Ясновидящая, или Эта ужасная «улица» - Сотник Юрий Вячеславович. Страница 3
— А у меня… а у меня… этот… — Матильда вспомнила первое попавшееся имя: — Леша Тараскин есть. Я только хвастаться не хотела… И ему не двенадцать лет, а все четырнадцать. И он не в какой-нибудь несчастной милиции сидел, а в настоящей колонии для несовершеннолетних. Ему ничего не стоит прихлопнуть твоего Юрку и тебя вместе с ним.
— Слышишь? В колонии! — снова шепнул Шура, а Семка опять приоткрыл рот и медленно кивнул.
— Хохошеньки! Матреночка! Ты опять за свои фантазии?! Мы вот с Юркой придем и посмотрим, что это за страшилище такое — твой Лешка.
— Приходи, приходи! Только у нас полный двор ребят, которые даже поотчаянней Тараскина.
— А эти откуда? Тоже из колонии?
— Не из колонии, а… В общем, узнаешь. Наш двор самым хулиганским считается, так что приходи!
— Приду, приду! Чао, Матреночка!
— Адьё!
Матильда вышла из будки, не заметив стоявших возле нее мальчишек. Теперь она уже не вспомнила о данной себе клятве.
В то время когда Матильда объявила Лешу Тараскина юным уголовником, побывавшим в колонии, о нем шел спор между Игорем Ивановичем и его тещей Антониной Егоровной. Квартира была приведена в полный порядок, две другие Лешины бабушки уехали к себе, а покоя в доме все еще не было. Антонина Егоровна сидела в передней и, сбросив тапочки, надевала туфли.
— Игорь! — говорила она. — Ну хоть перед отъездом перестань ты на меня яриться!
Игорь Иванович, одетый в поношенную энцефалитку, сидел в комнате на корточках и возился с рюкзаком.
— Я не ярюсь, Антонина Егоровна, а спрашиваю: почему, по вашему мнению, четырнадцатилетний малый не может самостоятельно найти дом восемнадцать, корпус два?
Тараскин и сам беспокоился, что сын запаздывает с возвращением, но Антонина Егоровна решила идти встречать Лешу на остановку автобуса, а излишняя забота бабушек о внуке всегда выводила его из себя.
— Да потому, что я тут сама плутала! Ты посмотри, куда наш корпус два запрятали! — Антонина Егоровна появилась в дверях. — Нет, Игорь! Вот все про злую тещу анекдоты рассказывают… А поглядели бы на такого зятя, как ты! Да ведь ты меня сегодня совсем заел! До поздней осени расстаемся — так нет, он все грызет да грызет, все грызет да…
Вот тут-то раздался звонок. Антонина Егоровна бросилась открывать. Игорь Иванович вскочил и тоже вышел в переднюю.
— А вот и Лешенька! — радостно пропела бабушка, целуя внука.
— Леха! Дружище! — Игорь Иванович обнял сына за плечи, прижал его голову к себе и чмокнул в лоб. — А мы тут с бабушкой чуть не поссорились из-за тебя. Я говорю: «Да зачем Алеху на остановке встречать? Что, он сам дорогу не найдет?!»
— Ты прав, Игорек! Ты прав! — великодушно согласилась Антонина Егоровна.
Бабушка и папа на радостях не заметили, что Леша как-то странно себя ведет: на поцелуи отвечает нехотя и улыбается какой-то кривой, деланной улыбкой. Все трое вошли в комнату, и только тут Антонина Егоровна спросила:
— Лешенька, а где чемоданчик? Не потерял?
Леша стал быстро краснеть. Он с тоской ждал этого вопроса.
— Леха, в самом деле, где чемодан? — спросил Тараскин-отец.
Будь на месте Леши Матильда, она бы тут же придумала сногсшибательную, но правдоподобную историю. А вот Леша так увлеченно врать не умел. Максимум, на что он был способен, — это слегка покривить душой, да и то с трудом.
— Папа, я этот чемоданчик не потерял, а… ну, можно сказать, у меня его украли.
Конечно, оба взрослых стали расспрашивать, как, при каких обстоятельствах это случилось. И Леша, с трудом выдавливая слова, поведал примерно следующее. Из деревни Голявино, где снимала комнату с верандой его двоюродная бабушка, он пришел к пригородной платформе задолго до прибытия электрички. Было жарко, а совсем близко от платформы стоял лесок, и Леша решил уйти с солнцепека в его тень.
— Понимаешь, папа, я, значит, полежал немного там под деревом, даже, кажется, вздремнул, потом услышал, что поезд приближается, пошел к платформе и вдруг вспомнил, что забыл чемодан… Вернулся, а его уже двое каких-то взяли и несут…
— Ну а ты? — спросил Тараскин.
— Я, конечно, догнал их… «Извините, говорю, это мой чемодан».
— А они?
— А они… «Докажи», — говорят.
— Хамье какое! — вставила Антонина Егоровна, а Леша продолжал:
— Я говорю: «Это легко доказать, я ведь знаю, какие вещи в чемодане…» Но тут один побежал с чемоданом в лес, а другой мне дорогу загородил…
Игорь Иванович смотрел на сына пристально и сурово.
— Ну а ты-то, ты что сделал?
— Я, конечно, хотел его оттолкнуть, а он… «Только тронь, — говорит. — Вон мой старший брат!» Я оглянулся, и он тоже бросился бежать… А поезд уже отошел… На следующем пришлось.
Антонина Егоровна рассердилась:
— Ну, я увижу эту Серафиму Ивановну, все ей выскажу! Если ты уж берешь парня погостить, так изволь его проводить хотя бы до станции!
— Да подождите вы, Антонина Егоровна! — оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: — Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?
— Ну… Ну, не такие уж дети… Один вот примерно с меня… И потом… у них старший брат…
Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:
— Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!
— Я потом так и подумал, но сначала…
Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.
— Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! — кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.
— Папа, я не струсил, а… ну, немножко растерялся.
— «Немножко растерялся»! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты «немножко растерялся» и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.
— Игорь! — вскричала Антонина Егоровна. — Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!
Тараскин перестал ходить и обратился к теще.
— Да, Антонина Егоровна! — отчеканил он. — Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.
Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.
— Ушла! Ушла! — сказала она вполголоса. — Добивай парня! Добивай!
Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:
— Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной… Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что — и в ухо! Да-да! — Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. — Да что там — спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить… Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!
— Ври больше! Ври! — негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. — Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!
— Антонина Егоровна! — рявкнул Тараскин. — Я вас прошу!..
— Ушла! Ушла! — На этот раз Антонина Егоровна действительно удалилась из передней.
Игорь Иванович поостыл.
— Ну… насчет хулиганства моего… это я увлекся, ты уж не верь… Но все-таки сам я перед хулиганами никогда не пасовал. — Тараскин взглянул на часы. — Пора, дружок! Еще такси надо поймать. Проводишь меня?
Леша помог отцу надеть на плечи лямки тяжелого рюкзака, сам взял его туго набитый портфель, и оба вышли в переднюю.
— Антонина Егоровна, я отправляюсь.
Антонина Егоровна появилась из кухни с тарелкой и полотенцем в руках.
— Ну, с богом! С богом! — сказала она, кивая головой.
— Вы извините меня… Погорячился. Но вы сами понимаете: воспитание Лешки — мое больное место.