полог.
— Я хочу видеть Габриэля!
Мужчина обернулся через плечо:
— Габриэль прислал меня.
С этими словами он вышел из хижины. Эмма сунула ноги в мокасины и выбежала за ним, бросив последний угрожающий взгляд на Дену.
Деревня приютилась на склоне горы между двумя поросшими соснами хребтами. Выйдя из жаркой душной хижины, Эмма остановилась, чтобы вздохнуть полной грудью. Воздух был прохладен, свеж и напоен ароматами летнего утра. Вся деревня состояла примерно из двадцати хижин, одни из которых прятались среди больших кряжистых деревьев, а другие выстроились вдоль центральной улицы, круто поднимавшейся вверх по склону (если, конечно, можно назвать «улицей» полоску утоптанной земли шириной в двадцать футов). Эмма пошла за молодым мужчиной, на ходу размышляя, куда могли подеваться все люди; потом дорога сделала поворот, и она увидела. Вся деревня — по крайней мере, Эмме показалось, что здесь была вся деревня, — собралась перед одной из хижин. Люди плотно обступили группку из шести или семи стариков и внимательно ловили каждое их слово. Эмма была слишком далеко, чтобы разобрать, о чем шла речь, но ей показалось, будто там проходило какое-то совещание. Когда они с молодым человеком подошли ближе, старики замолчали, уставившись на девочку. Провожатый Эммы почтительно поклонился и приподнял полог на двери хижины, чтобы она могла войти внутрь.
В комнате было темно, а когда полог опустился, стало еще темнее. Молодой человек не вошел следом за Эммой. Она остановилась, дожидаясь, пока ее глаза привыкнут к темноте. В хижине стоял тяжелый, гнилостный запах. Какая-то большая темная фигура шагнула к Эмме. Поморгав, Эмма узнала бабушку Пит. Ведунья схватила ее за руку и втащила в глубину комнаты.
— Где Га…
Вопрос застрял у нее в горле. Старуха отвела ее в дальний угол комнаты, где на кровати лежал Габриэль — голый по пояс, с закрытыми глазами. Шесть порезов алели на его руках, а в боку зияло зловещего вида отверстие. Но не сами раны заставили Эмму судорожно втянуть в себя воздух и закусить губу. Вокруг каждой из ран, прямо под бледной кожей, расползались толстые черные щупальца.
— Яд, — сказала бабушка Пит. — Дойдет до сердца, и он умрет.
— Так сделайте же что-нибудь! — взмолилась Эмма. — Спасите его! Сделайте что-нибудь! Вы должны!
— Не так это просто, дитя. Составляющие для противоядия очень редкие, трудно их достать. Я истратила все, что у меня было, чтобы спасти твою жизнь. Габриэль так велел. — Старуха схватила миску, наполненную комковатой желтой пастой, и принялась яростно растирать ее. — Не знаю, ох не знаю…
Эмма смотрела на исполинского мужчину. Он спас ее и теперь умирал. Это было несправедливо. Должно быть какое-то…
Внезапно голова Эммы рывком запрокинулась назад. Это бабушка Пит вдруг схватила ее за лицо.
— Вы что…
Но старуха даже не смотрела на Эмму. Она рассматривала свой длинный желтый ноготь, с которого свисала одинокая слеза Эммы. Задумчиво фыркнув, бабушка Пит стряхнула слезу в миску, велела Эмме стоять смирно и собрала еще полдюжины слез, добавив их все в желтую кашицу.
— Хммм, — бормотала она, шаркая вокруг кровати и помешивая свое снадобье. — Может быть…
— Ты… — Габриэль открыл глаза. — Хотел тебя… видеть…
Эмма выдавила улыбку и изо всех сил постаралась говорить как можно веселее и увереннее:
— Я в порядке. Все благодаря тебе. И с тобой тоже все будет в порядке. Бабушка вылечит тебя, как меня вылечила! Она так и сказала, можешь не волноваться. Будешь как новенький!
Встав с другой стороны кровати, старуха принялась размазывать желтую кашицу по ранам Габриэля. Эмма услышала, как шипит и пузырится снадобье.
— Я… рад… что ты поправилась… — сказал Габриэль и закрыл глаза.
«Пожалуйста! — взмолилась Эмма. — Пожалуйста, пусть он исцелится!»
Она вложила свои маленькие руки в его лапищу. Наверное, лекарство страшно щипало, потому что Габриэль с силой стиснул в кулаке обе ее ладошки. Но Эмма и не подумала выдернуть их. Она знала, что ни за что его не оставит.
Глава 15
В Мертвый город
Кейт и Майкл шли в центре отряда, прямо за гномом, которому было поручено тащить старого, белобородого и громко храпевшего Фергюса у себя на спине. Хэмиш шагал впереди. Всего их было семеро.
Их не провожали фанфарами, когда они выступали из столицы гномов. Хэмиш заявил, что если народ узнает о его уходе, то непременно устроит грандиозный парад и пышные проводы, и ему придется целую неделю целовать младенцев. Кейт заметила, что при этих словах остальные гномы переглянулись, а Фергюс даже фыркнул, правда, он тут же попытался выдать свое фырканье за кашель и в самом деле так раскашлялся, что целую минуту не мог остановиться.
Они вышли через невысокие дальние ворота и пустились в путь по бесконечным, освещенным факелами коридорам, содержавшимся в идеальной чистоте и порядке. Всю дорогу Хэмиш, не закрывая рта, рассказывал об истории Мертвого города, о связанных с ним преданиях и о том, сколько силовых упражнений для бицепсов он делает каждое утро…
Кейт придвинулась к Майклу.
— Не надо было так разговаривать с Хэмишем, — прошептала она и крепко пожала ему руку. — Но это был очень-очень храбрый поступок.
Майкл заметно смутился.
— Да ну, пустяки.
— Нет, не пустяки. И Эмма сказала бы то же самое.
Их разговор заглушался бряцаньем гномьих доспехов, грохотом железных каблуков по камню, храпом Фергюса и монотонной болтовней Хэмиша, поэтому когда Майкл снова что-то сказал, Кейт пришлось попросить его повторить.
— Думаешь, с ней все в порядке?
— Конечно, — ответила Кейт с гораздо большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. — Доктор Пим нам сказал, что она с Габриэлем. Он не даст ее в обиду.
— Не знаю, увидим ли мы ее когда-нибудь.
— Непременно увидим! Даже не сомневайся!
Майкл кивнул и поспешил сменить тему, сказав, что не понимает, почему Хэмиш не взял с собой побольше гномов. Ведь у Графини совсем не так много Крикунов. Почему же тогда не привести армию и не вышибить их из туннелей?
— Из-за салмак-таров.
Гном, сказавший эти слова, шел как раз за детьми, у него были черные волосы, черная борода и очень густые и косматые брови. Он выглядел заметно моложе своих товарищей. И еще Кейт поняла, что он намеренно говорит очень тихо.
— Примерно год назад король узнал, что как только ведьма обосновалась в наших горах, она тут же столковалась с этими гнусными тварями и гномоубийцами! Вы же знаете, о ком я говорю, да?