Домовёнок Кузька и враг-невидимка - Александрова Галина Владимировна. Страница 4

— Ой, — вспомнила Наташа, — а я, кажется, вас узнала. Вы — Баба Яга. В прошлый раз вы Кузеньку похитили. Так это он самое ценное? Только теперь я вам его не отдам. Я хоть и простая девочка, но за друга постоять могу.

— Что ты, вкусненькая, — даже испугалась Баба Яга, — я уж и не помню, когда последний раз кого похищала. Кузенька сам меня вызвал на помощь. Говорит, напал на землю русскую черный ворог. Добрых молодцев и красных девиц в изваяния превращает. Только я, говорит, с этим ворогом справиться могу.

— Вы что-то путаете, — уверенно отвечает Наташа, — никто на землю русскую не нападал.

— Нападал, нападал, — раздался у нее за спиной голос домовенка, — еще как нападал! Где у вас тут место есть, где никто не подслушивает? Нам с Бабой Ягой совет держать надо.

— Можно в шкафу спрятаться, — советует Наташа, — там для секретов самое подходящее место. И темно, и страшновато. А мы, по-честному, подслушивать не будем. Мы уши руками закроем.

Долго держали совет Кузька с Бабой Ягой. Наташа с Юлькой от любопытства даже чуть-чуть подслушивать не начали. Вернее, шишига все-таки не удержалась и в щелочку посмотрела. Но про «подсматривать» домовенок ничего не говорил, поэтому стыдно ей не было. Все равно она ничего не увидела. Только любопытство сильнее распалила. Настолько, что даже про телевизор забыла. Чего стоят человечки на экране, когда дома такое делается!

— Вообще, это невежливо, — сердится Наташа, — пришла в гости ко всем, а секретничает только с домовенком. Больше двух говорят вслух. Нет, я сейчас им прямо скажу, что обо всем этом думаю.

— Мне тоже интерешно, — вздыхает шишига, только Кузенька громко ругаться будет, если мы сейчас им прямо скажем, что обо всем этом думаем. Давай лучше, как умненькие, сядем на диван и будем ждать, когда у них совещание закончится. Кузька справедливый, он нас долго мучить не будет, сам все расскажет.

— Давай, — соглашается Наташа.

Долго сидеть им не пришлось.

— Ну-ка, сладенькие мои, покажите мне заразного больного, — деловито вышла из шкафа Баба Яга в белом медицинском халате, — я его слушалкой слушать буду и направления в разные стороны выписывать.

— Вон, в углу притаился, — кивает Кузька на ящичек.

— На что жалуемся? В животе не бурчит? Искры из глаз не сыплются? Страсти всякие не мерещатся? Чего молчим? Язык проглотили? Или с детства немотой маемся? — закрутилась возле телевизора Баба Яга.

— Да он просто выключен, — заступилась за телевизор Наташа. — Мы его только-только перед вашим приходом выключили, чтобы не перегрелся.

— Нехорошо. Включаться надо, когда с вами взрослые разговаривают. Я ведь не всегда такая добрая. Могу укол сделать, могу в гипс замуровать, могу зеленкой измазать. Эй, Кузенька, неси-ка мой медицинский чемоданчик. Будем разговаривать с этим ящичком со всей строгостью.

— Подождите со строгостью, — испугалась Наташа и включила телевизор.

А там красны девицы в желтеньких юбочках задорно пляшут да про любовь несчастную поют. Да так трогательно поют, что даже у строгой лесной бабушки дрожь в коленках появилась. Рухнула она на диван, замерла. Хотела Наташа объяснить, как телевизор устроен, но Баба Яга так на нее грозно глянула, что девочка со страху чуть язык не проглотила и даже отошла подальше на всякий случай.

Наконец песня закончилась. Убежали девицы, только подолами желтыми на прощание махнули. Вздохнула Яга глубоко, головой потрясла, глаза грязными кулачками потерла, челюстью пощелкала:

— Да. Всякие чудесные вещи у меня в сундуке хранятся, а такой отродясь не бывало. Да и от знакомых волшебников я ничего про чудесный ящичек не слышала. На блюдечко с яблочком наливным похоже, только там экран маленький и со звуком постоянно проблемы.

— Эй, Яга, ты чего восхищаешься? — толкает ее в бок домовенок. — Мы так не договаривались!

