Магическое перо - Макганн Ойзин. Страница 10

Прошло несколько минут, прежде чем остолбеневший от ужаса лаборант пришел в себя и бросился Хоуву на помощь. Увы, начальник исследовательской группы уже испустил дух.

Во всем здании вспыхнул свет. Сбежалась охрана и оцепила место происшествия. Но никто не знал, что предпринять. Никто не понимал, что произошло. Просто стояли и ждали, когда прибудет начальство.

* * *

В Сестинье, одной из провинций государства Норанья, водились особые моллюски — орнакриды. Это были родственники обыкновенных морских улиток, но достигали размеров среднего пони. Их раковина была гораздо прочнее, чем даже панцирь броненосца, — толще, мощнее — и состояла из множества сочленений. Голова, похожая на лягушечью, выдавалась из-под панциря, но вместо глаз, как у улиток, торчали чувствительные усики. Несмотря на свой устрашающий вид, орнакриды были вполне безобидными существами, притом легко приручаемыми. Они питались травой и листьями, да и передвигались крайне медленно, что свидетельствовало об отсутствии у них врагов в естественной среде.

Между тем панцири орнакридов оказались идеальными доспехами для норанских воинов, отличавшихся крупным телосложением. Целые стада моллюсков стали разводить на специальных фермах — исключительно ради их уникальных раковин.

Один из таких моллюсков расстался с жизнью, чтобы его замечательный панцирь превратился в доспехи для женщины-воина и копьеносца по имени Гралкия, служившей в норанской пехоте. Доспехи были травянистого защитного цвета с серыми разводами и сверкали в лучах утреннего солнца, как полированные.

Гралкию никак нельзя было назвать ранней птичкой. Подъем спозаранку был для нее суровой необходимостью, а армейская служба — привычным делом. Любимым или нет — об этом она не рассуждала. Вставать с рассветом, выдвигаться туда, куда прикажут, — такова была вся ее жизнь. Утомительное существование — что правда, то правда. Даже рукопашная наскучила. В конце концов однажды она не вернется из сражения. Норанские воины никогда не уходят в отставку по возрасту. Просто гибнут на поле боя.

Вот такие мрачные мысли одолевали Гралкию, едва та открывала глаза. В такие минуты ее старались избегать даже товарищи по отряду. Уж слишком она была раздражительна и в приступе гнева способна на все.

Сегодня, выдвинувшись из лагеря под предводительством командира отряда Улма, они прочесывали очередной населенный пункт. Точнее, еще одну глухую деревню, жители которой были сплошь рыбаки и пахари. Честно говоря, Гралкию уже тошнило от здешних мест — эдакие аккуратные беленькие домишки, как на подбор, каменные и свежевыкрашенные, крытые дерном. Дороги мощеные. Повсюду стайки орущих ребятишек, похожих на зверенышей, занятых своими играми, как будто ничего другого в мире не происходило… Попробовали бы эти деревенские охламоны хотя бы денек послужить в пехоте!

Какая-то сельская девчушка, лет четырех, не больше, бросилась прямо под ноги женщине-воину. Малышка гналась за курицей. Пестрая птица кудахтала, мечась из стороны в сторону. Ее крылья были подрезаны, и летать она не могла. Зато оказалась прекрасной игрушкой, чтобы гоняться за ней по всей улице. На шее у курицы красовалась алая ленточка. Должно быть, отличительный знак любимой питомицы. Девочка преследовала курицу с ленточкой, заливаясь веселым смехом.

Вдруг девочка замерла от изумления. В воздухе мелькнула рука, схватив улепетывавшую курицу прямо за горло. Гралкия с минуту рассматривала добычу, а затем отправила ее в кожаный дорожный мешок. Сгодится на завтрак.

Это был явный произвол. Девочка растерянно теребила пальчиком нижнюю губу, словно решая, стоит ли потребовать курицу назад. Между тем громадное существо, закованное в сверкающие доспехи, с длинным кинжалом и мечом на поясе, пристально уставилось на малышку. Как будто, в свою очередь, размышляло: может, стоит отправить в мешок заодно и девчонку? Сгодится на завтрак?

Малышка развернулась и с жалобным воем бросилась наутек. Гралкия мрачно покосилась на товарищей по отряду, которые при виде этой позорной сцены презрительно качали головами. Есть вещи, до которых не опустится даже норанская солдатня. Гралкия лишь фыркнула в ответ. Плевать! Никто не откажется перекусить куриным крылышком или ножкой, верно?..

* * *

За сценой с конфискацией курицы наблюдал еще один странный зритель. Казалось, даже на его морде появилось брезгливое выражение. Это был бродячий пес. Обыкновенная сельская дворняга со всклокоченной гривой. Разве что челюсти мощные, как у бультерьера, и зубищи острые, как у крокодила. Да еще кривые, хищные когти, как у грифа.

Локрин обожал перевоплощаться в таких жутких уродов. Появление в деревне незнакомого ребенка сразу бы вызвало удивление, а вот на бродячего пса никто не обратит особого внимания.

Брат и сестра проснулись незадолго до рассвета. Снова затеяли спор, кому первому нести дежурство у домика рыбака. Кончилось тем, что Тайя осталась вести наблюдение, а Локрин отправился на разведку.

Локрин от души сочувствовал родителям девочки, которые не могли защитить свою дочку от произвола солдатни. Мальчик-мьюнанин знал, что его папа и мама, окажись они в подобной ситуации, не потерпели бы такого обращения. Увы, с обычными людьми, этими робкими и хрупкими созданиями, дело обстояло иначе.

Локрин также знал, что Тайя снова переложит всю вину на него. Как всегда. Она легко увлекалась его идеями, но, если начинались неприятности, все тут же валила на него. Между тем именно она начала тянуть и порвала тот злосчастный пергамент. Правда, теперь это уже не имело большого значения. Если они попадутся, достанется обоим. Какой прок выяснять, кто виноват и кто начал?

Деревенские жители выглядывали из окон, чтобы поглазеть на незваных гостей. Многие высыпали на улицу. Но никто бы не осмелился встать у пришельцев на пути. Что касается Локрина, то он, в собачьем обличье, старался не отставать от отряда солдат ни на шаг. Даже если для этого приходилось протискиваться сквозь лес ног.

Улм, командир отряда, отдал приказ начать прочесывание с крайних домов, а затем продвигаться к центру деревни. Если двери не отпирали по доброй воле, солдаты, недолго думая, сшибали их с петель.

Судя по всему, у них имелось точное описание человека, в поисках которого они все переворачивали вверх дном. Всех, кто мало-мальски подходил под это описание, тащили на сельскую площадь и, выстраивая в ряд, ставили на колени под бдительным наблюдением конвоиров.

Никто из жителей не оказывал особого сопротивления. То тут, то там раздавался плач или жалобные возгласы. Жены цеплялись за мужей, которых уводили из дома.

Никому и в голову не приходило взяться за оружие и вступить с захватчиками в бой.

Этого Локрин никак не мог понять. Его собственный народ считался кочевым и редко прямо соприкасался с солдатами.

Для сельских же жителей подобные набеги были чем-то вроде жестоких, но неизбежных и даже привычных стихийных бедствий, вроде наводнений или ураганов. В таких случаях желательно сохранять спокойствие и надеяться на лучшее. То есть на то, что, может быть, беда обойдет стороной тебя и твоих близких.

Разве можно воевать со стихийным бедствием?

Словом, жители постепенно подтягивались на площадь, чтобы посмотреть, что будет дальше. Несмотря на страх, их разбирало любопытство: для чего все-таки к ним пожаловали солдаты, эти существа из другого мира?

* * *

Суматоха застала Шешила и его радушных хозяев за завтраком. Моффет только что распахнул ставни, чтобы утреннее солнышко могло беспрепятственно проникать в дом. Едва они принялись за молоко, хлеб, сливовое варенье, как за окном послышались тревожные крики и шум.

Сунув в зубы трубку, Моффет выглянул на улицу.

— Солдаты пожаловали, — проворчал он.

Миссис Моффет заохала и, вскочив, принялась убирать с полок хрупкую глиняную посуду и прятать по сундукам. Затем отодвинула дверную задвижку. При этом саму дверь не стала открывать. Единственное, о чем она беспокоилась, — чтобы дверь не снесли с петель. А уж самой распахивать ее перед норанцами, словно приглашая войти, — такого они не дождутся! Это дело принципа.