— Ой, что это на меня нашло? Никак, чары подействовали. Не зря ты меня, старую, Кузенька предупреждал. Ничего, сейчас мы крайние лечебные меры применять будем.

Изменилась тут Яга, глаза засверкали, белый медицинский халат в лохмотья старые превратился, а белый кокошник с красным крестом в неопределенного цвета косынку с линялыми горошинами. Взмахнула она руками и завещала страшным голосом:

— Шурум-бурум, шуры-муры, тути-фрути, каляки-шмаки, нихт-ферштеен.

— Чего это она делает? — шепотом спрашивает Наташа. — Может, ей плохо? Может, нам настоящего врача вызвать?

— Что ты, это она прошто так колдует. Чтобы телевизор из штроя вывести, — отвечает шишига.

— А может, не надо телевизор из строя выводить? Мама недовольна будет.

— А если его из штроя не выводить, Кузька недоволен будет. У него от телевизора одни штрадания. Как только ты его включаешь, домовенок губу отпрюнивает и на карниз карабкается. А он всегда так делает, когда штрадает.

Старается Баба Яга, а ящичку хоть бы что. Не дымится, не искрится, не шипит, не плюется. Хуже того, на экране новые персонажи появились. Добры молодцы. Бородатые, хоть и молодые, а один лицом и руками черен. Страшные! Но Ягу бородами и черными лицами не испугаешь. Она сама не красавица. Ей с некрасивыми врагами справляться даже приятнее — не так жалко.

Только эти враги еще и хитрыми оказались. Встали в смиренную позу и песню затянули. Тоже про любовь. Про несчастную. А голоса у них — не то, что лица. Нежные-нежные, жалостные-жалостные. А в песне про недобрую красну девицу поется. Как она невиданное количество добрых молодцев загубила.

Во второй раз тут у Бабы Яги ноги подкосились. Обе, и нормальная, и костяная. Приняла она опять негрозный вид и говорит жалким голосом:

— Устала я чего-то. Ничего, если я пока никого побеждать не буду, а передохну с дороги? Накормлюсь, напоюсь, в баньке попарюсь. У вас мухоморов и лишайников нету? Ну, ничего, как-нибудь осетриной по-царски и бланманже обойдусь. Я неприхотливая.

Понимает домовенок, что чем быстрее он своих друзей от чар избавит, тем лучше. Но и Бабу Ягу ему тоже жалко. Она же не богатырь с булавой, а старенькая бабушка с безобидной ступой. Поручил он шишиге с Наташей за ней поухаживать, а сам делами занялся. А то и так весь день пропал.

Пока Кузька по хозяйству хлопотал, Баба Яга в беду попадала. Собственно, в беду она попала еще тогда, когда песни по телевизору слушала. Как опытная волшебница, Яга сама поняла, что околдовал ее чудесный ящичек песнями чувствительными. И как только догадался, что против них она с детства устоять не могла! Сколько добрых и чахлых молодцев от ее печки убежали, стоило им запеть!

— Вот и не знаю, чегой-то мне теперь делать, пригорюнившись, жалуется она девочкам, — нахвасталась я Кузеньке, что расправиться с любой умной вещью для меня — раз плюнуть. А на этот чудесный ящичек у меня ни нога, ни рука, ни зуб не поднимается. И ведь был бы хоть хорошенький — с резными петельками, сусальным золотом покрытыми, а то черненький, кривенький, а как запоет — сразу молодой и симпатичной себя чувствуешь.

— Я знаю, так чашто бывает, — поддерживает ее Юлька, — вот я — тоже не крашавица, а вот запою — все в разные штороны разбегаются. Наверное, чтобы слез швоих не показывать.

— И ведь говорила мне маменька, что негоже на пищу молодцев только по внешнему виду подбирать, — не слушает ее Баба Яга, — а я не слушала. Молодая была, глупая. Спасибо тебе за науку, телевизор ты мой ненаглядный, отныне ни одной красивой вещи не стащу, ни на одного пригожего молодца взгляд не брошу, буду только уродцев всяких в свою избушку тащить.

— Кого-кого ты собралась в избушку тащить? — появился как из-под земли Кузька.

— Да это я так, кошмарики всякие подружкам рассказываю, — засуетилась Баба Яга, — дети ужас до чего любят про страшное слушать.